Джек Вэнс - Джек Вэнс. Повести и рассказы. - Джеффри Лорд. Бронзовый топор. (Сборник)

«Пока деревья не проснулись...» — подумала она, и тут страшный удар сбил ее с ног. Она поднялась, закрывая лицо руками, но на нее обрушился град ударов. Она вновь упала...

Открыв глаза, Т’сэин увидела, что хлысты со всех сторон бросились на вбежавшего в рощу Мазириана. Колдун, у которого не осталось ни одного заклинания, пытался хватать их, но безуспешно. Взбешенные сопротивлением, деревья всем скопом бросились на беспомощного Мазириана, со сверхъестественной яростью продолжавшего безнадежную борьбу. Тем временем Т’сэин удалось выползти из смертоносной рощи. Оглянувшись, девушка увидела, как колдун упал под ударами хлыстов. Он привстал, но снова был сбит с ног и больше уже не поднимался.

Т’сэин устало закрыла глаза. Самое главное было впереди. Из бесчисленных ран на ее тело сочилась кровь, но, собравшись с силами, она встала и сделала первый шаг...

Особенно красив сад Мазириана был ночью. Раскрывались цветы-звезды, поражающие совершенством формы; всеми оттенками радуги светились удивительные кувшинки; привезенный с далекой Алмери куст наполнял весь сад нежным фруктовым ароматом.

Но Т’сэин было не до диковинных красот. Шатаясь, она миновала сад и вошла в дом. Она нашла освещенную желтым светом «вечных» ламп мастерскую, взяла ключи и спустилась по лестнице в подземелье. Она открыла замки и, навалившись всем телом, распахнула дверь. В глазах у нее потемнело. Перед ней поплыли видения: вот Мазириан, гордый своей силой, убивает Транга; вот пестрые краски подводного царства; вот снова Мазириан, растративший всю свою магию, отчаянно отбивается от деревьев-хлыстов..

Т’сэин потрясла головой. Перед ней стоял покрытый стеклом ящик, а в нем маленький дракон преследовал крошечного человечка. Девушка сбросила стекло, вынула Турджана из ящика и осторожно опустила его на пол, уничтожив тем самым чары Мазириана. Обретя нормальный рост, Турджан ошеломленно смотрел на израненную, окровавленную девушку.

— Т’сэин, это ты?..

Она попыталась улыбнуться.

— Турджан... ты... свободен...

— А Мазириан?

— Мерт... — прошептала она и тяжело опустилась на пол. Потрясенный, он глядел на лежавшее у его ног бездыханное тело.

— Т’сэин, творение рук моих, — тихо произнес он, — ты оказалась куда благороднее меня. За мою свободу ты заплатила жизнью. Мы вернемся в мой замок, и я воссоздам тебя. Я сотворю новую Т’сэин, такую же прекрасную, какой была ты...

Он поднял ее на руки и направился к лестнице...

Реликт — изможденное существо с испуганными глазами — короткими перебежками продвигался к цели. Он прятался во тьме расселин, скрывался в любой движущейся тени, временами даже проползал на четвереньках, едва не касаясь головой земли. Добравшись до последнего уступа скалы, Реликт перевел дух и посмотрел вниз.

Поверхность равнины напоминала кусок истлевшего черного бархата. Повсюду, насколько хватало глаз, виднелись невысокие холмы, над которыми раскинулось желтоватое, как стекло старой молочной бутылки, испещренное прожилками небо.

Неподалеку от фонтана жидкой горной породы, бьющего посреди равнины, резвилась семейка серых, меняющих форму фигур: шары оплывали, становились пирамидами, которые превращались в купола, в белые шпили, в столбы, а под конец — даже в гиперкубы. Казалось, в этом был какой-то смысл.

Но Реликта это не интересовало. Он хотел есть, а на равнине могли встретиться чахлые растения: на худой конец, сгодятся и такие. Они росли на земле, а подчас — прямо на воде, или даже на облаках плотного темного газа — влажные черные листочки, заросли сухих колючек, бледно-зеленые луковицы, стебли с уродливыми цветками... Эти растения постепенно изменялись, и Реликт вполне допускал, что листья и усики, которые он ел вчера, сегодня запросто могут оказаться ядовитыми.

Он осторожно ступил на землю. Зеркальная поверхность равнины (которая одновременно казалась нагромождением красных и серо-зеленых пирамид) сначала выдерживала вес, однако затем нога внезапно провалилась, и его начало засасывать. Реликт в ярости вырвавшись, Реликт отпрыгнул на пока еще твердую скалу, и присел на корточки. В животе урчало от голода. Реликт мрачно оглядел равнину.

Невдалеке играли двое Организмов — ныряли, плясали, принимали горделивые позы. Если они приблизятся, он попытается убить одного. Организмы похожи на людей, следовательно — съедобны.

Реликт ждал. Долго ли, коротко ли — кто знает? Время ровным счетом ничего не значило. Солнце исчезло давным-давно; день нельзя было отличить от ночи.

Но такое творилось не всегда. Реликт помнил времена, когда существовали понятия «логика» и «система». Человек господствовал на Земле благодаря одному только сомнительному предположению: следствие вытекает из причины, которая, в свою очередь, является следствием причины предыдущей.

Открытие этого закона давало прекрасные результаты. Казалось, нет необходимости в иных орудиях и инструментах для познания мира, и человек поздравил себя с созданием обобщенной картины мироздания. Он мог жить в степи и в ледяной пустыне, в лесу и в городе — считая, что Природа подготовила его для жизни практически в любой среде.

Человек и не подозревал о своей уязвимости. По сути, логика была единственной его стихией, а мозг — единственным орудием выживания.

Однако наступили жуткие времена. Земля попала в область пространства, где разрывались причиноследственные связи. Единственное орудие оказалось бесполезным. Из двух миллиардов человек выжила лишь малая часть, а именно — умалишенные. Они и стали Организмами, хозяевами эпохи. Их поступки вполне соответствовали капризам Земли, будто за ними, этими поступками, лежала своя, особая мудрость. Хотя, может быть, больная, лишенная прежней структуры материя просто была благосклонна к их психике.

Помимо Организмов выжили и те, в чьих мозгах особо стойкими были именно причино-следственные связи: жалкая горстка людей, ставших Реликтами. У этих существ хватало упрямства, чтобы контролировать метаболизм своих тел... и все же они были обречены. Реликты быстро вымирали, ибо здравомыслие отнюдь не помогало им приспособиться к окружающей среде. Временами их собственный разум закусывал удила и брыкался. Тогда Реликты бредили и носились по равнине, подобно Организмам. Организмы наблюдали за ними без удивления, без любопытства. Порой ошалевший Реликт пытался стать одним из них и жить по их неведомым законам. Организмы пожирали растения, Реликт брал с них пример. Организмы натирали ступни водой, и Реликт поступал так же. Правда, при этом Реликт мог пораниться, или заработать расстройство желудка (а то и помереть), тогда как Организм после такого сытного обеда располагался на отдых на черной траве. Подчас Организм пытался съесть Реликта, и тот в ужасе убегал, не зная, где укрыться. Организму смешно было смотреть, как он продирается сквозь плотный воздух, застревающий в легких, кричит, вытаращив глаза, задыхается и, в конце концов, проваливается в пруд черного железа или, того хуже, попадает в безвоздушную расселину — как муха в бутылку. Сегодня Реликтов можно было пересчитать по пальцам. Финн — тот, кто, притаившись на скале, разглядывал равнину, — жил с четырьмя сородичами. Двое были глубокими стариками и со дня на день могли умереть. Впрочем, Финн знал, что он тоже умрет, если не добудет пропитание.