Роджер Желязны - Этот бессмертный

Я поднял корабль, и началась гроза.

Я миновал ее, вышел из атмосферы и лег на нужную орбиту, чтобы установить курс.

И так вот каждый раз, когда я покидаю Вольную, а покидать ее я стараюсь незаметно, без прощания. Но у меня ничего не выходит.

Как бы то ни было, а приятно чувствовать, что тебя где-то ждут…

В соответствующий момент я покинул орбиту и начал удаляться от Вольной. Несколько часов подряд меня мутило и руки ходили ходуном. Я выкурил слишком много сигарет, и во рту пересохло. Там, на Вольной, я отвечал за целый мир, и целый мир хранил меня. Теперь я сам выходил на большую арену. На какой-то миг я и в самом деле решил вернуться домой.

Потом я вспомнил о Кати и Марлинге, о Рут и Нике — давно умершем карлике, и о брате Чаке и, ненавидя самого себя, продолжал приближаться к точке фазоперехода.

Это случилось внезапно, едва только я вошел в фазу и корабль переключился на автопилот.

Я начал хохотать, и чувство пренебрежения опасностью охватило меня совсем как в старые времена.

Ну и что, если я погибну? Для чего необычайно важного я живу? Развлекаться с наемной куртизанкой? Черта с два! Рано или поздно, все мы попадем в Токийский залив, не исключая меня самого — это я прекрасно понимаю. Пусть лучше костлявая старуха настигнет меня на пути к чему-то хоть в малой доле благородному. Это лучше, чем, подобно цветку в кадке, дожидаться, пока кто-то не вычислит способ прикончить меня в собственной постели.

И тут на меня нашло…

Я затянул старую литанию, написанную на языке более древнем, чем человечество. Впервые за многие годы я пел ее, потому что впервые за многие годы мне этого хотелось.

Казалось, свет в кабине померк, хотя я знал, что светильники горят как всегда ярко. Казалось, что указатели приборов на панели управления уплыли в даль и превратились в горящие глаза ночных хищников, следящих за мной из темноты леса. Мой голос теперь как бы уже не принадлежал мне и звучал как голос другого человека, сидящего передо мной. И в своем сознании я последовал за ним.

Потом к пению присоединились другие голоса. Мой голос вскоре исчез, но остальные продолжали звучать, слабые, высокие, замирающие, будто несомые бесплотным ветром. Они едва доносились до меня, почти никуда не звали. И вокруг были еще голоса, и, не приближаясь и не удаляясь, где-то впереди брезжило слабое зарево, как закат в пасмурный день. Я понимал, что все это мне только снится и что я могу проснуться, если захочу.

Но я не хотел. Я двинулся на запад.

Через некоторое время я оказался на гребне утеса и дальше идти не мог. Надо мной было бесцветное, как в сером сне, небо, передо мной была вода, водное пространство, и я не мог его пересечь. Вода тоже была бесцветной, но иногда вдруг вспыхивала искрами, туманные видения то появлялись, то исчезали над волнами, и вдали от места, где я стоял, вытянув одну руку, там, где скала вздыбилась на скалу рядами промозглых террас, в окружении гранитных бастионов, где окутанные туманом башни указывали острыми пальцами в небо, в сердце айсберга из полированного эбена, я узрел источник пения, и холод тронул мне шею, и волосы, наверное, встали дыбом.

Я видел тени мертвых, то плывущие, как клочья тумана, то стоящие неподвижно, наполовину скрытые скалами. И я знал, что это мертвые, потому что среди них я видел карлика Пика и телепата Майка Шендона, того, что едва не поверг во прах мою империю и которого я прикончил собственными руками, и там же был мой старый враг Данго Нож. И Коткор Боджис, человек с мозгом компьютера, и леди Карли с Алгола, которую я любил и ненавидел.

И тогда я воззвал к тому, к чему еще надеялся воззвать.

Грянул гром, и небо осветилось и стало ярким, как озеро лазурной ртути. Я увидел на мгновение, как она стоит там, за пределом вод, в сердце темного острова, я увидел Кати, всю в белом, и наши глаза встретились, и она произнесла мое имя, но ничего больше, потому что снова грянул раскат и вместе с ним тьма окутала остров и фигуру, стоящую на утесе с протянутой рукой. Кажется, это был я сам.

Когда я проснулся, то едва мог сообразить, что же все это могло означать. У меня была одна догадка, но очень приблизительная.

Некогда я создал остров мертвых. Это была нелегкая работа. Так вот, всякий раз, когда мне думается о смерти, а это бывает часто, два видения сменяют друг друга в моем воображении. Первое — Долина Теней, большая, темная долина, бравшая начало меж двух серых скальных выступов среди ранних сумерек, постепенно все темневшая и темневшая и, наконец, превратившаяся во тьму межзвездного пространства, полную и беспросветную — без звезд, комет, метеоров и прочего…

Второе — это сумасшедшая картина Беклина «Остров Мертвых». То место, что я видел во сне. Из этих двух мест Остров Мертвых наиболее зловещее. Долина теней содержит какой-то намек на умиротворение. Очевидно, это мне только кажется, потому что я так никогда и не создал Долины, проливая ручьи трудового пота над каждым нюансом и выверяя каждую ноту эмоционального звучания. Но в самом центре планеты, которая иначе могла бы быть настоящим Эдемом, я много лет тому назад возвел к небу скалы Острова Мертвых и с тех пор воспоминание горит в моем сознании, и за прошедшие годы я сам стал его частью настолько же, насколько оно стало частью меня. И эта часть меня обращалась ко мне теперь единственным возможным способом. Это было словно предупреждение, ведь Остров был еще намеком, зацепкой, которая со временем может обрести большой смысл. Проклятье, символы так же хорошо скрывают, как и указывают!

Ткань сна так сплелась, что Кати как бы видела меня, и, значит, может быть надежда на встречу…

Я включил экран. Световые спирали вращались по и против часовой стрелки над и под невидимой точкой прямо по моему курсу — это были звезды, но только видимые с моей точки зрения, с изнанки пространства. И пока я висел там, а Вселенная проплывала мимо, я чувствовал, как десятилетние слои мира, обволакивающие мою душу, затлели и начали выгорать. Человек, которым я так долго старался стать, умер, а другой человек по имени Шимбо из Башни Темного Дерева, он же Громотворец, все еще жил.

Я смотрел на звездные волчки с благодарностью, с чувством печали и гордости, как человек, проживший предназначенную ему судьбу и почувствовавший, что, возможно, ему выпадет другая…

Немного погодя водоворот неба всосал меня в свой темный центр, где таился сон, прохладный и без сновидений, спокойный и мирный. Совсем, как Долина Теней, наверное.

Прошло недели две, прежде чем Лоуренс Коппер привел «Модель-Т» к благополучному завершению полета на Альдебаран-5, который по имени своего первооткрывателя зовется также Дрисколлом. Две недели прошло внутри «Модели-Т», хотя сама фаза не заняла времени вообще. Не спрашивайте, почему. У меня нет сейчас возможности написать целую книгу. Но реши вдруг Лоуренс Коппер повернуть обратно и направиться к Вольной, он смог бы еще две недели наслаждаться гимнастикой, чтением и интроспекциями и, вполне вероятно, что прибыл бы назад в тот же день, когда покинул планету Фрэнсис Сандау, но только не утром, а после полудня. Несомненно, вся живность пришла бы в неописуемый восторг. Но он такого решения не принял, впрочем, вместо этого он помог Сандау обстряпать одно дельце, связанное с вересковым корнем.