Виктор Милан - Джокертаунская комбинация

– ОНИ ВСЕГО ЛИШЬ ВООБРАЖАЕМЫЕ, ТЫ ЗНАЕШЬ.

– Да? Тогда что они могут со мной сделать?

– ЭТО. – Его рука начала непреклонно выжимать из него воздух.

Он огляделся. Полицейская машина уже скрылась из виду. У Дурга были инструкции, что делать, если Марка схватят, в каком бы облике он ни был. Миссия была успешна только в том случае, если Спраут была на свободе. И КейСи.

Проклятье. Она хорошая девочка. И Марк действительно любит ее. Но я ничего не могу для нее сделать.

Его взгляд начал мутнеть. Чернота собралась по краям. Он знал, что Черепаха не хотел убивать его. Просто отключить. Но его метаболизм отличался от метаболизма натуралов, он использовал воздух более интенсивно. Старый железнобокий Черепаха мог передержать его чуть дольше, чем стоило, и на руках у него будет Джек Попрыгунчик, пареная репа. И он знал, что и Медоузу это не пойдет на пользу.

Кроме того, он был Джеком Попрыгунчиком. И ни один педик, который появляется на публике, лишь обтянув свой толстый зад броней, не возьмет над ним верх. Он начал вращать свою левую руку, медленно, чтобы Черепаха не заметил. Черепаха не позаботился о том, чтоб обездвижить его полностью, и Джек был почти уверен, что у него все получится. Медленно, медленно… Ладонь наружу.

– Это… не так… просто, – прохрипел он. Огонь выстрелил из его ладони и разлился по нижней части брони Черепахи.

– ПРЕКРАТИ, ДЖЕК, ЛАДНО? ЭТО ПЛАСТИНА С ЛИНКОРА. ОНА СОЗДАНА ТАК, ЧТОБЫ ПРОТИВОСТОЯТЬ ШЕСТНАДЦАТИДЮЙМОВЫМ ЗАРЯДАМ. ТЫ ДУМАЕШЬ, НЕБОЛЬШОЙ ОГОНЬ МОЖЕТ ПРОЖЕЧЬ ЕЕ?

Рука сжалась сильнее. Джек задохнулся от боли, чернота застила его разум, поток огня стал неровным.

– Давай… раздави меня. Но ты станешь… Великим и… могучим… Черепаховым… супом.

Пламя стало ярче. Рев походил на рев доменной печи, работающей на полной мощности. Джек чувствовал, как сдавливают его грудь, чувствовал, как трещат ребра, не выдерживающие давления.

Он закричал. И вложил всю силу своей боли и ярости в пламя.

Щупальца дыма достигли ноздрей Черепахи. Он замер. Его контрольная панель горела словно место катастрофы на мосту Триборо, а дисплей его камеры переднего вида затрещал и потух от перегрева.

– Дерьмо! – завопил Черепаха. – Дерьмо!

Сирена системы подавления огня взревела словно кошка, которой наступили на хвост – у него стояла та же, что и на «Абрамсах М-1», 1988 года разработки, – и впрыснула внутрь химический огнетушитель. Он взбесился.

Рука, крушащая Джека Попрыгунчика, Эсквайра, вдруг исчезла.

Пули ударили в корпус, как только… полицейский…упал на землю. Было слишком поздно.

Раковина быстро упала к остроконечным крышам квартала. Страх поразил Черепаху, стрекало. Это был тот редкий в его жизни страх, который заставлял его концентрироваться, страх, который превосходил рефлекторную панику, вызванную шумом системы пожаротушения: страх столкновения с планетой.

Как человек перед повешением, Черепаха был предельно сосредоточен. Раковина задрожала, накренилась, сбила дымоход, желтый кирпич покатился, грохоча, вниз, и выравнялась, воспарив чуть выше уровня крыш.

К тому времени даже память о ярком исчезновении Джека пропала из глаз очевидцев.

Какое-то мгновение Блез просто лежал там. Он чувствовал себя словно человек, тонувший в порогах, и вдруг очутившийся на берегу.

Он вращался, кружась в ревущей пустоте. Тянулся к чему-то, что едва мог вспомнить, дотягиваясь, и чувствуя, и отчаянно пытаясь притянуть себя к тому знакомому осколку, который он ощутил в месте без времени и пространства.

Дом. Он снова был в своем теле. В своем великолепном теле. «Пылающие небеса, я чуть не умер!» – подумал он.

Любой другой джампер потерялся бы моментально после того, как его выбросило из тела Марка Медоуза во время его преображения в Джека Попрыгунчика. Вращался бы в пустоте вечно или пока его сознание не растворилось в вечной черноте. Только высшая власть, доступная разуму Блеза, спасла его. Это было испытание, которое мог пройти он один, и он прошел его.

Возбуждение наполнило его как поток спермы. Я победил. Я Блез!

Затем он вспомнил, зачем пришел сюда, и ликование обернулось горечью в его рту. Медоуз, его слабоумное белоголовое отродье, Дург, КейСи – все улизнули. Он проиграл. Блез.

Он перекатился на живот и начал бить кулаком в пол.

Солнце садилось. Эта часть Нью-Джерси была похожа на Диснейленд, если вы любите индустриальный стиль. Остовы автомобилей были разбросаны по обе стороны дороги, неорганические удобрения, способствующие быстрому росту приземистых бараков и спутанных труб, дрожащих в нефтехимическом мареве на горизонте. Солнце раздулось как огромный красный гнойник и падало в бассейн серо-коричневого свернувшегося молока. Глядя на это, можно было решить, что Третья мировая – не такая уж плохая идея.

КейСи Стрэндж лежала на спине рядом с микроавтобусом, который они заранее припрятали в нескольких кварталах от «Ривз» и в который перебрались, когда бросили полицейскую машину и сварливого любителя выпить лейтенанта Норволка. Ее дыхание было быстрым и мелким, и розовая пена пузырилась на губах при каждом вздохе.

Спраут Медоуз склонилась над ней, бегущие слезы и длинные светлые волосы падали на запрокинутое лицо джампера.

– Не умирай, красивая леди. Пожалуйста.

Ее отец погладил ее волосы свободной рукой. Другой он держал на коленях голову КейСи.

Дург держался на почтительном расстоянии, неся стражу. Розово-серая «Тойота Корола» была припаркована здесь со вчерашнего дня, вся забитая одеялами и непортящейся пищей и мягкими игрушками для Спраут, чтоб устранить все возможные препоны во время их последнего рывка к свободе.

– Это сделал Блез? – переспросил он недоуменно.

– Блез, – повторила КейСи.

Он покачал головой.

– Он пытался что-то сделать со мной… прыгнуть в меня, я думаю. Почему, приятель? Ты была его… женщиной. Я был его другом. – Он закрыл рукой рот. – Это потому что мы…

Она засмеялась, вздрогнув.

– Он порвал со мной. Он… ненавидел тебя. Думал, ты был… угрозой. Я расскажу тебе его грязные секреты, малыш… и свои тоже. Он схватил своего де…

Он приложил палец к ее губам.

– Тише. Сейчас не время. – Было чертовски холодно на этой длинной, всеми забытой проселочной дороге, и его дыхание вырывалось легкими облачками пара. Он не обращал внимания. – Мы за городом. Ты должна позволить нам отвезти тебя в госпиталь. Никто тебя не узнает.

Ее пальцы впились в его руку сквозь тонкую ткань куртки с силой, которой, как он думал, у нее уже не могло быть.

– Нет! Ах…

Она цеплялась, закрыв глаза, пока не прошел приступ боли.

– Нет, – снова сказала она, уже шепотом. – Не отдавай меня Комбинату.