Роджер Желязны - Этот бессмертный

— Эйлин!

Все листья на иве разом пожелтели и попадали в озеро. Дерево перестало качаться. В темнеющем небе раздался странный звук, вроде гудения высоковольтных проводов в морозный день.

На небе вдруг появилась двойная вереница лун. Рендер выбрал одну, потянулся и прижал ее. Остальные тут же исчезли, и мир остановился. Гудение в воздухе смолкло.

Он обошел озеро, чтобы получить передышку. Он пошел к тому месту, где хотел поставить собор. Теперь на деревьях пели птицы. Ветер мягко пролетал мимо. Рендер очень сильно чувствовал присутствие Эйлин.

— Сюда, Эйлин, сюда.

Она оказалась рядом с ним. Зеленое шелковое платье, бронзовые волосы, изумрудные глаза, на лбу изумруд. Зеленые туфли скользили по сосновым иглам.

— Что случилось? — спросила она.

— Вы были испуганы.

— Чем?

— Может, вы боитесь кафедрального собора. Может, вы ведьма? — Он улыбнулся.

— Да, но сегодня у меня выходной.

Он засмеялся, взял ее за руку, они обошли зеленый остров, и там на травянистом холме был воздвигнут кафедральный собор, поднявшийся выше деревьев. В нем дышал орган, в его стеклах отражались солнечные лучи.

— Держитесь крепче, — сказал он. — Отсюда начинают обход.

Они вошли.

— «… с колоннами от пола до потолка, так похожими на громадные древесные стволы, собор достигает жесткого контроля над своим пространством…» — сказал Рендер. — Это из путеводителя. Это северный предел…

— «Зеленые рукава», — сказала она. — Орган играет «Зеленые рукава».

— Верно. Вы не можете порицать меня за это.

— Я хочу подойти ближе к музыке.

— Прекрасно. Вот сюда.

Рендер чувствовал, что что-то не так, но не мог сказать, что именно. Все держалось так. основательно…

Что-то быстро пронеслось высоко над собором и произвело звучный гул. Рендер улыбнулся, вспомнив теперь: это была оговорка — он на миг спутал Эйлин с Джилл, да, вот что случилось.

Но почему же тогда…

Алтарь сиял белизной. Рендер никогда и нигде не видел такого. Все стены были темными и холодными. В углах и высоких нишах горели свечи. Орган гремел под невидимыми пальцами.

Рендер понимал, что что-то тут не так.

Он повернулся к Эйлин Шалотт. Зеленый конус ее шляпы возвышался в темноте, затенял клок зеленой вуали. Ее горло было в тени, но…

— Где ожерелье?

— Не знаю.

Она улыбнулась. Она держала стаканчик, отливающий розовым. В нем отражался ее изумруд.

— Выпьете? — спросила она.

— Стойте спокойно, — приказал он.

Он пожелал, чтобы стены обрушились. Они поплыли в тени.

— Стойте спокойно, — повторил он повелительно. — Не делайте ничего. Постарайтесь даже не думать. Падайте, стены! — закричал он, и стены взлетели в воздух, и крыша поплыла по вершине мира, и они стояли среди развалин, освещенных единственной свечой. Ночь была черна, как уголь.

— Зачем вы сделали это? — спросила она, протягивая ему стаканчик.

— Не думайте. Не думайте ни о чем. Расслабьтесь. Вы очень устали. Как эта свеча мерцает и гаснет, так и ваше сознание. Вы с трудом держитесь в бодрствующем состоянии. Вы едва стоите на ногах. Ваши глаза закрываются. Да здесь и смотреть не на что.

Он пожелал, чтобы свеча погасла. Но она продолжала гореть.

— Я не устала. Пожалуйста, выпейте.

Он слышал сквозь ночь органную музыку. В другое время он не узнал бы ее сразу.

— Мне нужно ваше сотрудничество.

— Пожалуйста. Все что угодно.

— Смотрите, луна! — показал он.

Она взглянула вверх, и из-за чернильной тучи вышла луна.

— И еще, и еще…

В темноте прошли луны, как нитка жемчуга.

— Последняя будет красной, — сказал он.

Так и было.

Он вытянул указательный палец, откинул руку в сторону, вдоль поля зрения Эйлин, и хотел коснуться красной луны.

Рука его болела: ее жгло. Он не мог шевельнуть ею.

— Очнитесь! — завопил он.

Красная луна исчезла, и белая тоже.

— Пожалуйста, выпейте.

Он вышиб стаканчик из ее руки и отвернулся. Когда он вновь повернулся к ней, она по-прежнему держала стаканчик.

— Выпьете?

Он повернулся и полетел прочь.

Это напоминало бег сквозь высокий — выше пояса — снежный сугроб. Это было неправильно. Он усугублял ошибку этим бегом. — он уменьшал свою силу, а силу Эйлин увеличивал. И это вытянуло из него энергию, высушило его.

Он стоял во мраке.

— Мир движется вокруг меня, — сказал он. — Я — его центр.

— Пожалуйста, выпейте, — повторила она, и он очутился на прогалине, рядом с их столиком у озера. Озеро было черное, а луна серебряная, и висела она высоко: он не мог до нее дотянуться. На столе мигала единственная свеча, и ее свет делал волосы и платье Эйлин серебряными. На лбу ее была луна. На белой скатерти стояла бутылка Конти — рядом с широкогорлым винным бокалом. Он был полон, и розовые пузырьки пенились по краю.

Рендера мучила жажда, а Эйлин была прекраснее всех, кого он когда-либо видел, и ожерелье ее сверкало, и с озера дул холодный ветер, и было здесь что-то, что он должен был вспомнить…

Он шагнул к ней, и его доспехи слегка зазвенели. Он потянулся к стаканчику, но его рука болезненно застыла и упала вдоль тела.

— Вы ранены!

Он медленно повернул голову. Из открытой раны на предплечье лилась кровь, стекала по руке и капала с пальцев. Броня была проломлена. Он заставил себя отвернуться.

— Выпей, любимый, это излечит тебя. Я подержу стаканчик.

Он смотрел на нее, когда она подносила стаканчик к его губам.

— Кто я? — спросил он.

Она не ответила, но ответило что-то из плещущей воды озера:

— Ты Рендер, Творец.

— Да, я вспоминаю, — сказал он и, медленно повернувшись, заставил себя сказать: — Эйлин Шалотт, я ненавижу вас.

Мир закачался и поплыл вокруг него, вздрагивая, как от рыданий.

— Чарльз! — взвизгнула Эйлин, и мрак упал на них.

— Очнитесь! Очнитесь! — кричал он, и его правая рука болела и горела, кровоточа в темноте.

Он стоял один на белой равнине, безмолвной и бесконечной, склоняющейся к краям мира. Она испускала собственный свет, и небо было не небом, а пустотой, ничем.

Ничто. И он был один. Его собственный голос эхом возвращался к нему с конца мира: «… ненавижу вас, — говорило эхо, — … ненавижу вас».

Он упал на колени. Он был Рендером. Он хотел закричать.

Над равниной появилась красная луна, бросающая призрачный свет на всю протяженность равнины. Слева поднялась стена гор, и такая же — справа.

Он поднял правую руку, поддерживая ее левой, вытянул указательный палец и потянулся к луне.

С черных высот пришел вой — странный плачущий крик, получеловеческий — вызов, отчаяние и сожаление. Затем Рендер увидел его, шагающего по горам, сбивающего хвостом снег с самых высоких пиков — последнего волка-оборотня Севера, Фенриса, сына Локи, бушующего в Небе.