Юрий Шушкевич - Вексель Судьбы (книга первая)

-- М-да... А ты не перегибаешь? А если в этом новом мире убивают и насилуют беспомощных -- мы что тогда, тоже это примем?

-- Нет. Я же не сказал, что мы законы этого мира непременно должны будем признать? И у меня есть чувство, что мы их и не признаем. Будем маскироваться, будем лишь делать вид, что их признаём. Ведь мы терпели несовершенства своего времени в надежде на то, что вскоре будет построен лучший мир. Теперь же оказалось, что мир построили совершенно другой, к счастью, без нас. Свой прежний мир мы уже никогда не восстановим, поэтому всё, что нам остаётся, -- это быть честными и порядочными в отношениях между собой и с близкими нам людьми, а также -- не творить зла в отношении беспомощных.

-- Отлично, но то, что ты сейчас провозгласил, лейтенант -- это и есть закон жизни при капитализме. Между собой мы все джентльмены, а дальше -- трава не расти, наплевать!

-- Не совсем. При капитализме продаётся и покупается абсолютно всё. Нет ни дружбы, ни любви. А я же утверждаю, что по крайней мере во взаимоотношениях между нами и близкими нам людьми должен продолжать действовать нравственный закон, иначе нам не удержаться. Ты же не против этого?

-- Нисколько, -- согласился Петрович. -- Только для того, чтобы нравственный закон не зачах, нам не мешало бы отсюда поскорее выбраться. Но чтобы ехать за нашим скарбом в Рублёво, нужна карта. Как думаешь действовать?

-- Я вчера заметил карты в витрине киоска. Значит -- отправлюсь проведать своею знакомую!

Для вылазки на станцию Алексей надел уже не раз выручавшую их синюю куртку, взял с собой универсальное козловское удостоверение и немного денег. Выйдя на улицу и пройдя вдоль железнодорожной насыпи метров пятьдесят, он заметил слева небольшой, но высокий холм, с которого должен был хорошо просматриваться город. Надо сказать, что с утра понедельника погода стала улучшаться: облака поредели и поднялись вверх, периодически выглядывающее из-за них солнце начинало припекать, и в воздухе вновь распространялся будоражащий весенний дух. Весело разбежавшись, Алексей вскочил на верхушку земляного холма, откуда была видна вся окрестная территория, поделённая между многочисленными заводами и складами, а в отдалении, в туманной дымке, возвышались силуэты высотных зданий.

Как зачарованный, Алексей глядел на панораму столицы, и ещё совсем недавний холод, вынуждавший его в разговоре с Петровичем жёстко и решительно дистанцировать себя от окружающей новой реальности, быстро сменялся доброжелательным интересом. В конце концов, почему он должен иметь что-то против людей, так или иначе построивших этот нынешний мир, живущих всей полнотой его жизни, любящих, надеющихся, во что-то, возможно верящих и ждущих? Ведь мир, в котором строят такие красивейшие и замечательные дома, не может, должен быть непоправимо чудовищным! Стало быть, в нём удастся со временем отыскать и место для себя. Поэтому он не должен противиться тому, чтобы, без оглядки на прошлое, влиться в эту новую жизнь, стать её неразличимой, неотделимой частью...

-- Любуетесь? Я тоже. Красивый, очень красивый город!

Алексей резко обернулся. С ним услужливо и отчасти подобострастно разговаривал худой невысокий человек с чернявым лицом и уставшими, но доброжелательными глазами.

-- Да, любуюсь. А вы что хотели?

-- Вы уж извините, -- продолжил, склонив голову, незнакомец, -- я тут со вчерашнего дня за вами слежу. Вы, наверное, от кого-то прячетесь?

-- С чего ты это взял? -- сурово ответил Алексей, сразу же перейдя на "ты".

-- Да я же вижу! Я тоже прячусь. Нельзя мне возвращаться, убьют меня...

"Ну вот, -- подумал Алексей, -- и попался мне первый убогий и беспомощный. Придётся в соответствии с объявленным только что нравственным законом проявить к нему внимание и сочувствие!"

Разговорившись с незнакомцем, Алексей узнал, что тот -- строительный рабочий родом из Таджикистана, бежавший от хозяина из-за какой-то нехорошей истории. Зовут его Фирик, но по отцу, которого он никогда не видел, он считает себя наполовину европейцем. Алексея со спутником он принял за беглых заключённых, скрывающихся в промышленной зоне от посторонних глаз, и теперь хочет попроситься в их компанию.

На вопрос Алексея о его дальнейших планах Фирик поведал, что возвращаться в Таджикистан не намерен и хотел бы уехать к своей невесте на западную Украину, в большое село под Дрогобычем. Алексей невольно поразился размаху человеческих связей, протянувшихся между бывшим польским воеводством, включенным в состав Советского Союза лишь накануне войны, и далёкой среднеазиатской республикой. Однако на вопрос, почему он не нашёл невесту в России, Фирик, немного путаясь в построении сложных фраз, ответил, что Россия, в его понимании, -- богатая, но очень жестокая страна, а вот на Украине жизнь хоть бедная и более трудная, но люди там значительно добрее и душевней. Увлечённо и убедительно рассказывая о щедрой украинской земле, гостеприимстве и хлебосольстве, Фирик, как скоро выяснилось, ни разу там не бывал. В прошлом году, работая на каком-то рынке, он познакомился с девушкой из тех мест, также приехавшей в Москву на заработки, и с тех пор твёрдо решил перебраться на родину своей возлюбленной. А на новую стройку подался лишь потому, что намеревался заработать денег на переезд, однако теперь -- оказался без документов и без денег.

Алексей дал понять своему новому знакомому, что с деньгами, возможно, он сумеет ему помочь, и осторожно -- чтобы не выдать незнание реальностей сегодняшнего дня -- поинтересовался, каким образом документы можно бы было восстановить. К своему изумлению он услышал от Фирика, что восстановить паспорт по закону нельзя, поскольку для этого нужно идти в посольство Таджикистана, где в очереди его обнаружат соглядатаи хозяина, после чего -- обязательно похитят и убьют.

Алексей поймал себя на мысли, что в иной ситуации поразился бы категоричности ответа "убьют" и, наверное, попросил бы рассказать о причинах подобной уверенности. Однако из опыта своего короткого знакомства с реалиями новой страны он вполне понимал, что здесь сегодня возможно и не такое.

-- Что же ты намерен делать? -- спросил Алексей Фирика.

-- Пока буду прятаться. А вот если бы авторитетные люди смогли выйти на хозяина и забрать у него мой паспорт -- я очень, очень много для этих людей сделаю! Сделаю всё, что они захотят!

Поскольку помощник был нужен, Алексей дал понять, что принимает предложение Фирика и для начала предложил ему сходить вместо него на станцию за картой, поскольку рана в бедре, несмотря на улучшение, продолжала болеть и причинять неудобства.

-- А зачем покупать карту? -- оживился Фирик. -- Смотрите!

Он достал из кармана небольшой пенал, похожий на уже знакомый Алексею радиотелефон, но с более широким блестящим экраном. После нескольких быстрых манипуляций на экране появились карта города, участки и объекты которой можно было с лёгкостью приближать и отдалять. Не выказав внешне ни малейшего удивления, Алексей принял удивительное устройство в свои руки и, поработав с ним, вскоре обнаружил на его экране знакомую излучину Москвы-реки, плотину Рублёвского гидроузла и выходящую выше него к реке обнесённую забором Архангельскую рощу -- ту самую, в которой в ноябре 1941 года старший сержант госбезопасности Здравый вместе с погибшим в тот же день командиром заложили тайник.