Юрий Шушкевич - Вексель Судьбы (книга первая)

-- Меня смущает, что в твоей квартире нам слишком часто везёт. В запертый подъезд впустили, консьержка спала, дверь в квартиру была открыта! Потом явились жильцы, немного поморщились, поломались -- и вдруг сразу нам поверили.

-- Но ведь отцовский тайник! Такая находка любого убедит!

-- Понимаю. И всё-таки -- не верю я в Борину искренность до конца. Что-то он не договаривает. Убей меня -- но он точно снимет свою комиссию за наши паспорта.

-- Но если с паспортами будет всё в порядке -- какая разница? Он ведь использовал какие-то свои связи, сам шёл на определённый риск...

-- А ты не думал, Алексей, что наши с тобой коллеги -- я имею в виду тех, кого раньше звали чекистами, -- пасут и ведут нас, как миленьких, от самого Ржева? Видишь ли -- сначала мой тайник извлекли, потом твой... Ты не думал, что они ждут от нас чего-то ещё? И поэтому так красиво и умн о всё вокруг нас обставляют -- вежливый брат с сестрой-красавицей, кино про войну, коньяки да портвейны...

Алексей немедленно посерьёзнел. Мысль об инсценировке со стороны своих бывших -- тьфу, "будущих" коллег-чекистов, заинтересованных в информации, оставленной ему отцом, несколько раз посещала Алексея, однако допустить подобную возможность всерьёз он не решался. Ещё в первую же ночь он надёжно спрятал тетрадь среди своих вещей, сказав Борису, что в ней -- личная информация. Петровичу, да простит он его, Алексей также ничего не поведал. Этот момент неправды по отношению к боевому товарищу был немного тягостен, однако значимость информации, оставленной ему отцом, не позволяла столь легкомысленно раскрывать её даже самым доверенным людям.

И хотя он уже решил вполне, что в течение какого-то обозримого времени ему придётся посвятить Петровича в тайны царских сокровищ, делать это сегодня и сейчас он не был готов, намереваясь всё ещё раз хорошо обдумать. Хотя -- кто знает! -- вдруг Здравый смог разгадать его мысли? Или прочитать тетрадь? А теперь элементарно проверяет "на вшивость"? Поэтому нужно сказать что-нибудь, абсолютно что-нибудь, лишь бы оно не являлось бы ложью!

-- Если нас ведут, то делать это могут только те, кто нас воскресил, -- ответил Алексей, тщательно подбирая слова. -- А вот это дело, ты уж извини, -- не человеческое.

-- Но мы же можем даже не предполагать, какого уровня технологиями они сегодня обладают...

-- Хорошо, пусть обладают. Но тогда зачем им было расставлять на нашем пути столько ловушек? Меня же хотели арестовать за убийство какого-то бандита! А товарный эшелон -- приди он на пять минут позже, нас бы взяли, как котят! И отчего мы маялись в Очаково, как робинзоны, а не жили в "Национале"?

-- Не знаю. Ты не сердись, я же просто делюсь с тобой своими опасениями. А уметь теоретизировать об опасностях, пусть даже призрачных, -- наше профессиональное свойство.

-- Всё хорошо. А что тебе в хозяевах не нравится?

-- Я же сказал -- оба они как не от мира сего. Вот Борька -- вроде мажор, повеса и алкоголик, а умён и совесть имеет. Странное сочетание.

-- Чего ж тут странного! Ты думаешь -- я не такой?

-- Ты?

-- Да, я. Просто я всегда был при деле, а он оказался за бортом. Должно быть, при капитализме оказаться за бортом -- это обычное явление. Он говорит, что после сорока человек здесь никому не нужен.

-- С его-то связями? С "Мосфильмом"?

-- А что -- "Мосфильм"? Я разговаривал с ним об этом. Там теперь всё в частных руках, куча разных студий... Где нормальный продюсер -- это, по-нашему, режиссёр, а где криминальный типаж -- не разберёшься без стакана. Снимают в основном всякую похабщину, однако в последние годы, по его словам, начал расти интерес к советской истории. Я имею в виду -- к нашему с тобой времени. Всё, что связано с НКВД, со Сталиным, с войной -- всё сегодня пользуется повышенным спросом.

-- Да, но тогда отчего же он не работает?

-- А он как творческий человек не обязан ходить в контору каждый день. Работает вроде бы помаленьку, что-то пишет. Написал недавно киносценарий -- "Красный Бонапарт". О Тухачевском.

-- Это по нему он с тобой консультировался?

-- Да. Всё расспрашивал, был ли военный заговор в тридцать седьмом.

-- А ты?

-- Что я? Я лишь рассказал, как общался однажды с Тухачевским на даче у драматурга Сланского, который был приятелем отца. Это было где-то в году тридцать пятом: я был тогда ещё мальчишкой и всё пытался расспросить Тухачевского, какой будет война с немцами. А он отшутился, сказав, что к началу войны СССР будет иметь на вооружении боевые ракеты и Берлин сожгут за пару дней. Красивый, умный был человек, изъянов я в нём не обнаружил. Хотя -- я многого тогда мог не видеть и не понимать.

-- А ты-то сам веришь в заговор?

-- Как тебе ответить? И да, и нет. Да -- потому что годом раньше на нашу общую беду в Испании удался заговор Франко. Нет -- потому что прежде, чем рассуждать о заговоре, стоило бы разобраться в конфликте между Тухачевским и Ворошиловым. Они ведь элементарно не переносили друг друга. В этом конфликте, думаю, и вся суть.

-- Да, ты прав, дело тёмное. Поговаривали, что наши вроде бы вскрыли на Транссибе японскую диппочту из Варшавы, а в ней -- записи доверительных бесед с маршалом, сделанные японским атташе.

-- Но если так -- то почему же эти документы не опубликовали?

-- Чтобы на следующий же день началась война с Японией?

-- Да, ты прав, Петрович. Но, как бы там ни было, Борису я ничем по теме Тухачевского помочь не сумел.

-- А он сам -- в своём сценарии -- на какой позиции стоит?

-- Считает, что заговор имел место.

-- Молодец. Я тоже так считаю.

-- Ну вот видишь! А ты говоришь -- мажор!

-- Мажор он есть. Только несчасливый и оттого немного странный. И сестра у него -- тоже какая-то несчастливая. Всё, за что берётся -- всё валиться из рук и выходит ей боком.

-- Это тебе Борис рассказал? Или она сама?

-- Тут к цыганке ходить не надо, всё как на ладони. Родилась не в своё время. Эх, ей бы во время наше! Вторая бы была Изабелла Юрьева!

-- Я тут как-то подумал, Петрович, и хотел с тобой посоветоваться: может, поможем ей немного деньгами? Её втянули в какую-то нехорошую историю и потом объявили, что она должна неким негодяем большие деньги.

-- Сколько должна?

-- Не знаю. А сколько, кстати, у нас осталось? Точнее -- останется, когда рассчитаемся за паспорта?

Оказалось, что в распоряжении бывших разведчиков остаётся не так уж и много средств: рейхсмарки не в счёт, пять тысяч старых английских фунтов отправлены на экспертизу и вернутся нормальными деньгами -- если ещё вернутся -- совсем не скоро, рубли и евро, затерявшиеся в карманах одежды буржуев с Остоженки, почти все были потрачены на еду, газеты и видеофильмы. А из суммарно шестидесяти пяти тысяч долларов, находившихся в "диверсионном" тайнике и экспроприированных у начальника стройки Лютова, после расчёта за паспорта на руках останется только пять. Не густо.