Сергей Стульник - Аз победиши или Между землёй и небом - война

Вот и пойми женщин, блин!.. Нет, определенно - есть две логики: нормальная и женская.

Она действительно заманила его - трахаться. Или что там получится, особых надежд на него как на самца она и не возлагала, знала, что болен, знала, как никто...

Быть может, она таким образом пыталась загладить вину перед ним, хотя совершенно ее не чувствовала. Быть может, просто ставила эксперимент - над собой, над ним. Быть может, ей в полнолуние просто "моча в голову" шибанула...

Но он, еще за неделю до этого бредивший ее роскошным телом, готовый отдать за ночь с нею половину оставшейся жизни, а то и всю, умереть, НО НАУТРО, - он...

- НЕТ. - Сказал ей. - ПОЗДНО. Я УЖЕ УШЕЛ ДАЛЬШЕ.

Возможно, дело было в том, что, глядя на глупо улыбающуюся Ксану, пытающуюся соблазнить его, он увидел кого-то еще, зловещего и темного (зловещую и темную???), почувствовал за запахом немытого тела аромат мускуса и распростертый за услужливо прогнутой спиной женщины ад?..

Ей так и не удалось одержать над ним победу. Хотя даже говоря ей "НЕТ", он желал ее как никогда доселе... И он ушел, унося в душе горький осадок и тухлую вонь предательства, которое не искупишь ничем, и - на память, - коктейль ее запаха, который пьянил его похлеще вина, но из-за которого тогда, в комнате общаги, вечером, его едва не вытошнило... ушел вопреки желанию, потому что понял - если останется, то НАУТРО будет п_а_х_н_у_т_ь_ ТАК ЖЕ..."

...и по-прежнему она пользовалась "Шахерезадой", сыгравшей роль включателя телевизора памяти, и по-прежнему не любила мыться. А природный аромат ее был по-прежнему БУДОРАЖАЩИМ...

- Ты где, как? - слова ее сыграли роль выключателя, и я из студенческой юности вынырнул в купе поезда, мчащегося в ночи на северо-восток. - Как здоровье?..

И спрашивала, между прочим, совершенно искренне, не для проформы. Я такие нюансы в интонациях женских голосов сразу просекаю. "Не дождетесь!", хотел ответить, но не произнес этих ехидных слов... "Первая" и "вторая" делали вид, что мы им по фигу. Аналогично, правду говоря. Кса-ана, блин горелый, надо же...

- Как в сказке, чем дальше, тем страшнее... - ответил я машинально.

- ...а в конце хэппи-энд или смерть главного героя?.. Ну, ты не изменился, - ухмыльнулась она. И вдруг: - Пошли в ресторан.

Нет, я все равно уйду, с мрачной решимостью сказал я себе. Как бы ты меня ни удерживал, МИР. Ясно???

- Ну... так закрыто же, ночь... - попытался я сопротивляться влечению знакомого ЗАПАХА. Но неудачно. Она сказала: - Ничего, нам откроют. Я в жэдэ-системе работаю, в отделе кадров.

- Неужели? Филологи теперь и сюда идут?..

- Филологи куда только не идут, - резонно заметила она. - Только с разной скоростью. На себя посмотри. Пошли. Не бойся, не укушу.

"Первая" вдруг прыснула. Я сурово глянул на нее и... ничего не сказал. Зато когда неожиданно подала голос "вторая", я удивился. Она сказала: - Мать, возьми на нас пару пузырей, если можешь. И хавчик. Сочтемся. - На что Ксана ответила: - Сделаю. - И, властно схватив меня за руку, поволокла из купе.

Шепнув что-то подруге-проводнице, которая и пустила ее в вагон, моя приятельница, вынырнувшая из полузабытого минувшего, буксируя меня настойчиво и целеустремленно (и с какого ляда прыть?!), прошив полпоезда насквозь, подняла в вагоне-ресторане бучу, все забегали как тараканы, и в результате мы с нею остались один на один в пустом "зале", за столом, уставленным достаточно шикарно, никогда бы не подумал, что в поездных ресторанах есть такие яства.

- И ты говоришь, что работаешь в?.. - с искренним любопытством поинтересовался я.

- В отделе кадров. А мой Вася - начальником линейного отдела.

- Милиции?.. - уточнил я, хотя уже все понял.

- Умгу... - кивнула она, сжевывая кружок салями.

- Поздравляю. Молодец. Я знал, что ты устроишься как надо.

- Спасибо, - она сжевала колбасу и тут же подцепила вилкой маринованный гриб. - Давай договоримся, сначала пожрем, потом побазарим, ладно?.. - и тут же отправила в отверстие между губок, по-прежнему пухлых, но уже требующих помады, свой гриб. Жуя, пробормотала: - С утра... мням-ням... не ела..

- Ну кушай, кушай, - даже умилился я. Она сделала приглашающий жест и ты давай, мол. Я ответил: - У меня нет аппетита... разве что водички стакан, - и налил "Снигиревской". Она, прожевав, оживленно сказала: То-то я смотрю, похудел. С трудом и признала! Очень ты изменился...

- Это хорошо или плохо?

- Хер его знает, - пожала она плечами и снова занялась поглощением пищи. Я выпил полстакана минералки и закурил. Увидев, что, она протянула пачку "Marlboro", но я так же молча отвел ее руку... Ксана вновь пожала плечами - не хошь, как хошь. Насытившись, она тоже закурила, отставила тарелку, пристально посмотрела на меня сквозь сизоватое облачко, повисшее меж нами, и вдруг спросила: - Ты вспоминал меня, хоть раз? Токо чесно. - И смотрит, смотрит... будто я ей что должен остался, требовательно и настойчиво.

- Да, - честно ответил я. - И не раз.

- У тебя были женщины? - продолжила она свой странный допрос.

- Нашлись ли дуры, ты подразумеваешь? - с едва (надеюсь) ей заметной горькой ухмылочкой переспросил я. - Да, нашлись. Я даже был женат. Что тебе еще интересно?

- И почему развелся? - нет, она определенно избрала скользкий путь в общении старых "приятелей".

- По кочану. - Я встал, поморщился от болей в пояснице, воткнул недокуренную папиросу в пепельницу-самогасилку и жестко сказал: - Пошла ты знаешь куда со своими вопросами. Я пошел спать. ТЕБЕ я ничего не должен. Хотя спать совершенно не собирался, какой там спать!..

- Не злись, - примирительно сказала она и тоже встала, - я не хотела тебя... обидеть. Просто мне интересно, как ты... жил. Живешь...

- Какая забота о ближнем. Я потрясен.

- Сказала, не злись. У меня трудный день был, и в Харькове предстоит... а, ладно, - она устало махнула рукой, и в этом жесте было столько обреченной покорности, что я остался, не ушел...

Замуж она вышла круто, это да. Родила. Сын, Виталька. Ухитрилась не испортить фигуру. Поумнела, поднаторела. Уже не девочка из райцентра. Папа-председатель умер от инфаркта, допился. Мама хазяйнует дома, в Новодессе. Мужа, как ни странно, уважает и даже по-своему любит, хотя тип этот мент, судя по обмолвкам, еще тот. Даже не изменяет ему, хотя чувствует, что характер у нее - прабабкин. Я понял, о чем она. Я помнил эту историю. Все жившие за железным забором в школе, конечно, типа как изучали творчество великого соцреалиста М.Горького. Писателя такого знают, по крайней мере. Так вот, из-за прабабки Ксаниной его в свое время чуть не забили насмерть. Это исторический факт. В одном из своих странствий (вот тоже был вояджер, между прочим, еще какой!), проходя через сельцо Кандыбино, в наших краях обретавшееся, увидел он, как народ по народному же обычаю с женой-изменщицей расправляется, и вступился, сердобольный какой. Ну и получил по полной программе, чтоб не встревал в воспитательный процесс. Чуть не кончили писателя. Между прочим, не такого уж скверного, хоть и соцреалиста... Потом он долго лежал в Градской больнице, нынешней Первой Городской, по этому поводу на ней даже мемориальная доска висит, во как некоторые писатели себя круто поставили! если бы по поводу всех моих лежаний в больницах вешать доски, штук сорок в нескольких городах наберется, не меньше. А потом он написал знаменитый рассказ... Так вот, изменщица, из-за которой Леху Пешкова чуть не угрохал народ, пиитом и бытописателем коего он тщился быть, и была Ксанина прародительница. Лихая баба, судя по семейным преданиям.