Фриц Лейбер - Ведьма

На лице Гаспара появилось выражение непреклонной решимости.

— Элоиза, — твердо сказал он, — мы сейчас же идем домой!

И он шагнул к своей возлюбленной.

Огромная мохнатая лапа уперлась в грудь Гаспару и швырнула его на каучуковый тротуар.

— Когда будет надо, она пойдет домой, парень, — заявил Гомер Дос-Пассос. — Со мной!

Гаспар вскочил, размахнулся — и был отброшен небрежным толчком, от которого у него потемнело в глазах.

— И ты считаешь себя писателем? — недоуменно спросил Гомер и нанес удар, от которого сознание Гаспара померкло. — Да ты настоящего писательства и не нюхал!

Отец и сын в одинаковых бирюзовых прогулочных костюмах с опаловыми пуговицами снисходительно осматривали мельницу Гаспара. Его сменщик так и не появился. Джо Вахтер спал, прислонившись к табельным часам. Остальные экскурсанты разбрелись по залу. Откуда-то появился розовый робот и скромно сел на стул в дальнем углу. Его клешни непрерывно двигались — казалось, он вяжет.

Отец: Ну, сынок, посмотри на нее! Только не запрокидывай так голову!

Сын : Какая она большая, папа.

Отец: Верно, сынок, она очень большая. Это словомельница, она сочиняет книги.

Сын: И мои тоже?

Отец: Нет, эта машина сочиняет книги только для взрослых. А маленькие книги пишет машина поменьше, детского формата…

Сын: Пошли дальше, папа.

Отец: Подожди, сынок. Ты же хотел увидеть словомельницу! Не давал покоя, и из-за тебя я потратил уйму времени, чтобы получить пропуск. Так что теперь будь любезен смотреть и слушать, что я тебе говорю.

Сын: Хорошо, папа.

Отец: Ну так вот, она устроена следующим образом… Впрочем, нет. Она устроена…

Сын: Это робот, папа?

Отец : Нет, это не такой робот, как электромонтер или, например, твой учитель. Словомельница не обладает индивидуальностью, как роботы, хотя она тоже сделана из металла и работает на электричестве. Словомельница — вроде счетно-решающей машины, только она имеет дело со словами, а не с цифрами. Она похожа на электронного шахматиста, делающего ходы не на шахматной доске, а в книге. Только она не живая, а как робот и не может двигаться. Она пишет книги.

Сын (пиная словомельницу): Глупая старая машина!

Отец: Прекрати немедленно! Дело в том, что есть много способов рассказать одну и ту же историю.

Сын (продолжая с ожесточением пинать машину): Да, папа.

Отец: И каждый такой способ определяется выбором слов. Когда выбрано первое слово, остальные должны соответствовать ему. Они должны создавать какое-то настроение, наращивая напряжение с идеальной точностью… Что все это значит, я тебе в другой раз расскажу…

Сын : Хорошо, пап.

Отец: В словомельницу вводится общий замысел произведения, он поступает в ее электронный мозг — очень большой и сложный, даже больше, чем у твоего папочки! И машина выдает первое слово наугад. На техническом языке это означает «снять козыря». А бывает, что первое слово в нее закладывает программист. Но уже второе слово словомельница выбирает сама, и оно должно по настроению точно соответствовать первому — как затем и все последующие. Если заложить в нее один план книги и ввести сто разных слов, по очереди, конечно, словомельница напишет сто разных книг. В действительности это гораздо сложнее, и маленький мальчик вроде тебя не поймет этого.

Сын: Выходит, словомельница рассказывает одно и то же, только разными словами.

Отец: В общем, пожалуй, да.

Сын: По-моему, это глупо.

Отец: Совсем не глупо, сынок. Все взрослые люди читают эти книги. И твой папочка тоже их читает.

Сын: Да, пап. А это кто?

Отец: Где?

Сын: А вон там, идет сюда. Тетя в голубых штанах. А у нее блузка расстегнута…

Отец: Кх-м… Отвернись немедленно! Это… это писательница.

Сын (продолжая смотреть): А что такое писательница? Та нехорошая тетя, которая заговорила с тобой, а ты отвернулся, тоже писательница? Помнишь, ты мне рассказывал?

Отец : Нет, что ты, сынок! Писатели и писательницы — просто люди, которые ухаживают за словомельницей, стирают с нее пыль, смазывают ее. Правда, издатели уверяют, будто писатель помогает словомельнице писать книги, но это все выдумки, сынок, чтобы людям было интереснее. Писателям разрешают одеваться неряшливо и вести себя невоспитанно, наподобие цыган. Это оговорено в их контрактах и восходит к тому времени, когда словомельницы только изобрели…

Сын: Папа, смотри! Она что-то положила в эту словомельницу, какой-то черный шар.

Отец (не глядя): Наверно, она смазывает ее или меняет транзистор, как это требуют ее обязанности. Ты, наверно, не поверишь тому, что я тебе сейчас расскажу. Но твой папа всегда говорит правду. Когда словомельниц еще не было…

Сын: Из машины идет дым, папа!

Отец (по-прежнему отвернувшись): Не перебивай своего папочку! Наверно, она пролила масло. До того как были изобретены словомельницы, писатели — подумай только! — сами писали книги! Им приходилось искать…

Сын: Писательница куда-то побежала, пап.

Отец: Не перебивай! Им приходилось искать каждое слово в своей памяти. Это, конечно…

Сын: Папа, дым идет все сильнее, и искры посыпались…

Отец: Не перебивай, говорю! Это был, конечно, невероятно тяжелый труд. Вроде строительства пирамид.

Сын: Да, пап. А дым…

Бумм! С невероятным грохотом словомельница Гаспара разлетелась на мелкие кусочки, а вместе с ней и обладатели бирюзовых костюмов с опаловыми пуговицами.

Они покинули этот мир мгновенно и безболезненно — случайные жертвы профессионального конфликта. За первым взрывом последовали десятки других, но от них, к счастью, никто серьезно не пострадал.

По всей Читательской улице, которую называли также улицей Грез, писатели громили словомельницы. От обугленной книжной елочки, где свалился Гаспар, и до самых стартовых площадок на другом конце улицы, где стояли книжные космолеты, бушевали члены писательского союза, ломая и круша все вокруг. Буйная пестрая толпа писателей в беретах и купальных халатах, в тогах и брыжах, в кимоно и плащах, в спортивных рубашках и кружевных манишках, в кафтанах и лосинах, в майках и джинсах разливалась неукротимым потоком по единственному в Солнечной системе полностью механизированному издательскому комплексу, оставляя за собой одни развалины. Они врывались в каждый словомольный цех, сея смерть и разрушение среди гигантских машин, чьими слугами они были столько времени и в чьих электронных внутренностях рождалась та жвачка, которая одурманивала умы обитателей трех планет, полдюжины лун и несколько тысяч спутников и космических кораблей, несущихся по своим орбитам и траекториям.