Игорь Водолеев - Где кот идет 2

– Распознавание образов, – пробормотал Лемех. – Моделирование поведения, сложнейшие логические задачи. А вы научились их решать. Ничего удивительного, если вы умеете записать один бит информации на отдельном атоме. Кстати, не атом ли железа вы используете для этой цели?

– Я уже говорил, – одобрительно проворчал англичанин, – Что с вами легко работать. Действительно, для записи двоичного кода Би эМ использует валентные электроны атома железа, входящего в молекулу мнемозина. Он использует физический принцип, согласно которому состояние атома с противоположно направленными магнитными векторами является энергетическим минимумом и соответствует двоичному нулю.

– Понимаю, – оживился Лемех. – А когда векторы электронов параллельны, их суммарная энергия больше, что соответствует двоичной единице. Браво! Но как электроны излучают инфракрасные кванты? Полагаю метод рекомбинации по типу Оже здесь неприменим?

– Вы абсолютно правы, – подтвердил Хэвисайд. – Электрон проводимости обладает слишком большой энергией. Это все равно, что гвоздик в стенку забивать пушечным ядром. Биг Мак работает по-другому. Сначала он подает на кристалл положительный потенциал, откачивая из него все свободные электроны. При этом отбирается третий электрон железа, который уносит избыток энергии. Баг Мэк называет это квантовым грунтованием, так как в результате обнуляются ячейки памяти. Перед работой он грунтует все кристаллы. Двоичный код из одного атома в другой переносит квант инфракрасного излучения, который испускается молекулой мнемозина. Подходящую резонансную частоту имеет связь между углеродом и кислородом, имеющая метастабильный уровень.

– Понятно, – кивнул Лемех. – Валентная связь связь в молекуле становится элементарной ячейкой памяти. Молекула может выдать один бит информации, который пересылается в другую молекулу при помощи кванта излучения. Если в исходной молекуле был ноль, то квант поглощается без изменения частоты. Если молекула имеет избыток энергии, излучается квант с повышенной частотой. Попадая в принимающую ячейку, квант отдает избыток энергии атому железа. В результате в атоме железа записывается единица и так далее. Я не прав?

– Абсолютно! – подтвердил англичанин. – На практике схема выглядит немного сложнее. Для стабильной работы Би эМ нужны системы питания, контроля, шумоподавления и так далее. Причем все они должны действовать на молекулярном уровне. Но это уже технические задачи, которые решаются соответствующими средствами. Главное, что основные физические принципы вы уяснили правильно.

– Вижу, вы отказались от электронных схем, – сказал Лемех, поворачиваясь в кресле, – И заменили их оптическими. Вашего Биг Мака следовало назвать оптической вычислительной машиной – ОВМ. Но где проблемы, о которых вы собирались мне поведать? Или это не связано с техникой?

– В том все дело, – вздохнул Хэвисайд. – Я не сомневался бы в вашей способности вести диалог с компьютером, если бы он формулировал свои вопросы в текстовой форме. Проблема в том, что Би эМ сам решает, в каком виде предстать перед человеком в консольном скафандре. Для ускорения процесса он часто применяет всякие психологические приемы типа мозговой атаки. Его цель – расшатать земные стереотипы. Поэтому вашим собеседником в виртуальном мире Би эМ может быть кто угодно. В любом случае вы должны сохранять спокойствие и осознавать, что в этом мире ничего страшного с вами произойти не может. Не пугайтесь, если Баг Мэк предстанет перед вами в виде слона или говорящего тигра. Знайте, что тигр не настоящий.

– Скорее, электронно-оптический, – проворчал Лемех. – Спасибо, что предупредили. Было бы забавно встретиться с уссурийским тигром и дать деру на потеху вашему «Биг Маку». Не дождётесь! Что-нибудь еще?

– Пожалуй, все, – сказал Хэвисайд. – Остальные инструкции вы получите из первых, так сказать, электронно-оптических рук. Удачи, профессор!

Дружески улыбнувшись, он помог опустить стекло шлема. Лемех очутился в абсолютной темноте. Зажмурившись на несколько секунд, он резко открыл глаза. Ни малейшего просвета в поле зрения. Затем в ушах пискнуло, Лемех почувствовал, что теряет вес. Догадавшись, что кресло быстро опускается в лифтовую шахту, он ухватился за подлокотники. Через несколько секунд (или минут) лифт замедлил падение и остановился. Пошевелив руками и ногами, Лемех осторожно поднял стекло шлема.

Он увидел, что находится в небольшом овальном помещении с оранжевыми стенами, от которых исходил яркий свет. Время от времени на стене надувался огромный пузырь и по оранжевой поверхности проносились зеленые и голубые полосы. Под сиденьем что-то щелкнуло. Кресло выпрямилось и толкнуло Лемеха в спину. Чтобы не упасть, он невольно сделал шаг вперед и уперся в стенку ладонями. Его руки прошли через бесконечно тонкую поверхность. Не ожидавший подвоха профессор вывалился наружу и очутился на полу балкона, прилепленного снаружи к плавающей в воздухе сфере.

Лемех поднялся на ноги. Перед ним стоял одноногий столик с элегантной пишущей машинкой жемчужно-серого цвета. На крышке виднелась надпись латиницей «CONSUL». Не успел он вспомнить, где мог видеть точно такую же табличку, как на корпусе машинки зажглась лампочка и каретка самостоятельно сдвинулась влево. Рычаги под крышкой выбили пулеметную дробь. Каретка рывком вернулась в исходное положение. Резиновый валик провернулся. Из-под валика выползла бумажная лента с напечатанным текстом.

– «Вы есть профессор Лемех?», – прочитал он. «Отвечайте <���Да>, если Вы есть он».

– <���Да>, – напечатал профессор.

– «Неверный ответ», – отстучала машинка. «Отвечайте правильно».

– Действительно! – вспомнил Лемех. – Ведь это пультовая машинка от ЭВМ модели «Минск-32». Здесь «да» пишется по-другому.

Лемех нажал крайнюю левую кнопку на панели машинки. Внутри кнопки зажглась лампочка. Усевшись в кресло, он решительно напечатал два символа: единицу и ромб.

Пультовая машинка провалилась внутрь столика. Кресло вместе с Лемехом оторвалось от пола и взлетело вверх как бумажный лист, подхваченный ветром. Профессор ахнул и вцепился в подлокотники. Через некоторое время, вспомнив предупреждение Хэвисайда, он успокоился и огляделся. Его глазам предстало феерическое зрелище, от масштабов которого захватило дыхание.

Оранжевый шар, оттолкнувший Лемеха, был одним из миллионов гигантских пузырей, повисших в окружающем пространстве. Эти геометрически правильные тела вращения соединялись в циклопические гирлянды, расходившиеся в разные стороны на десятки километров. Красные и желтые эллипсоиды длиной с океанский лайнер, облепленные снаружи оранжевыми шарами, прикреплялись при помощи прозрачных длинных труб к разноцветным параболоидам, внутри которых мог бы легко разместиться олимпийский стадион. Эти трубы, способные пропустить через себя железнодорожный состав, изгибались и раскачивали параболоиды, как простые кувшинки. Время от времени одна из труб растягивалась так сильно, что ее стенки разрывались сразу в нескольких местах. Разрывы сразу затягивались свежими заплатами, а оторвавшиеся куски собирались в шары, которые затем разлетались в разные стороны. Один из таких шаров размером с грузовик проплыл мимо Лемеха. Он заметил, что его поверхность покрыта черными вьющимися стеблями толщиной с карандаш. Эти пружинистые образования вывинчивались из шара, отрывались от упругой поверхности и отправлялись в самостоятельный полет. Некоторое время черные спиральки летели вслед за шаром, образуя дымчатый шлейф, а затем разлетались в разные стороны. Из любопытства Лемех сделал попытку схватить одну из пружинок, но та резко вильнула в сторону и скрылась за шаром.