Роджер Зилазни - Остров мертвых

Должен признать, что он проделал это довольно искусно. Прошло более получаса, прежде чем он почти неуловимыми движениями точно нацелил ствол ружья.

Однако я осерчал, когда положение дробовика зафиксировалось в моем мозгу, а я был на расстоянии трех шагов от Хасана.

Я выбил дробовик у него из рук.

Тот врезался в какой-то небольшой камень примерно в восьми футах от нас. После удара саднило руку.

Хасан вскочил, из-под его бороды скрипнули зубы, лязгнули, как сталь о кремень. Я чуть не увидел искры.

— А ну-ка вслух! — крикнул я. — Давай, скажи что-нибудь! Что угодно! Ты, черт побери, отлично знаешь, что ты делал!

Кулаки его сжались.

— Давай! — сказал я. — Ударь меня! Хотя бы только тронь. Тогда мой ответ будет просто самозащитой, которую ты спровоцировал. Даже сам Джордж не сможет снова тебя собрать [86] цитата из знаменитого стихотворения о Шалтае-Болтае (см. Льюис Кэролл «Алиса в Зазеркалье»). .

— Я просто чистил свой дробовик. Ты повредил его.

— Ты случайно никогда не прицеливаешься. Ты собирался убить Миштиго.

— Ошибаешься.

— А ну ударь! Или трусишь!

— Я с тобой не ссорился.

— Так ты трус.

— Нет.

Прошло несколько мгновений, и он заулыбался.

— Ты что, боишься вызвать меня на дуэль? — спросил он.

Вот оно. Единственный способ.

Теперь я должен был сделать ход. Я надеялся избежать этого. Я надеялся, что смогу вывести Хасана из себя, унизить или спровоцировать, чтобы он первый ударил меня или сам бросил вызов.

Но не получилось.

Что было плохо, очень плохо.

Я был уверен, что одолею его любым оружием, какое сам назову. Но если выбор за ним, то все меняется. Каждый знает, что у некоторых есть врожденный музыкальный дар. Они могут услышать какую-нибудь мелодию и тут же сесть и сыграть ее на фортепьяно или телинстре. Они могут взять в руки какой-нибудь новый для себя инструмент и через пару часов заиграть на нем так, будто всю жизнь играли. Им легко, очень легко даются подобные вещи, потому что у них есть талант — способность с помощью каких-то действий мобилизовать особый род интуиции.

Такой дар владения оружием был у Хасана. Может, им обладают и некоторые другие люди, но они его не оттачивают — неделя за неделей, используя буквально все, начиная от бумерангов и кончая духовыми ружьями. Кодекс дуэлянтов даст Хасану право выбора оружия, а из всех известных мне убийц он был самый искусный.

Но я должен был ему помешать, и я видел, что дуэль — это единственный способ, если не считать просто убийство. Я вынужден был принять его условия.

— Да будет так, — сказал я. — Я вызываю вас на дуэль.

Улыбка его стала еще шире.

— Принято… перед этими свидетелями. Кто ваш секундант?

— Фил Грейб. А кто ваш?

— Мистер Дос Сантос.

— Прекрасно. По случаю, у меня в сумке лежит разрешение на дуэль и регистрационные карточки, и я уже оплатил налог на смерть одной персоны. Так что не будем откладывать это дело в долгий ящик. Когда и где вам угодно и на каких условиях?

— Мы проходили мимо отличной поляны, в километре отсюда, по дороге назад.

— Да, помню ее.

— Встретимся там завтра на заре.

— Принято, — сказал я. — А оружие?..

Он вынес свой рюкзак, открыл его. Рюкзак ощетинился разными колюще-режущими любопытными штуковинами, что были скручены в кожаные и металлические спирали и кольца и посверкивали абсолютно подстрекательски.

Он вынул два предмета и закрыл рюкзак.

Сердце у меня упало.

— Праща Давида, — объявил он.

Я осмотрел их.

— На какой дистанции?

— Пятьдесят метров, — сказал он.

— Хороший выбор, — сказал я ему, поскольку сам лично не брал в руки пращу лет сто. — Я бы хотел одолжить одну на вечер, чтобы потренироваться. Но если вы против, то я сделаю свою собственную.

— Можете взять обе и тренироваться хоть всю ночь.

— Благодарю. — Я выбрал одну из них и повесил на пояс. Затем я взял один из наших трех электрических фонарей. — Если я кому-нибудь понадоблюсь, я буду на поляне, что вниз по дороге, — сказал я. — Не забудьте выставить охрану на ночь. Это опасный район.

— Ты не хочешь, чтобы я пошел с тобой? — спросил Фил.

— Нет. Но спасибо. Я пойду один. Потом увидимся.

— Тогда доброй ночи.

Я отправился назад вдоль дороги и наконец вышел на поляну. Установил фонарь в одном ее конце, так, чтобы он светил на группку деревцов, и двинулся в другой ее конец.

Набрал камней, положил один из них в пращу и запустил в дерево. Промазал.

Я еще выпустил дюжину из пращи и попал только четырьмя.

Так что я продолжил это занятие. Через час я уже попадал чуть более регулярно. Тем не менее на дистанции пятьдесят метров я для Хасана не соперник.

Наступила ночь, а я по-прежнему крутил и бросал. Через какое-то время я добился того, что можно было считать моим потолком точности. Я попадал примерно шесть раз из семи.

Снова раскрутив пращу и запустив камнем точно в дерево, я осознал, что у меня есть одно преимущество. Мои броски были чудовищной силы. Когда я попадал в цель, то удар был мощнейший. Я уже сокрушил несколько небольших деревьев — такое Хасану было не по плечу, стреляй он даже вдвое больше. Если я достану его, тогда хорошо, но все силы мира бесполезны, если промахнусь.

А я был уверен, что он может достать. Сколько я выдержу его попаданий, — задавал я себе вопрос, — чтобы устоять и отвечать?

Это будет, конечно, зависеть от того, куда он попадет.

Далеко справа от меня хрустнула ветка — я бросил пращу и выдернул из-за пояса автоматический пистолет. На поляну вышел Хасан.

— Чего тебе нужно? — спросил я его.

— Я пришел посмотреть, как идет твоя тренировка, — сказал он, оглядывая сломанные деревья.

Я пожал плечами, сунул в кобуру пистолет и поднял пращу.

— Выйдет солнце — узнаешь.

Мы пересекли поляну, и я взял с земли фонарь. Хасан осмотрел маленькое дерево, вернее, то, что от него осталось — обрубок расщепленного ствола. Он ничего не сказал.

Мы пошли к лагерю. Все, кроме Дос Сантоса, уже отправились на боковую. Дон нас охранял. Он расхаживал по периметру электрооповещения с автоматическим карабином в руках. Мы помахали ему и вошли в лагерь.

Хасан всегда разбивал Гози — светонепроницаемую одноместную палатку, легкую, как пух, и очень прочную. Однако он в ней никогда не спал. Он прятал в ней свое барахло.

Я уселся на бревно перед костром, а Хасан нырнул в свою Гози. Мгновение спустя он вылез, держа в руках трубку для курения и блок чего-то плотного, на вид загустевшего, что он продолжал соскребать и мельчить. Он добавил туда немножко Burley и затем набил трубку.

Раскурив ее с помощью горящего прутика, он сел рядом со мной.

— Я не хочу убивать тебя, Караги, — сказал он.

— Разделяю это чувство. Я б тоже не хотел, чтобы меня убили.