Фриц Лейбер - Ведьма

В Войне Перемен мы сражались со Скорпионами против Скарабеев. Они, как и мы, были Демонами и Двойниками. Линии наших жизней давно оборвались. Двойники мы потому, что, обитая в своем измерении, способны проникать в ваше, а Демоны — потому, что ведем себя как живые. Призракам это не под силу. Комедианты и Солдаты, на чьей бы стороне они ни воевали, — Демоны-Двойники. Зомби мы зовем мертвецов, чьи линии жизни связаны с так называемым прошлым.

— А что вы делали в Петербурге? — справилась я. — Или это тайна?

— Да какое там! Мы отправились в 1883 год, чтобы вызволить из плена Скарабеев маленького Эйнштейна, которого они похитили у нас. Да, Liebchen, они украли его несколько снов назад, поставив под угрозу победу Запада над Россией.

— Которая развяжет руки твоему ненаглядному Гитлеру на целых пятьдесят лет. Ты помнишь, что ваши бравые парни залюбили меня до смерти при взятии Чикаго?

— Зато, если Скорпионы одолеют Скарабеев, коммунизму уж точно крышка. В общем, у нас ничего не вышло. Скарабеи понаставили всюду охранников, чего мы никак не ожидали. Еле вырвались. Неудивительно, что Брюс потерял голову. Впрочем, это его не извиняет.

— Его зовут Брюсом? — я взглянула на блондина, стоявшего в одиночестве посреди комнаты.

— Да. Он был лейтенантом английской армии в первую мировую.

— У него в самом деле женский характер?

— A, Weibischer 14 14 Неженка (нем.). , — ухмыльнулся Эрих. — Надо же мне было как-то оскорбить его. Он неплохой парень и, если его помуштровать слегка, будет отличным Солдатом.

— Вы, мужчины, горазды на оскорбления, — я понизила голос до шепота. — Но зачем ты обозвал его Скарабеем, мой милый Эрих?

Комендант скривил губы.

— А вдруг? Санкт-Петербург доказал, что лазутчики Скарабеев становятся все хитрее. Вот ты, Liebchen, — его глаза превратились в голубые льдинки, — верна ли ты Скорпионам?

— Эрих!

— Не сердись, я и впрямь перегнул палку — и с Брюсом тоже. Все мы ходим в эти дни как чумовые, а край пропасти совсем рядом.

Мод и Бо вели римлянина к кушетке. Тот не сопротивлялся. Мод сгибалась под его тяжестью. Сид по-прежнему наблюдал, а Брюс по-прежнему стоял столбом. Им бы должна была заняться наша Новенькая, но ее нигде не было видно. Я решила, что у нее был нервный припадок и что сейчас она отлеживается в Гостиной.

— Римлянин-то, похоже, плох, — сказала я.

— Марк крепкий орешек, — отозвался Эрих. — Исполнен доблести, как говаривали его современники. Наша девушка со звезд вернет его к жизни, если…

— …если это жизнь, — закончила я.

Он был прав. Мод с ее познаниями в психомедицине двадцать третьего века успешно подменяла Дока, когда тот «отключался».

— Мод и Марк. Интересный эксперимент, — продолжал Эрих. — Напоминает мне об опытах Геринга с замороженными мужчинами и голенькими цыганочками.

— Нацистская ты свинья! По-моему, она применит электрофорез и подсознательное внушение.

— Между прочим, Liebchen, она собирается задернуть шторки.

— Ты грязная нацистская свинья!

— Так точно. — Эрих прищелкнул каблуками и выпятил подбородок. — Эрих Фридрих фон Хогенвельд, обер-лейтенант армии Третьего Рейха, к вашим услугам! Погиб под Нарвой, где и был завербован Скорпионами. Благодаря Великой Перемене линия жизни после первой смерти удлинилась. В настоящий момент — военный комендант Торонто, где откармливаю на фермах детишек, которых потом, если верить листовкам подпольщиков, поедаю на завтрак.

— Не заводись, Эрих. — Я тронула его за рукав. Он был одним из тех несчастных, чье Воскресение случилось раньше смерти. Великая Перемена сдвинула дату смерти Эриха, и та оказалась позади даты Воскресения. Всякий Демон скажет вам, что помнить собственное будущее — сущая пытка и что чем короче срок между Воскресением и смертью, тем лучше. Я сумела умереть и воскреснуть на кишащей людьми Норт-Кларк-стрит за какие-то десять минут.

Эрих накрыл мою руку своей ладонью.

— Военное счастье непостоянно, Liebchen. Я — Солдат, которого иногда посылают в будущее. Честно говоря, мне непонятно, откуда взялась эта навязчивая идея по поводу наших будущих воплощений. Я знаю, что стану тощим, как селедка, полковником, которому будет в высшей степени наплевать на подпольщиков. Признаться, меня выручает то, что я вижу его как бы в перспективе. По крайней мере я частенько возвращаюсь в то измерение. А вы, Комедианты, в худшем положении.

Я не сказала вслух, что на его месте остереглась бы походов в Переменчивый Мир, так как поняла вдруг, что молюсь о даровании покоя моему отцу. Пусть Ветры Перемен не поломают линию жизни Энтона Э. Форзейна, профессора психологии, родившегося в Норвегии и похороненного в Чикаго. Пусть лежит он в своем гробу на старом кладбище Вудлоун.

— Конечно, Эрих, конечно, — согласилась я. — Хотя мы, Комедианты, живем не так уж убого.

Он с подозрением уставился на меня, словно проверяя, не оторвалась ли на платье пуговица.

— Убого? — повторил он. — При чем здесь убожество? Или ты намекаешь на Брюса, какой у него жалкий вид? Далась ему эта перчатка! Чего он ее комкает? Что ты имела в виду, Грета?

— То, что сказала. Жизнь убога, но не слишком.

Потихоньку до него начало доходить.

— Убога, — пробормотал он. — У Бога… У Бога! Грета, сколько я тебя просил: прекрати такие шутки! Нельзя же потешаться надо всем и вся!

— Принимай меня такой, какая есть, — фыркнула я. — Подожди, подожди, не замахивайся! Не буду больше ничего тебе рассказывать.

Эрих рассмеялся невеселым смехом.

— Чего ты скис? — не отставала я. — Потерпи, скоро расстанемся. Или ты не бывал в переделках почище?

Угрюмо кивнув, он огляделся по сторонам.

— Обещай мне, Грета, что не будешь насмехаться надо мной. На передовой я уверял ребят, что за кулисами нас встретит моя подружка Грета Форзейн, балерина с мировым именем.

Эрих неплохо усвоил наш жаргон. Место удивительно напоминало сцену какого-нибудь театра. Зрительным залом служила Пучина, серый туман которой едва ли загораживали раздвижные ширмы Операционной (уф!), Гостиной и Кладовой. Между последними двумя располагались бар, кухня и пианино Бо. Пространство между Операционной и тем сектором, где обычно возникала дверь, занимали полки и подставки Художественной Галереи. В центре сцены стояла тахта. Ее окружали шесть низких продолговатых кушеток, шторки одной из которых были сейчас задернуты, и полдюжины невысоких столиков. Другими словами, обстановка выглядела как декорации к балетному спектаклю, а наши причудливые одеяния отнюдь не разрушали иллюзию — ну то есть ни капельки! Дягилев 15 15 Дягилев С. П. (1872–1929) — русский театральный деятель. не раздумывая пригласил бы нас к себе в труппу, не справившись даже, в ладах ли мы с ритмикой.