Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник)

Ты со стуком отодвинул стул.

– Пошли, Лариса. Я отведу тебя в машину. Больше, вижу, не о чем говорить.

Вы оба сделали несколько шагов, потом ты вернулся и, приобняв меня за шею, шепнул: «Не волнуйся…» И ушел.

Я вернулась в гостиную и стала спиной к веранде. Включила зрение. Сложила руки на груди – почувствовала, как они мелко дрожат. Наконец снаружи взревел мотор, машина уехала. В комнате было темно. Сгущались сумерки.

Шаги на веранде. Я обернулась.

В твоих глазах мне почудилась какая-то скрытая сосредоточенность – я даже испугалась на секунду.

– Скажи, – проговорила я, – у нее действительно голубые глаза и золотистые волосы?

Ты улыбнулся и, подойдя, мягко коснулся губами моего лба:

– Вот дурочка…

Я обмякла; ты подхватил меня на руки и понес к лестнице. «Все хорошо, – думала я, когда ты исступленно целовал меня в шею, в щеки, в лоб. – Все хорошо. Она уехала. Ты рассорился с ней. Ты ведь понял, что она – дрянь. А как же иначе? Она и я – разве можно сравнивать?»

Войдя в мою комнату, ты опустил меня на кровать и сел рядом. Я положила голову к тебе на колени, и ты стал гладить меня по волосам и легонько почесывать макушку.

– Она ведь уехала совсем? – спросила я быстро. – Навсегда?

Наши глаза встретились.

– Так, пташка, – сказал ты со странной интонацией. – Задаю тебе вопрос. Ты хочешь, чтобы я говорил с тобой как со взрослым человеком?

В сердце нехорошо кольнуло. Что еще? Разве не все окончательно ясно?

– Да, а что…

– Не спрашивай, а ответь откровенно. Хочется ли тебе, чтобы я говорил с тобой как с ребенком – или как со взрослой, ничего не скрывая?

– А что будет, если с ребенком?

– Тогда будет все то же самое, но без слов.

– Что – то же самое?

Ты промолчал, глядя мне в глаза. Краешек губ чуть шевельнулся в неприятной улыбке.

– Я взрослая, я взрослая, – торопливо сказала я.

Ты кивнул.

– Хорошо. Допустим, с тобой можно вести разговор как со взрослой… Иногда. Но в остальном ты ребенок. И если отпустить тебя в мир – жить без меня, ты не выдержишь. Поэтому остается одно.

«Как это?» – проговорила я одними губами, не поверив и испугавшись.

– Остается один-единственный выход. Тебя убить.

Я попыталась вскочить. Ты удержал меня, положив руку на грудь не больно, но с силой.

– Есть у тебя две точки на позвоночнике, на которые нужно разом нажать… Ты о них знаешь.

– Как Power у компьютера, – сказала я осипшим голосом. – Только все стирается.

– Да.

Мы помолчали.

– Это она тебе сказала меня убить?

– Нет, маленький мой. Если бы она этого потребовала прямым текстом, я бы плюнул ей в глаза.

– Ты же ненавидишь ее, – проговорила отчаянно. – Ты сказал ей, что она сука. Так почему? Почему, ведь ты любишь меня, а не ее?

Я чувствовала в груди пустоту. Наступила минута безразличия.

– Я люблю вас обеих. Ее – хотя она сука. Я эту скотину даже с ее стервозностью трахать готов… Но – если бы мог выбирать, кого убить, я бы убил именно ее. Я виноват перед тобой, девочка. Конечно, знай я, что у нее от меня ребенок, – не приобрел бы тебя. Но когда она ушла от этого типа… Я виноват. Но расплачиваться за мою вину придется тебе.

Я вскочила – теперь ты позволил мне это сделать.

– Тогда дай мне улететь! Я буду просто летать, как птица!

Усмехнулся, покачал головой:

– И много ты пролетаешь? Ты упадешь, когда кончится энергия.

– Отпусти меня! – крикнула я. – Или я улечу сама!

Понеслась к двери… скачок, другой – и уже в коридоре. Убежать, улететь… Дверь открыта? Нет? Тогда сломаю дверь. Выбью стекло. Я же все-таки робот…

– Стой, – оклик без выражения остановил меня. Уже на лестнице. Прошло всего несколько секунд.

– Иди сюда.

Я вернулась в комнату.

– Поняла? Не глупи, пташка. – Ты смотрел на меня, остро обнажив зубы – белые, хищные. – Никуда ты не улетишь. Я твой хозяин.

– Это правильно, что ты меня не отпускаешь, – сказала яростно. – Иначе забуду обо всем. Забуду, что я человек. Останется только ненависть. И тогда я влечу к тебе в дом и убью ее. Раз я робот, то многое могу, чего человек не умеет.

– Да ну? – Ты усмехнулся язвительно. – Представляю, малыш, как ты превращаешь руку в огнемет…

Я нервно хохотнула. И ощутила, что готова разрыдаться.

– Садись.

Села. Слезы хлынули наружу. Поджала ноги под себя и, повалившись, спрятала лицо у тебя на груди, а ты принялся гладить меня по спине.

– Пойми, маленький… Я убиваю тебя – только ради тебя самой. Она мне тут не указ. Если бы дело было в том, чего она хочет, я бы просто отдал тебя кому-нибудь, и все. Но ты не сможешь…

Раскалывалась голова. Я отстегнула пуговицы на груди и впилась губами в твою кожу, как ребенок в материнскую грудь.

– Да, – шепнула я, – да… убей меня…

– Тихо, крошка моя. Успокойся.

«Убей меня, – думала я. – Убей, только не оставляй одну. Не давай решать без тебя ничего. Я же не выдержу этого. Не передумай. Только не передумай. Неопределенность – это всего страшнее. Если ты раздумаешь убить меня… не знаю, что тогда буду делать. Мне спокойно, только когда я уверена, что могу на тебя положиться. Что ты все решишь сам. Убей…»

– Что ты будешь со мной делать, после того как…

– Я отдам тебя на хранение. Если она умрет или… что-нибудь еще случится, я тебя воскрешу.

– Это буду уже не я. Памяти не останется.

– Да. Это будет другая жизнь.

– Когда ты меня убьешь?

– Ранним утром. Она сказала, чтобы я позвонил ей с утра, тогда они не уедут. Я убью тебя ровно в шесть.

Ты сдернул с меня платье – резко, так, что оно затрещало по швам, – и нежно коснулся пальцем соска. Сжал одну из грудей в ладони.

– У меня маленькая грудь, – сказала я. – У нее они, наверно, большие, как арбузы. Мне такие снились!

– Успокойся, иначе всыплю.

Из гостиной через приоткрытую дверь донесся звон часов. Било десять. Я слушала и считала удары, чуть не сбилась.

Ты уложил меня на постель, сняв покрывало, и продолжал гладить с силой, но ласково – как ты обычно это делаешь. Я не ощущала ничего. Опять пришло равнодушие.

– Мне холодно, – прошептала я, – холодно…

– Не надо, малыш. Не преувеличивай. Я хочу, чтобы тебе было хорошо сейчас. Ладно?

Ты коснулся пальцами моего лобка, пощекотал там. Потом спустился ниже. Все было бесполезно. Тягучее безразличие окутало меня.

Поднявшись, ты быстро разделся и, кинув рубашку и брюки на стул, лег. Рывком подтянул меня к себе.

– Разведи ноги… Ну?

Ноги одеревенели и плохо слушались. Ты раздвинул их и попытался войти. Стало больно; твой член ввинчивался в меня, твердый и горячий. Я испугалась и закричала.

Ты отодвинулся.

– Ну-ну, птенчик мой, перестань. Расслабься… – потрогал мои губы. – Совсем сухая… – Усмехнулся: – И что делать будем?