Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник)

Но почему эти самые никому не известные ВСЕ так уверены, что если дано тебе от природы какое-то умение – то именно этим ты и должен заниматься всю свою жизнь? Да еще и с радостью?! А любое другое поведение – однозначное предательство и безмерная глупость, и никаких оправданий. Ведь даже родители именно так и восприняли его поступление в мичманскую школу – как юношеский побег из дома и подростковый максимализм. Перебесится, мол. И даже сейчас продолжают воспринимать именно так – как затянувшуюся болезнь роста, словно нет никакой разницы между патетическими воплями этого вот юноши и осознанной позицией самого Бела. Терапевта вот натравили…

– Они мне мешают. Давят. Душат. Жмут… Знаете, иногда я готов выйти на улицу вообще без…

– Надеюсь, это была шутка, достопочтенное! Хотя и сомнительная. Нельзя же всерьез уподобляться дикарю, который отказывается надевать что-то лишь потому, что оно ему неудобно. Но сами подумайте – что останется от цивилизации, если позволить дикарям ходить по улице с голыми ушами? Вы же не выйдете из дома без брюк!

– Насколько я помню, некоторые шотландские общины до сих пор…

– Не передергивайте, достопочтенное! Это вовсе не дикость, а этнические особенности, к которым надо относиться толерантно и с уважением…

– Они мне мешают! Они как наручники… только на ушах.

– Хорошо. Давайте начнем с начала. Сами подумайте, достопочтенное, если у вас не будет клипс – как же люди поймут, чего вы хотите?

– А если я и не хочу, чтобы они это понимали? Если я хочу оставить свои желания… только для себя?

Пауза.

Очень долгая и вряд ли заранее спланированная.

Кажется, у терапевта проблемы с дыханием – она шипит, как пробитый баллон.

– Это… неслыханно!.. Мистер Торн?!.. Это… переходит всяческие… границы! Вам не место в цивилизованном обществе! Вы опасны! И только из уважения к вашим родителям я не вызову санитаров немедленно, а просто посоветую вам – улетайте! Улетайте как можно быстрее и как можно дальше. Чтобы и духу!.. Слышите? И не возвращайтесь! Ибо о подобном вопиющем случае проявления ретроградного эгоизма я вынуждена буду доложить в Комитет… сразу же, как только вернусь в офис… завтра же утром. Слышите?! А уж они-то медлить не станут!

– Спасибо.

– Не за что. Будь моя воля, я бы лечила вас. Принудительно. И пожизненно! Но ваша левая бета-матушка так просила… Надеюсь, вы отыщете дыру, где нет клипсовой дифференциации и можно разгуливать в публичном месте с голыми ушами. И это само по себе будет вам достойным наказанием!

«И Адам явился к Создателю и спросил у Него: «Отец, закончено ли Творение Твое?» – «Закончено», – отвечал Создатель. И тогда Адам спросил у Него: «Совершенно ли Твое Творение? Доволен ли Ты им?» – «Совершенно, – отвечал Создатель. – Я доволен им». Тогда восстал Адам и рек: «Но я недоволен!» И Создатель ответил: «Если недоволен ты Творением Моим – сотвори лучшее». И был вечер, и было утро: день восьмой…»

Старый торговец книжными редкостями, что обычно стоял со своим лотком на углу, где пересекались две самые длинные улицы Метрополиса, подобрался ближе. Заглянул в книгу, что лежала у меня на ладони.

– О, чрезвычайно интересная книжица, дружочек мой, – оживился он, заметив, что я читаю, а не просто перебираю страницы, думая, подойдет ли по цвету раритетное издание к шторам в гостиной. – «Бытие Адама», апокриф. Рубеж второго и третьего столетий. Автор неизвестен. А вот издано хорошо. В Санкт-Петербурге, в одна тысяча девятьсот четвертом году, стилизовано под синоидальный перевод Библии. Умели тогда издавать, дружочек мой, право, умели. Купите, не пожалеете. Большая редкость.

– Сколько?

Я с сомнением повертел в руках книгу, несомненно, старинную, но основательно подпорченную книжными червями. Потрогал пальцем полуоторванный переплет.

– Триста, – виновато потупив взгляд, назвал сумму букинист.

Я открыл книгу на середине и, не отводя взгляда от сморщенного личика старика, показал, как выпадает центральная тетрадка.

– Триста, – совсем скрючившись, повторил он.

«Однако», – крякнул я про себя, но, подумав, протянул старику свою карточку. Тот неловко провел по ней сканером, подождал несколько секунд, пока придет подтверждение из банка, и вернул кредитку. Потом бережно упаковал потрепанный томик и протянул мне.

– Приятного чтения! – Старик с тоской проводил глазами книгу. Ему явно жаль было расставаться с раритетом. – Приходите еще, у меня на следующей неделе будут любопытные редкости.

Я поблагодарил его. С языка едва не сорвалось, что, скорее всего, меня на следующей неделе здесь не будет, но мне показалось лишним откровенничать с книготорговцем. Когда начинаешь ходить в аптеку или книжную лавку, чтобы поговорить, это смешно. Не настолько я одинок.

Отойдя от лотка букиниста на несколько шагов, я, сам не зная зачем, оглянулся. Рядом со стариком уже стоял полицейский, судя по нашивкам – из управления по надзору за андроидами. Здоровенный белобрысый парень, совершенно бесцеремонно приложив к лысому черепу букиниста дубинку-контролер, считывал запись последних суток. Не натворил ли старичок-андроид чего за прошедшие двадцать четыре часа, не приставал ли к женщине, не ограбил ли банк, не наступил ли на собаку соседки? Взгляд у старика при этом был как у той самой собаки, на которую он – кто знает – мог наступить. Я отвернулся и быстро пошел прочь.

«Скоты», – подумал я с ненавистью.

И в самом деле, стоило ли давать андроидам равный статус с людьми, разрешать жить среди людей инкогнито, то есть не раскрывая своей сущности, чтобы в любой момент такой вот верзила мог подойти и, якобы в целях охраны общественной безопасности, полюбопытствовать, чем там андроид занимался, с кем и о чем говорил. Вмешаться в личную жизнь пусть искусственно созданного, но все же мыслящего и чувствующего существа, которое не может, не имеет права защитить себя. Зачем нужно было создавать новых людей, чтобы постоянно твердить им – словами и поступками, что они все же не люди.

Правда, это теперь сущие пустяки. Может статься, скоро оскорблять таким отношением будет уже некого. В парламенте вот уже третий день решают, не демонтировать ли часть андроидов, ведь их общее число уже превысило число людей, рожденных естественным путем. И дискутируют-то не о том, демонтировать или не демонтировать. Кого-то все равно убьют. Они размышляют, по каким критериям отделить агнцев от козлищ. И у этого лысого книготорговца, или девчушки с флаерами на углу, или у продавщицы в том магазинчике, где я каждый день беру газеты, шансы, в общем-то, равны. Любой из них может быть завтра подписан на уничтожение.