Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник)

– Я читала о колонизаторах в учебниках, – сказала Ким. – Смотрела «документалки». Видишь ли, тебя всегда будет тянуть на эту… ангельскую планету.

Над поселком на малой высоте пролетел транспортный челнок, стены кафетерия мелко затряслись. Габриэль подхватил готовую свалиться со столика солонку.

– Тебе неприятно со мной общаться? – спросил, выдержав паузу, фавн.

Ким не ответила. Просто опять погладила его по спине.

Хлопнула дверь. В кафетерий вошел коллега Габриэля – еще один фавн, заросший, как горилла, черной шерстью.

– Привет, Михаил! – поздоровалась с колонизатором Ким.

– Ким! Габриэль! – кивнул Михаил. – Менделеев, – обратился к Габриэлю, – сегодня тягаем железяки по расписанию. После обеда попрошу быть в форме и в хорошем настроении!

Габриэль отсалютовал Михаилу кружкой с квасом. Вчера из-за Ким он пропустил тренировку. К счастью, обошлось без взысканий.

Михаил снова кивнул, подмигнул Ким и удалился.

– У нас иное пищеварение, – продолжил Габриэль, хотя Ким была бы уже рада переменить тему. – Зубов нет, кишечник укорочен. Гамбургер на Ангелине – смертоносная штука… равно как многие другие блюда. Поэтому мы питаемся бульончиками, жидкими кашками, овощными и мясными пюре. И нисколько не чувствуем себя обиженными. – Он подергал себя за складку жира на боку и усмехнулся.

Снова распахнулась дверь. Ким увидела в проеме своего куратора – доктора Эверса.

– Эй! – обратился он к студентке. – Хорошо, что хоть ты здесь! Разбрелись по поселку, понимаешь, днем с огнем не разыщешь! Передай остальным девчонкам: сегодня вечером и не позднее я собираю отчеты. И сама мотай на ус! – Доктор погрозил пальцем. – Кто обещал довести до ума вчерашний отчет? Кто просил не ставить «тройку»?

– Ладно-ладно, доктор Эверс! – поспешно ответила Ким. – Я передам девочкам! И исправлю отчет.

– Давай, троечница! Не затягивай! Время-то – как водица.

Доктор Эверс удалился, насвистывая. В сегодняшнем рапорте он сообщит колониальному командованию Федерации, что не видит причин, почему бы между колонизаторами нулевого поколения и его подопечными – группой девушек с Земли – не могли возникнуть близкие отношения. Самая «одаренная» из практиканток успела закрутить с фавном в первый же день… вернее, в первую ночь. Так или иначе, «троечница» Ким внесет вклад в науку…

– Я – биологическая конструкция… – повторил Габриэль. Гордости в его голосе поубавилось. Теперь Ким различала нотки… страха? С чего бы это? Бесстрашный колонизатор боится девушки?

Она пристроила голову на груди фавна. Лежала, ощущая его запах, его мерное сердцебиение. Снова висела медная луна, сиял Млечный Путь, и шумели волны. Глиняная окарина осталась на вершине валуна.

– Ты – человек, – прошептала она, прикрыв глаза, – просто… отыскалось очень много свободных экологических ниш. Не на Земле, на других планетах. Нашему виду пришлось разделиться на подвиды. Чтобы заполучить как можно больше территорий для развития и размножения. Ты – человек. Несмотря на все отличия…

«Как ей это объяснить? – размышлял, обнимая подругу, колонизатор нулевого поколения Габриэль. – У меня другой скелет, другая структура кожи, нечеловеческое лицо. Да внутри у меня тоже все работает по-другому! У меня – вторые веки, чтоб защищать глаза от метелей Ангелины! Все это понятно и объяснимо! И Ким, наверное, поймет, почему было целесообразно отдалить мои органы выведения от половых органов… Уретра и предстательная железа плохо работают в одном «узле». Тем более – в старости. Да, наверное, поймет… почему я совсем не такой, как те мужчины, которых она знала».

– Габриэль, не спи! – Ким легонько толкнула его в бок. – Знаешь ли, ночь пролетит, ты не заметишь.

– Я не смогу иметь детей, – сказало существо, – но это, наверное, не самая большая проблема…

В глазах фавна блестели слезы, а существо плакать не умело. Красное солнце Ангелины – огромное, холодное – было единственным свидетелем разговора на заснеженной площади за жилыми бараками.

– Как ты могла согласиться на эту операцию, Ким?.. – спросил фавн; человеческая речь в те секунды давалась ему особенно трудно.

– Когда челнок разбился… почти все девочки погибли… – стало рассказывать существо. – Я долго была в коме… потом мне сказали, что я, знаешь ли, навсегда останусь калекой… А врачи предложили перевести меня в исследовательский центр колониального командования: туда, где делают новые протезы… И мой куратор… Ты помнишь доктора Эверса? Вот он сказал: «Троечница, не сомневайся! Ты же, троечница, – ученый. Вся твоя жизнь – восхитительный эксперимент». И, знаешь ли, я согласилась!

– Я помню доктора Эверса… – пробормотал фавн.

– Поврежденные кости заменили титановыми протезами, – продолжило существо, хотя Габриэль был бы уже рад переменить тему, – остальные – укрепили углеродистыми волокнами… Мне, как и тебе, укоротили кишечник… и печень, печень искусственную поставили. И почки! Я могу есть только детское питание и ничего больше… А… А то, что у меня одной руки нет, – так это ничего страшного, Габриэль! У меня там, знаешь ли, разъем: можно какой хочешь протез поставить. У меня с собой целый набор манипуляторов. Я… Я ведь поступила правильно? Нет, я знаю, что поступила правильно!

– Да, вы с доктором Эверсом поступили правильно, – вздохнул фавн. – С прибытием, Ким! Садись вон на том камне… Добро пожаловать на планету ангелов!

Плоские губы извлекли из глиняной окарины первую ноту.

Мир несправедлив и принадлежит мужчинам.

Даже в свои тринадцать я уяснила это очень хорошо. Вот Айрон ездит верхом, стреляет из лука, пропадает на тренировочном дворе. Старший брат, Дэвид, ладно, но Айрон мой близнец! Почему он там, а я должна сидеть дома! Не за книжками, которые я так люблю, за противным вышиванием. Стежок к стежку. До боли в пальцах. До звенящей пустоты в голове…

И повторять слова ненавистной Книги:

Девочка должна быть скромной и незаметной…

Цветет у обочины мать-и-мачеха, в алые тона окрашивает поле рассвет. Алые. Кровь. Война.

Клубится по оврагам туман, нестерпимо пахнет влагой, земля просыпается. За спиной приглушенно всхлипывают – мама плачет. Я не могу выдавить из себя и слезинки. Отец и братья горячатся перед битвой, говорят, что нас защищают. А я кусаю губы, сдерживаю слезы обиды и знаю, знаю, не надо меня защищать! Не так!

– Ну, ну, Эби, и тебе работа найдется, – смеется Айрон, разворачивая горячего жеребца.

И стынет с удаляющимся перестуком копыт удивление – боги, Айрон мне улыбнулся. Впервые за все время. Он. Мне. Улыбнулся?

Удел мужчины воевать, удел женщины – ждать и беречь потомство.