Дмитрий Колесов - Однажды в СССР. Повесть вторая: «Как верили в себя...»

— Понимаю… Золотое дно для умных, разворотливых и вороватых профессионалов, — врубился Николай.

После экспедиции, сам начальник порекомендовал меня на работу в Гохран. Оборудование там стоит или уникальное «ручной» работы, или отличный импорт. Лучшего я не видел, даже когда работал в Питере. На новом месте я трудился с удовольствием, над душой у меня не стояли и вскоре на участке огранки мне давали задания, как и мастерам проработавшим там не один год. Я стал делать квалифицированную работу, жил в нормальных условиях — пусть это была общага, но я поселился в квартире малосемейного типа.

Через некоторое время, меня прикрепили к цеху реставрации. Не перевели в него, а выделили рабочую комнату с оборудованием и… сейфом. В этой комнате я работал один. Все, что мне было нужно для работы, выдавал сам начальник цеха по следующей схеме: пишу заявку и он лично передает мне заявленные позиции. Поначалу было простое копирование, приносили монокристаллические вставки старинной работы и давали задание сделать копии из такого же материала — никаких страз или имитаций из искусственных кристаллов.

Есть вставка из аметиста и тебе дают такой же материал, максимально схожий, а может и из одного месторождения. Было очень интересно, ведь старые мастера обладали высочайшим мастерством и на примитивном оборудовании делали достойные вещи. А потом мне стали приносить поврежденные украшения, с частично извлеченными вставками, помятые и чуть-ли не молотком битые. К ним прилагались высококачественные фотографии и детальное описание отсутствующих вставок.

Все это надлежало хранить в моем сейфе, а дверь в мою комнату должна быть постоянно закрыта. Я стал задумываться, но так… мельком. Извлекать вставки из искореженных изделий мне запрещали, мол можешь окончательно разрушить украшение. Пусть лучше этим занимаются опытные реставраторы, а ты копируй все вставки изделий, на всякий случай. Все вставки и целые, и отсутствующие. И только здесь я задумался над тем, что я делаю. В первый раз. Во второй раз задумался, когда увидел мою работу на выставке старинных украшений, исторических ценностей Российской империи, в Эрмитаже.

— Понятно, ты увидел, что все вставки были твоей работы, — отметил Колян.

— Вот именно — все. А у этого старинного изделия, когда его принесли мне, отсутствовало всего несколько вставок. Остальные были в приличном состоянии. Я был на выставке месте с Михой и даже он заметил, что мне стало не по себе. Имитация была выставлена, как реставрированное старинное украшение. Раритет, имеющий историческое значение. Подделка являлась суперпрофессиональной и если бы не мое знание, я бы не отличил изделие от оригинала, даже взяв его в руки. Да, что там в руки, даже рассматривая его через увеличительное стекло.

— Так, Димон, схема мне ясна. Раритеты, в том виде в котором они были, уходили за границу и там их реставрировали свои мастера для частных коллекций. А ты делал вставки на подмену раритету, но ведь кроме тебя должны быть еще мастера, такие же «одиночники», где они?

— Все, что пришли раньше меня уволились, так говорят. Остался я и еще двое молодых. Их вернули на старые места работы, а я сейчас работаю в цехе реставрации по общему плану.

— И это был третий звоночек.

— Да.

— Ясно, дело вступило в стадию…

— Продолжай, я уже не мальчик-сыкунчик… зачистки, — сглотнув, сказал Димка.

— Вот именно Димончик. Сева, — позвал Колян проходившего мимо старшего банщика, — у тебя есть, где нам с другом расположиться и… скажем благодарность написать в ЦК КПСС.

— Пошли в каптерку и хоть рОман пишите. Никто вас не потревожит.

— Спасибо Сева, а нашу водку прибери и используй, хоть для протирки шаечек. Мы не будем.

— А вот это мы с превеликим нашим удовольствием, — заметил Сева и провел нас в каптерку приличного размера.

Николай достал из чемодана, щегольскую кожаную папку для бумаг с личной монограммой и авторучку «Паркер» с золотым пером — пижон. Набросал на листочке план заявления о явке с повинной и заставил Диму написать в сжатой форме все, что тот ему рассказал о своей подозрительной работе в Гохране.

— Димон, деньги тебе давали или предлагали?

— Нет, я только зарплату получал и премии. Вот премии регулярно давали и месячные, и квартальные, и годовые. Мои рацухи начальник цеха лично оформлял, по ним тоже выплаты хорошие были. Мы с ним их пополам делили.

— Вот суки жлобские… Но это очень хорошо: денег не получал, так и пиши.

Когда я написал заявление на пяти листах, он уложил его в конверт, где написал мой общаговский адрес, как отправителя и указал ФИО М.У. Дохин. Ну, Псих. Адрес получателя был: Главпочтамт, до востребования, Эдуард Олегович Каюмов.

— Это мой полезный знакомец из Комитета. Значит план действий таков, заявление в ближайшем почтовом отделении отправляем ценным письмом. Едем к тебе на службу и ты берешь окончательный расчет, как я понял это уже не проблема. И сделаем один телефонный звонок из автомата, вот этому нашему получателю.

На хвост им сели, сразу после общаги, куда Димон заскочил сдать ключи. Свои вещи он, еще день назад, положил в две ячейки автоматической камеры хранения Курского вокзала. Колян, свой чемодан оставил у Севы в бане, предварительно достав из него небольшую стопку каких-то пластинок вороненного металла.

Его разговор с Каюмовым Димка слышал, когда стоял рядом с телефоном-автомата и контролировал ближайшую округу, как ему приказал Колян. С того конца, к телефону долго не подходили, потом соединили не с тем человеком и наконец разговор состоялся:

— Эдуард Олегович, это вас штурман с Ориноко беспокоит…. Меня пасут трое и намерения у них опасные… Может у вас там со мной разобраться решили?… Нет… Это меня радует. Мы с другом идем на ВДНХ, там легче будет затеряться или разобраться… Какой, на хрен ждать, они нас сейчас мочить собираются. Отбой.

— Колян, а может пойти в ментовку и сдаться? — Потерянно спросил Димон.

— Дима, ну думай толковкой… В этом деле такие серьезные люди подвязаны, что нас просто успеют удавить в камерах, пока мы будем кричать свое: Слово и Дело. Там такие деньжищи вертятся, что за них десяток Димонов и столько же Колянов прикончат. Здесь дело должно быть под серьезным надзором, а это уж никак не ментовка.

На ВДНХ парни крутились по людным местам, как бы пытаясь оторваться от преследования и в тоже время старались посадить себе на хвост людей из конторы. Дима почувствовал, как за ними стали следить еще двое и сказал Николаю об этом.

— Дима их уже больше, потому сворачиваем с аллеи на тропочку и бежим, что есть духу, за тот кустарничек. Там ты падаешь на землю и не отсвечиваешь, пока я тебя не позову.