Роджер Желязны - Этот бессмертный

Я в свое время заготовил целый список лиц с полностью вымышленными и вполне надежными — если вы вдалеке от «родной планеты» — биографиями. Все эти лица поочередно приобретали и продавали «Модель-Т» друг другу. Таким образом они будут поступать и в будущем. У них много общего — все они примерно пяти футов ростом и весом около ста шестидесяти фунтов. В любого из них я могу легко превратиться с помощью минимума грима и небольшого напряжения памяти, чтобы запомнить необходимые факты биографии. Потому что во время путешествий я не хочу регистрировать судно на имя Фрэнсиса Сандау с планеты Вольная, или, как ее еще называют, планета Сандау, так как я один из ста самых богатых людей в Галактике. В настоящий момент мой номер 87, в крайнем случае, 88 или 86.

Кому-то постоянно от меня что-то требуется. Как правило, это или деньги, или кровь. Ни то, ни другое я не склонен тратить попусту. Я человек ленивый и беспокойный. И деньги, и кровь мне нужны самому. Честолюбие у меня отсутствует — иначе я постарался бы стать самым богатым человеком в Галактике под номером 85. После первого миллиарда обычно возникает философское отношение к деньгам. Я долго мучился мыслью, что наверняка финансирую множество черных дел, даже не подозревая об этом. Потом я придумал Большое Дерево…

Большое Дерево старо как общество, потому что это оно и есть. Общая сумма всех листьев и листиков на его ветвях, ветках и сучках представляет собой общую сумму всех существующих денег. На каждом листе написаны имена. Некоторые листья опадают, появляются новые, и через два-три сезона все имена меняются и все начинается сызнова. Но дерево остается практически тем же самым, оно только успевает еще больше вырасти и свои жизненные функции исполняет тем же старым способом. Было время, когда я думал отсечь все гнилые ветки на Большом Дереве. Но оказалось, что едва я успевал отсечь одну ветку, как начинала гнить новая, а ведь мне приходилось делать перерывы для отдыха. Проклятье, в наше время даже деньги нельзя потратить по-человечески, и Дерево — не карликовое растение в горшке, оно не сгибается и не растет в указанном направлении. Ну и пусть себе растет, как ему нравится, и мое имя тоже останется, но не на желтых, увядающих, или зеленых и свежих листьях. Я доставлю себе маленькое удовольствие прыгать по его ветвям под именем, какого на листьях не отмечено. Вот и все, что касается меня и Большого Дерева. История же о том, каким образом в моем распоряжении оказалось столько зелени, может навести на еще более забавную, более сложную и менее «растительную» метафору. Но об этом позже. Вспомните, что случилось с бедным Джоном Донном — он перестал считать себя островом. Где он теперь? На дне Токийского залива, а я каким был, таким и остался, нисколько не уменьшился.

Я начал вводить в Секара инструкции по поводу того, что должна и не должна делать прислуга во время моего отсутствия. После множества перезаписи и мучительного напряжения мыслей я, наконец, упомянул все, что следовало. Просмотрев завещание, я решил ничего не менять. Я переложил некоторые бумаги в бокс деструктора и оставил приказ активизировать устройство в таком-то и таком-то случае. Я послал уведомление одному из моих представителей на Альдебаране-5, гласящее, что если человеку по имени Лоуренс Дж. Коппер случится быть проездом в тех местах и если ему что-то потребуется, то он сможет это получить. Я не забыл упомянуть и секретный аварийный код — на тот случай, если мне придется доказывать, что я — это я. Потом я обнаружил, что миновало почти четыре часа и мне хочется есть.

— Сколько осталось до заката, округляя до минуты? — спросил я Секара.

— Сорок три минуты, — ответил сквозь открытый динамик бесстрастный голос, бесспорно принадлежащий бесполому существу.

— Я буду обедать на Восточной террасе через тридцать три минуты, — сказал я, сверяясь с хронометром. — На обед желаю отведать омара с картофелем по-французски и капустным салатом, ватрушек, полбутылки нашего собственного шампанского, кофе, лимонный шербет, самого выдержанного коньяку из запасов в погребе и две сигары. Спросите у Мартина Бремена, не окажет ли он честь лично подавать мне?

— Понимаю, сэр. А салата не надо?

— Не надо.

Я отдал распоряжение и отправился обратно в свои апартаменты, сунул кое-какие вещи в сумку и начал переодеваться. Я задействовал тамошний вывод Секара и, ощущая холодок на шее и пустоту в животе, отдал приказ, давно уже подготовленный, который все откладывал и который необходимо было наконец привести в действие.

— Ровно через два часа одиннадцать минут, — произнес я, сверяясь с хронометром, — позвони Лизе и спроси, не захочет ли она выпить со мной на Западной террасе. Приготовь для нее два чека, каждый по пятьсот тысяч долларов. Подготовь также копию рекомендации по форме «А». Доставь названные предметы сюда в отдельных незапечатанных конвертах.

— Понял, сэр, — донесся ответ, и, пока я вкладывал запонки в манжеты, названные документы скользнули в корзинку приемника на туалетном столике.

Я проверил содержимое каждого конверта, запечатал их, поместил в карман пиджака — внутренний, и отправился на Восточную террасу.

Солнце снаружи уже превратилось в янтарного гиганта. Оно как раз попало в тенета тонких перистых облачков, менее чем в минуту истаявших и уплывших прочь. Купол неба над головой закрывали стада пылающих золотом, желтизной и багрянцем туч. Солнце спускалось на отдых по безжалостной голубой дороге прямо между двух пиков близнецов — Урима и Тумима — которые я поместил в том месте, чтобы указать ему путь и приютить на ночь. В последние мгновения его радужная кровь расплещется по туманным склонам пиков.

Я уселся за стол под вязом. Установленный наверху силовой проектор немедленно пришел в действие лишь только я коснулся сиденья стула, удерживая своим невидимым конусом сухие листья, насекомых, птичий помет и прочий мусор от попадания на стол. Спустя несколько мгновений показался Мартин Бремен, толкая перед собой тележку с крышкой.

— Добрый вечер, сир.

— Добрый вечер, Мартин. Как дела?

— Фросто замечательно, мистер Сандау. А как фы?

— Я уезжаю.

— О?!..

Он разложил тарелки и приборы, поднял крышку тележки и начал подавать на стол.

— Да, — заметил я. — Возможно, что надолго.

Я продегустировал шампанское и одобрительно крякнул.

— Поэтому я хочу, прежде чем уеду, сказать тебе то, что ты, наверное, и так знаешь. Да, так вот, ты готовишь самые лучшие блюда из всех, что я когда-либо пробовал…

— Благодарю вас, мистер Сандау, — его от природы красноватое лицо стало еще более пунцовым, и он погасил улыбку, скромно опустив глаза. — Очень пыл рат рапотать с вами.