Джек Вэнс - Дердейн: Аноме - Бравая вольница - Асутры.

Шем откинулся на спинку стула и сдвинул шляпу еще дальше — непонятно было, как она держалась: «Не дорос еще, и упрямец — сразу видно. Но работу всегда можно подыскать, был бы человек. В Ангвине, например, рук не хватает. Двадцать флоринов?»

«Так и быть, чтоб поскорее сбыть — по рукам!»

Шем тяжело поднялся на ноги, подал знак Этцвейну: «Пошли».

Этцвейна заперли в темной каморке почти на весь день, после чего шем отконвоировал его к фургону и отвез на станцию воздушной дороги в полутора километрах к югу от Карбада. Через полчаса появилась летевшая на юг гондола «Мизран» — с надувным парусом поперек ветра, свистя роликами каретки по пазовому рельсу. Увидев закрытый семафор, ветровой ослабил передние тросы, позволив парусу свободно повернуться — почти не подгоняемая ветром гондола потеряла ход. В трехстах метрах перед станцией остановщик зацепил ходовую каретку крюком-карабином якорного каната и налег на рукоять барабанного тормоза. Гондола остановилась, покачиваясь в воздухе. Остановщик зафиксировал ролики задней тележки каретки якорным болтом. Распорную штангу между тележками отсоединили, тягловые канаты продели в проушины-карабины на передней тележке каретки. Свободную переднюю тележку оттащили дальше на юг по пазовому рельсу — гондола опустилась на землю.

Этцвейна препроводили в гондолу и отдали под надзор ветрового. Переднюю тележку откатили назад по рельсу, тележки соединили распорной штангой — гондола снова поднялась на крейсерскую высоту. Удалив якорный болт, освободили заднюю тележку. Передняя тележка, распорная штанга и задняя тележка составляли ходовую каретку десятиметровой длины. «Мизран» двинулся вперед. Ветровой подтянул лебедками передние тросы управления, надувной парус изогнулся поперек ветра. Каретка, набирая скорость, засвистела по пазовому рельсу. Карбад остался позади. [14]

Для Этцвейна мир снов наяву разбился в дребезги, безвозвратно потерялся, поблек, как прошлогодние цветы. Он кое-что слышал об участи воздушнодорожных бурлаков, об их тяжелой однообразной работе, выполнявшейся под принуждением безвыходности. В принципе свободный человек, бурлак редко выплачивал крепостной долг. Положение Этцвейна было хуже — без ошейника у него не было статуса, он не мог никуда обратиться с просьбой о заступничестве, начальник участка мог назначить ему долг любого размера. После этого, надев ошейник, Этцвейн должен был отрабатывать долг, а неуклонное соблюдение условий крепостного контракта обеспечивалось Человеком Без Лица. Предчувствие рабства давило, как камень на груди. Оглушенный, опустошенный, Этцвейн плохо воспринимал происходящее.

В самой глубине сознания, однако, уже кричал гневный голос: он убежит! Он надул хитрецов-хилитов, а бригадира бурлаков и подавно оставит с носом. Что говорила Эатре? «Преодолевай препятствия, не смиряйся с поражениями!» Никогда он не позволит принести себя в жертву чему бы то ни было! Даже со взрывчатым ярмом на шее он доберется до Гарвия и потребует от Человека Без Лица справедливости к себе и к матери, потребует ужасного наказания варвару, сломавшему хитан. Пусть он не догадался запомнить цветовой код погонщика — бледное чернобородое лицо никогда не забудется!

Приободренный ненавистью и решимостью, Этцвейн постепенно начал интересоваться гондолой и пейзажем — распаханными пологими холмами, подернутыми рябью ячменя, цилиндрическими каменными загонами для скота, башенными зерновыми бункерами, неизбежными пивоварнями с пузатыми стеклянными резервуарами.

После полудня подул юго-западный бриз. Ветровой повернул парус круче к ветру, подтягивая лебедкой передний трос. Гондола стала опускаться. Чтобы увеличить подъемную силу, ветровой отрегулировал уздечками наклон паруса. «Мизран» пушинкой взмыл в прозрачную высь.

Волнистые ячменные поля сменились крутыми каменистыми отрогами, испещренными густыми зарослями голубого и темно-оранжевого терзовника — из него ахульфы вырезали свое нехитрое оружие. На юге, увенчанный редкими облаками, все ближе громоздился Хван — великий центральный хребет и водораздел Шанта. Вдоль отрогов Хвана тянулась продольная континентальная воздушная магистраль. Ближе к вечеру «Мизран» стал подниматься в горы, затаскивая каретку по круто бегущему вверх пазовому рельсу, и через пятнадцать километров достиг северной станции Ангвинского узла. Бурлацкая бригада прицепила передние тяги к пристяжным серьгам полуторакилометрового бесконечного привода — натянутого деревянными шкивами каната, позволявшего одновременно буксировать гондолы в противоположных направлениях. Приводным шкивом служил ворот, вращаемый бурлаками. «Мизран» со степенной медлительностью приблизился к Ангвинской развязке, где северная ветка соединялась с продольной континентальной магистралью. Тяги гондолы подсоединили к еще одному бесконечному канату, подвешенному над головокружительной пропастью, и «Мизран», наконец, спустился на землю у центральной станции Ангвина.

Ветровой привел Этцвейна к суперинтенданту Ангвинского узла. Тот поначалу брюзжал: «Вечно присылают мне сосунков и недоразвитых ублюдков! Что я буду с ним делать? Ворот крутить ему слабо. Вдобавок у него дурной глаз».

Ветровой пожал плечами, снисходительно поглядывая на Этцвейна: «Подрасти бы ему не мешало, но это не мое дело. Не хочешь — верну его Пертцелю на обратном пути».

«Ммм. Подожди, не торопись. Сколько он заломил?»

«Пертцель требует двести».

«За что? За дохляка в грязном мешке? Полюбуйся: кожа да кости! Больше сотни не дам».

«Я получил другие инструкции».

«К дьяволу инструкции! Пертцель и меня, и тебя за нос водит. Оставь дохляка здесь. Если Пертцель не возьмет сотню, заберешь пацана через неделю. А я пока повременю с ошейником».

«Дешево живешь! Парень подрастет — он шустрый, канат пристегивать может не хуже меня».

«Понятное дело. Так я его и отправлю на развязку, а остановщика покрепче поставлю на ворот».

Ветровой расхохотался: «И за сто флоринов получишь здорового бурлака? Кто кого за нос водит?»

Суперинтендант ухмыльнулся: «Пертцелю не обязательно обо всем докладывать».

«Мне-то что? Мое дело сторона. Что скажешь, то и доложу».

«Ну и ладно. Отвези его назад на развязку. Я передам приказ мигалкой». Повернувшись к Этцвейну, суперинтендант нахмурился: «Не унывай. Все, что от тебя требуется — точная, быстрая работа. Главное, не отлынивай — увидишь, на воздушной дороге не все так плохо, как рассказывают. А станешь халтурить или больным прикидываться — выпорю ерепейником, у меня взятки гладки».

Этцвейна перевезли через ущелье обратно на Ангвинскую развязку. Гондолу подтягивал к платформе крутивший ручную лебедку белобрысый жилистый парень немногим старше Этцвейна.