Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник)

– Откуда ты? – спросила она, когда они остались одни.

– Того места больше нет.

В тот день и час, когда с ним была Бажена, он впервые начал рассказывать о себе. Вино ли попалось крепче обычного или лоно девицы пылало особым жаром, так или иначе, Шакра совершил первые любовные движения и заговорил:

– Зло усмехнувшись, Судьба распорядилась так, что я, уродливый калека, родился в роду прославленных воинов. Отец мой правил боевым слоном и был награжден правителем за отвагу в сражениях. Старшие братья мои служили в охране купеческих караванов. А я… Когда мать родила меня, едва способного дышать, отец даже не удосужился выбрать мне мужское имя…

Бажена почувствовала, как напряглись огромные ладони на ее бедрах.

– Я выжил, но чем больше рос, тем уродливее становилось мое тело. Сверстники называли меня обезьяной, приросшей ртом к собственной заднице – и, сейчас могу признать, это было самое точное мое описание…

– Но ты ведь не такой! – запротестовала Бажена. – Ты выглядишь, как греческий бог!

А Шакра продолжал:

– …так что я был обречен расти вместе с сестрами, спать с ними в одной кровати, есть из одной посуды, расчесывать им волосы и заплетать косы. После заката мы собирались у очага, шили приданое для моих старших сестер и слушали женские истории, каких воины стыдятся пуще бессилия.

Мать рассказывала, как появился наш мир. Когда-то в безбрежном Океане не было ни клочка суши, но живые твари кишели повсюду. Ат, отделивший свет от тьмы, собрал вместе всех жителей Океана и приказал принести горсть земли со дна. Многие ныряли, но немногие добирались до цели. Иные забывали, зачем ныряли, и оставались жить в глубинах. Одной лишь черепахе Курме удалось принести немного земли на своих когтях. Из этой земли Ат сотворил целый мир и положил Курме вечно носить его на своем панцире.

– Странная награда за верную службу, – отозвалась Бажена, до которой голос Шакры доносился как с другой планеты, но движения его проникали в самую душу.

– Много позже я узнал продолжение этой истории. Оказалось, что успеха достигали и другие твари – киты, жабы, крылатые змеи… Каждый считал себя первым и хотел награды. И никто не остался обделен – каждому Ат водружал мир на спину.

– Не очень-то честно со стороны этого Ата, – произнесла девица. – Стали бы они нырять, если бы знали, что за награда им будет за это.

– Мне кажется, они знали. Возможно, в этом и был смысл их существования – рано или поздно стать основой для нового клочка земли. Согласись, неплохая карьера для твари, которая всего лишь один из бесчисленного множества плодов мирового древа Ашваттха, упавших в бескрайний Океан.

В то время, когда Шакра забывался с вином и девицами, горожане ловили мельчайшие слухи о нем. Раньше всего разнеслась весть, что в постели он неутомим и страстен, у него золотые глаза, а кожа голубого цвета абсолютно везде, даже на том самом мужском органе, который, как шептались торговки на площади, размеры имеет нечеловеческие.

Примерно то же самое узнал бургомистр города, выслушав отчет госпожи Покорной и приняв от нее в виде доказательства дюжину золотых чешуек.

– Формально этот субъект не нарушает никаких законов, – заключил он, поглаживая затянутое в жилетку брюшко. – Как вы утверждаете, очень щедро платит за девочек, стол и кров. Кроме того, и носа не кажет на улицу – лежит себе в постели с… кхм… Словом, городу от него – ничего, кроме пользы.

Пальцы его перебирали золотые чешуйки, а сам он буравил взглядом молодого пастора.

– Дьявольское это золото! – неуверенно произнес пастор. – Чешуей змия-искусителя за блуд расплачивается, нехристь!

Бургомистр тяжело вздохнул и переложил ему в руку три золотые чешуйки.

– Докажите, святой отец! Окропите святой водой, молитву прочтите, возложите распятие… Коли спадет наваждение и станет это золото трухой или, допустим, навозом – мы примем в отношении него все меры, кои вы посчитаете нужными.

А госпоже Покорной сказал:

– Узнайте, надолго ли у нас этот феномен. Золото – оно, конечно, лишним не бывает, но не хотелось бы, чтобы наш город прославился голубокожими донжуанами. И слон этот летающий, прости меня, Господи… Где там его видели в последний раз?..

Бывало и такое, что сразу двум девицам дарил Шакра свои ласки. И если по правую руку лежала белокурая Воислава, то слева непременно можно было обнаружить смуглую Всемилу. Не заботясь о том, слушают ли его, он рассказывал о себе и, не желая того, заново переживал те дни, когда жизнь вывернулась наизнанку.

– В тот вечер я сторожил одежду своих сестер, пока они нагишом купались в речке, и не заметил, как седая волосатая лягушка подкралась ко мне…

Этот миг он вспоминал потом множество раз. Мерзкое ощущение, когда что-то мокрое и холодное коснулось его руки, – и завораживающий взгляд выпученных лягушачьих глазок. Она властно посмотрела прямо ему в глаза и произнесла:

– Я – бог, создавший тебя! Готов ли ты служить мне?

От испуга он заверещал как девчонка, схватил попавшийся под руку камень и с размаху ударил по лягушке, так что кровь и внутренности брызнули во все стороны. «Померещилось, – думал он. – Или чья-то злая шутка?» Но тут заговорил камень, измазанный в лягушачьей крови, и не было сил выбросить его – а только слушать и ужасаться услышанному.

– Я – Вритра. Тот, из мыслей которого рождаются люди. Я придумал тебя, и уродство твое, и судьбу твою. Готов ли ты служить мне? Или хочешь и дальше влачить пустую и бесславную жизнь, до самой смерти видя, как женщины отворачиваются от тебя, а мужчины плюют тебе под ноги?

Каждое слово отзывалось болью в его сердце. Так все и было – или даже хуже. Но голос камня мог и ласкать, обещая несбыточное.

– Я могу сделать так, что о тебе будут слагать легенды. Никто из людей не сравнится с тобой в силе и доблести. Имя твое будет известно в тысячах миров…

– У меня нет имени, – сказал он, сознавая, что уже согласен служить этому голосу, назвавшемуся богом, – в чем бы ни состояла служба калеки.

Камень облегченно рассмеялся.

– Назовем тебя – Шакра и силу дадим под стать имени.

Он видел, как камень плавится в руке и впитывается в кожу. Тело его пронзила яростная боль – казалось, что-то рвется выбраться наружу. Померкло в глазах, и сквозь жуткий хруст, с каким мясо отрывают от кости, слышал он, как сестры его убегают, крича, что демоны забрали их брата…

Потом были минуты бесконечной эйфории, когда он осматривал свое новое тело, любовался в зеркало воды своими мышцами, длинными сильными ногами, мужественными чертами лица… Совершенное тело, какому позавидовал бы любой мужчина в деревне – и это был он сам, еще недавно жалкий уродец.