Роджер Желязны - Этот бессмертный

— Присущий отдельным вещам?

— Да.

— Это чепуха! Вина подразумевает ответственность, какого-то рода намерение…

— Отвечать должна красота!

— Возьми еще одно пиво.

Он взял и снова выплеснул эмоции:

— Ты погляди вон на того смазливого парня возле бара. Вон того, что старается подцепить девку в зеленом платье. Кто-то скоро даст ему в морду. А если бы он был урод, ничего такого не случилось бы.

Чуть позже Ник доказал свою правоту, расквасив парню нос, потому что тот назвал его коротышкой. В том, что он говорил, могла быть доля истины. Ник был примерно в четыре фута. У него были руки и плечи силача. Он мог кого угодно побить на кулачках. Голова нормальных размеров с шапкой густых русых волос. Над бородой и курносым носом голубели глаза. Нос был свернут вправо, а недобрая усмешка, как правило, открывала с полдюжины желтоватых зубов. Ниже пояса он весь пошел узлами. Он вырос в сугубо военной семье. Отец его был генералом, и все его братья и сестры, не считая одного, были офицерами. Детство Ник провел в обстановке, насыщенной приемами военного искусства. Назовите любой вид оружия — будьте уверены, Ник умел с ним обращаться. Он умел фехтовать, стрелять, ездить верхом, закладывать подрывные снаряды, ломать доски и шеи ударом ладони, жить в дикой местности, но неизменно проваливался на любой медкомиссии в Галактике, потому что был карликом. Я нанял его в свое время как охотника: приканчивать продукты моих неудачных экспериментов. Он ненавидел все красивое и всех, кто был выше его ростом.

— То, что красивым считаю я или ты, — заявил я, — может вызвать приступ тошноты и отвращения у ригелианца, и наоборот. Следовательно, красота — понятие относительное. Ты не можешь низвести ее как абстрактный принцип…

— Дерьмо! — возразил он. — Просто они воруют, насилуют и калечат. И все потому, что красота сидит себе посиживает и заставляет рвать жизнь на части.

— Тогда как ты можешь обвинить красоту, скажем, отдельной вещи…

…А потом тот смазливый парень, который пытался подцепить девицу в зеленом, прошел мимо, направляясь в известную комнату для джентльменов, и назвал Ника коротышкой, требуя, чтобы тот убрал с дороги свой стул, и на этом наш вечер в баре кончился.

Ник клялся, что умрет в походе, на каком-нибудь экзотическом сафари, но на самом деле нашел свою вершину Килиманджаро в госпитале на земле, где его вылечили от всего, что его беспокоило, кроме ураганного воспаления легких, которое он подхватил в этом самом госпитале…

Случилось это примерно двести пятьдесят лет назад. На похоронах я нес покрывало…

Я раздавил, свою сигарету и направился к скользанке. Что бы ни прогнило в Миди, я займусь этим позднее. Сейчас пора улетать.

Мы слишком крепко связаны с покинувшими этот мир.

Все две недели пути я размышлял над тем, что обнаружил, и поддерживал себя в форме. Когда я вошел в систему Вольной, жизнь моя осложнилась еще более, потому что, как выяснилось, у Вольной находится еще один спутник. Искусственный, разумеется.

«ПРОКЛЯТЬЕ! В ЧЕМ ДЕЛ О?» — послал я запрос кодом на Вольную.

Пришел ответ: «ПОСЕТИТЕЛЬ. ЗАПРОШЕНО РАЗРЕШЕНИЕ НА ПОСАДКУ. ОТКАЗАНО. ПРОДОЛЖАЕТ ОБЛЕТ. ЗАЯВЛЯЕТ, ЧТО ОН АГЕНТ ЗЕМНОЙ РАЗВЕДКИ».

«ПУСКАЙ САДИТСЯ ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА ПОСЛЕ МОЕЙ ПОСАДКИ!» — ответил я.

Пришло подтверждение, что моя инструкция получена, и я вывел «Модель-Т» на низкую орбиту и стал сужать круги все ниже и ниже.

После веселой встречи со зверушками я укрылся в доме, принял душ, избавился от копперовскош грима и переоделся к обеду.

Итак, что-то все-таки заставило богатейшее правительство из всех существующих санкционировать путешествие какого-то малообеспеченного гражданского чиновника на одном из дешевейших межзвездных средств передвижения.

Я поклялся, по крайней мере, как следует его накормить.

Льюис и я изучали друг друга, разделенные остатками обеда и широким столом. Предъявленные им бумаги удостоверяли, что податель сего является агентом Центрального Департамента Разведки Земли. Внешностью он напоминал выбритую обезьяну. Это был маленький, высохший, сморщенный человек с неотступно назойливо-любопытным взглядом. К тому же ему явно было пора на пенсию. Когда он представлялся, то держался несколько робко и заикался, но обед, как оказалось, произвел на него расслабляющее действие, и заикание прекратилось.

— Обед был превосходным, мистер Сандау. Теперь, если позволите, я хотел бы обсудить дело, по которому прибыл сюда.

— Тогда давайте перейдем наверх. Там мы сможем подышать свежим воздухом.

Мы встали из-за стола, захватив с собой наши бокалы, и я повел его к лифту.

Пять секунд спустя лифт доставил нас в сад на крыше, и я жестом пригласил усаживаться в шезлонги под каштанами.

— Здесь вам удобно?

Он кивнул и опустился в шезлонг. Сумерки дышали прохладным бризом.

— Это врезается в память и впечатляет, — проронил он, огладывая погруженный в тени сад. — Вы умеете удовлетворять все свои прихоти.

— Та прихоть, в которой мы сейчас находимся, рассчитана на полную маскировку места при разведке с воздуха.

— О, об этом я даже не подумал!

Я предложил ему сигару, от которой он отказался. Поэтому я закурил сам и поинтересовался:

— Итак, о чем вы должны были со мной поговорить?

— Вы согласитесь отправиться вместе со мной на Землю и встретиться с моим начальником?

— Нет. На этот вопрос я ответил уже дюжину раз в дюжине писем. Земля вредно действует на мою нервную систему. Такое потрясение мне уже не под силу. Поэтому я и живу здесь. На Земле слишком тесно, там полно бюрократов. Это совершенно нездоровое место и страдает к тому же от такого количества массовых психозов, что их не перечислишь. Что бы ни хотел мне сказать ваш начальник, вы можете сказать вместо него, и я отвечу вам, и вы передадите ему ответ.

— Обычно, — произнес он, — такие вещи решаются на уровне отдела.

— Мне очень жаль, и поэтому я готов, если потребуется, оплатить кодированную курьер-грамму отсюда на Землю.

— Ответ слишком дорого обойдется Департаменту. Наш бюджет невелик, вы меня понимаете?

— Ради Бога, я оплачу и ответ! Только прекратите забивать мне почтовый ящик письмами, которые до сих пор странным образом именуются почтой наземной доставки.

— Нет! Ни в коем случае, — в его тоне зазвучали панические нотки. — Прежде подобным образом никогда не поступали. Человеко-часы, затраченные на решение вопроса об оплате вашего ответа, окажутся слишком дорогостоящими!

Я глубоко вздохнул о твоей судьбе, мать-Земля. Что за чудесные создания оккупировали тебя? Вот правительство — оно рождается, сторожит границы, потом наступает пора затвердения, специализации, рождаются слои управления и цепи команд. Да-да, об этом говорил еще Макс Вебер. Он считал бюрократию неизбежным результатом эволюции всякого учреждения, и он считал, что это хорошо. Если считаете нужным, после последнего Слова поставьте запятую, добавьте восклицание «Боже!». Потому что в истории любой бюрократии наступает время, когда система начинает пародировать саму себя. Вспомните, что сотворила застрявшая машина громадной Австро-Венгерской империи с Кафкой, а русская — с Гоголем. Бедняги, они потеряли разум. И вот теперь я видел перед собой человека, выжившего в общении с бесконечно более сложной структурой. Это указывало на то, что его умственные способности находятся на самом низком уровне, и он эмоционально уравновешен, или, наоборот, что он мазохист с железной волей. И поэтому, мать-Земля, я внутренне рыдал о тебе в тот момент грандиозного парада, называемого Время: мимо проходят клоуны, и все знают, что где-то внутри их сердца навеки разбиты.