Роберт Сойер - Неандертальский параллакс

Мэри тряхнула головой, прогоняя воспоминания. А что, собственно, Сарек ожидал увидеть? Если он сам захотел гибридного ребёнка, то почему расстраивается, увидев унаследованные от матери черты? Мэри и Понтер искренне стремились взять лучшее от каждого из миров — а это означает включать, а не исключать.

— Это не дефект, — сказала, наконец, Мэри, не трудясь объяснять, какое именно «это». — Это не какой-то изъян в глексенском мозгу. Способность верить в Бога, если мы этого хотим, если так решили — это часть того, кто мы есть. — Она взяла Понтера за руку. — Я знаю, что натворила религия — организованная религия. И я даже начинаю соглашаться с тобой по поводу того вреда, что принесла моему миру вера в жизнь после смерти. Наша бесчеловечная жестокость действительно кажется связанной с верой в то, что все несправедливости будут исправлены в следующей жизни. Но, тем не менее, я хочу, чтобы моя дочь — наша дочь — по крайней мере имела возможность верить в эти вещи.

— Мэре… — сказал Понтер.

Она отстранилась от него.

— Нет. Нет, дай мне договорить. Твой народ стерилизует преступников, говоря, что это поддерживает генетическийо пул в здоровом состоянии. Но на самом деле это нечто большее, не так ли, по крайней мере, когда преступник — мужчина? Вы стерилизуете не через вазектотомию — вы полностью удаляете ту часть его анатомии, что ответственна не только за агрессию, но и за сексуальные желания.

Мэри отметила, что Понтеру эта тема явно неприятна, но, собственно, какому мужчине приятны разговоры о кастрации? Она продолжила:

— Так вот, я — жертва изнасилования: самого худшего, к чему может привести тестостерон. Но я также женщина, познавшая все радости секса с любящим мужчиной-партнёром. Возможно, при определённых обстоятельствах, удаление производящих тестостерон желез и оправдано. И так же возможно, что при определённых обстоятельствах оправдано и удаление органа Бога. Но не сразу, не с самого начала.

Мэри снова смотрела на Понтера.

— У моей Церкви есть понятие первородного греха: что все люди рождаются запятнанными, несущими на себе зло и вину поколений своих предков. Я в это не верю. Вероника Шеннон говорила о бихевиоризме — об идее того, что в человеке можно развить любое поведение, любую реакцию. Механизм — периодическое подкрепление или последовательное — может отличаться у глексенов и барастов, но базовая концепция та же самая. Новорожденный ребёнок, новая жизнь — это лишь потенциал, который можно развить тем или иным способом, и я хочу, чтобы наш ребёнок, наша дочь имела все возможные потенциалы, чтобы с помощью моей и твоей родительской любви она стала как можно лучшим человеческим существом.

Понтер кивнул.

— Я согласен на всё, что ты захочешь.

— Этого, — сказала Мэри. — Я хочу этого. Ребёнка, который может верить в Бога.

Мэри, Понтер и Мега переночевали на полу в хижине Вессан. На следующий день, завернув кодонатор в шкуры, чтобы никто его не заметил, они вызвали транспортный куб и отправились в Центр Кралдака, откуда вертолётом вернулись в Салдак… как раз к тому времени, когда Двое перестали быть Одним.

Понтер встретился с Адекором, они погрузились в автобус и отправились домой, на свою территорию. Мэри знала, что Понтеру завтра предстоит новое путешествие. Завтра он должен будет сопровождать делегацию ООН, в составе которой будет и Джок Кригер, в их поездке на остров Донакат.

У Мэри разрывалось сердце, и она уже считала дни до следующего периода, когда Двое станут Одним. Она, конечно, не будет всё это время жить здесь — она должна будет вернуться в «Синерджи Груп», однако обязательно приедет на выходные.

Мэри чувствовала совершенно невообразимую ревность к Адекору. Она знала, что это несправедливо, но во всей этой ситуации она чувствовала себя Другой Женщиной, словно они с Понтером тайком вырвались на тайное свидание, а теперь он возвращается в свою законную семью.

Мэри повернулась и медленно побрела по направлению к дому Бандры, неся в руках завёрнутый в шкуру кодонатор. Вокруг было множество других женщин, но ни одна из них не выглядела печальной. Те, что разговаривали друг с другом, смеялись; широкие лица тех, кто шёл в одиночестве, озарялись улыбками, адресованными не другим прохожим, а собственным потаённым мыслям.

Мэри чувствовала себя полной дурой. Какого чёрта она делает здесь, в этом мире, с этими людьми? Да, ей нравится проводить время с Понтером. Их секс был таким же потрясающим, как и раньше, общение — интересным и увлекательным, а поездка к Вессан была замечательной в очень многих отношениях. Но ведь в следующий раз они с Понтером будут вместе лишь через двадцать пять дней!

Стая странствующих голубей на некоторое время закрыла солнце. Мэри знала, что это перелётные птицы, курсирующие между двумя домами — одним на севере, другим на юге. Мэри горестно вздохнула и продолжила путь. Она знала, почему все неандерталки, мимо которых она проходила, улыбаются. Они не возвращаются, как она, к одинокому существованию. Они возвращаются к своим возлюбленным женского пола, к своим детям, у кого они есть — к своей семье.

Мэри подняла воротник мамонтовой шубы: начал задувать холодный ветер. Она ненавидело зиму в Торонто и подозревала, что здешнюю она будет ненавидеть ещё больше. Торонто такой большой, в нём столько промышленности, столько людей и машин, что он влияет на своё окружение. К северу от города — как и к югу, в западной части штата Нью-Йорк — всё сплошь заваливает снегом. Но в самом Торонто снег идёт лишь несколько раз за зиму, и почти никогда — перед Рождеством. Конечно, это место не соответствовало Торонто — Салдак располагался в 400 км севернее, там, где в мире Мэри находится Садбери, а в Садбери снег выпадает тоннами. В Салдаке, должно быть, снега ещё больше.

Мэри вздрогнула, хотя сейчас было ещё далеко не так холодно. Она подумала было, не попросить ли компаньон рассказать, на что похожа здешняя зима, но не стала, опасаясь, что Кристина подтвердит худшие её опасения.

Наконец она подошла к раздутому приземистому дереву, представлявшему собой основную часть дома Бандры. Все его листья уже облетели. Мэри вошла в дом. На ней были штаны неандертальского типа, со встроенной обувью, но, переступив порог, она автоматически нагнулась, собираясь разуться. Она снова вздохнула, подумав о том, привыкнет ли она хоть когда-нибудь к этому месту.

Мэри прошла в свою спальню, оставила там кодонатор и вернулась в гостиную. Послышался звук текущей воды. Должно быть, Бандра уже дома, а её партнёр уехал к себе на Окраину предыдущим автобусом. Наверное, раньше звук воды заглушался шумом, который производила сама Мэри, а поскольку дверь в ванную была закрыта — Мэри знала, что исключительно из соображений санитарии, а не соблюдения приличий — то Бандра ещё не почувствовала её запах.