Евгений Сыч - Трио

- Гонишь?

- Боже упаси, мне с тобой интереснее. Но ты мне все про долги мои напоминаешь, а сама?

- А я твои ответы на себя примеряю, - сказала женщина.

- Ну и как?

- Как когда.

Пещера у У была жильем незавидным. На чей вкус, конечно, и в какое время: в смутные времена иной пещеру эту с удовольствием сменил бы на свой богатый дом в престижном районе. Да и как не сменять? Если ищешь надежности, то пещера, пожалуй, ненадежней.

Вот только с комфортом здесь было неважно. Пещера досталась У вместе со всем оборудованием по наследству (обычно отшельники в конце концов тоже умирают), и ничего лишнего здесь не имелось. Когда в пещере поселилась женщина, У притащил из лесу охапку-другую веток, да так и спал на них. Можно было бы и вторую лежанку смастерить, да лень заедала: все вроде времени не находилось. И еще казалось странно - в пещере две лежанки. Тоже апартаменты!

На ветках было хорошо. У даже недоумевал, как раньше до этого не додумался. Ветки жали под ребра, когда он лежал ровно, и сопротивлялись, когда он ворочался. Это воспринимал он, как дружеское внимание, оказываемое ветками ему лично. Неудобства У нравились, как нравилось все, что работало на бессмертие.

У не знал, что собственно следует предпринимать с жиличкой, и сомневался: а нужно ли что предпринимать? Хотя близость женщины (чисто номинальная) его все-таки тревожила, как любого в подобной ситуации. Он даже подумывал время от времени перебраться на лежанку, под теплый бок, но это обошлось бы ему недешево. Все бессчетные годы до появления сына У прожил в возрасте двадцати двух - максимум двадцати пяти лет, то есть выглядел и чувствовал себя на столько. С рождением сына он стал стареть так же быстро, как все смертные, и только со смертью жены опять стареть перестал. Сын все взрослеет, тридцать ему уже, а для У годы летят мимо, как раньше. Бессмертным дети не нужны, точнее, у бессмертных не должно быть детей, иначе земля переполнилась бы, и тени полузадушенные слонялись бы по ней в тесноте и обиде.

И все-таки его маяло порой, мешало присутствие женщины в пещере. "Неудобно как-то, - думалось. - Привыкла. Планы, поди, строит, рассчитывает на меня. Тоже вроде и виноват получаюсь, а в чем?" Спать мешало беспокойство лишнее. Впрочем - понимал - ничто не лишнее. Все зачтется. Бессмертие - оно тоже дается не даром.

У плюнул бы, пожалуй, и на бессмертие, но тот, кто заводит жену и детей, дает заложников судьбе. Это он помнил прочно. Давать заложников судьбе больше не хотелось. Сам он может встретить любую пакость со стороны капризной этой дамы, готов. Но другие-то - им зачем страдать? Зачем страдать в этом на диво приспособленном к людскому страданию мире? Сын вот есть, и за него порой так страшно становится, не дай господь. А оберегать одного, да еще в смутные времена, - значило убивать других. Убивать У больше не хотел. Легко из человека труп сделать, а обратно? Обратно не получается. Этот урок тоже преподнесла ему нелегкая семейная жизнь. Хватит, постоял, подержал в руках легкое и вое легче становящееся тело жены. И с ним все выпустил из рук, вырвали, точнее. Теперь пусть другие кто хочет - встречаются и разлучаются, женятся, радуются, рожают детей и оплакивают друг друга. С него довольно. Убивать он перестал, но и сам приобретать да терять зарекся.

Так, чередуя хорошее с плохим и разбавляя этот коктейль обычным, тянулось время. Во всяком случае, вечерами они разговаривали. А дни У проводил по-своему. С утра скатывался с горки, ловил в заливе на завтрак фауну, какая попадалась. Женщина готовила. У завтракал и шел к дороге в надежде обрести телу заряд бодрости, а душе успокоение. Шел и находил, естественно, как все ищущие. Тем более, что за многочисленные, хоть и быстротечные годы жизни развился в нем безошибочный инстинкт, подсказывающий направление.

Вот отряд движется по дороге. Оттуда - туда. Усталые солдаты, бодрый от молодости и сознания значимости начальник сотни. У вышел отряду наперерез, встал посреди дороги, широко раскинув руки, закричал драматически: "Не пущу!" - и замер. Солдаты мгновенно подтянулись, сжали в руках оружие. Встревожился офицер, скомандовал что-то необходимое сержанту. У стоял посреди дороги, как монумент. Солдат рванул его за грудь. "Сволочи! заорал У. - Гады! Я сейчас уничтожать вас буду!" И замахнулся. Тут его стали бить - не потому, что действительно испугались, а чтобы подготовить к разговору с командиром, с безобидной, в общем-то, целью. Но У сопротивлялся долго и изобретательно, и его побили по-настоящему. Он упал на землю, сбитый с ног квалифицированным ударом привычного к драке человека.

- Ты кто такой? - спросил начальник сотни.

- Какая разница? - дерзко ответил У. - Человек я.

- Почему кричал? - поинтересовался офицер.

- Я - человек, а вы - солдаты, - пояснил У. - И идете не с добром. Убивать идете таких же, как я, людей. Долг мой вас остановить.

- Псих, - определил сержант, поотвыкший в походе от дисциплины. Всыпать ему и бросить тут?

- Взять с собой, - подумав, ответил молодой начальник сотни.

Еще одно откровение У

- Человек - существо среднего рода. Средний человек: рост средний, возраст средний, особые приметы внутри, семейное положение в зависимости от страны, национальности, вероисповедания. Убеждения средние: то, что запомнил в детстве. Люди - ноты: осьмушки, четвертушки, половинки. Сидят на линеечках, как воробьи, и проявляются по очереди. Записана этими нотами музыка общественного движения.

То, что я слышу, - запись на ленте, истертой и облезлой. То, что я вижу - оборванная и склеенная неоднократно, выгоревшая под жестким светом вольтовой дуги кинолента. То, что я думаю - мятая, замызганная перфокарта, где непробитая, где пробитая лишнего и, кажется даже, траченная жуком. Есть такой жук, специализируется по картону. Чем я хожу, господи? Это ноги!

У связали и повели на веревке, как ручного зверя. Пленный не дикий зверь, чтобы сразу его убивать, и не человек, как все. Поэтому пленников водят на веревках и под конвоем, как водят ручных зверей, не очень страшных, но и не безопасных.

Так вели его, пока дорога не свернула над обрывом, глубоким и крутым. Здесь У, до времени тащившийся на веревке довольно спокойно, обогнал конвоира и ударил его ногой, потому что руки у него были связаны. Солдат веревку выпустил и схватился за меч, а У подбежал к краю обрыва и прыгнул как мог далеко, метясь на камни внизу.

Доставать его очевидный труп солдаты не стали, пошли дальше.

У полежал немного. Разорвал, отдохнув, веревки и пошел домой, довольный проведенным временем и собой.

А вот отряду не дано было дойти до места назначения спокойно. Чуть отошли они от обрыва - места предполагаемой гибели У - как встретился им еще один путник: бодро шагавший по дороге, мужчина средних лет в потрепанной хламиде, длинноволосый и с длинным же посохом. "Остановитесь! - закричал встреченный солдатам, вздев свободную от посоха руку. Остановитесь, туда ли вы идете!". Этого долго бить не пришлось, и вскоре отряд продолжал свой путь, а солдат, упустивший У, зло дергал веревку, когда пленный замедлял шаг или пытался заговорить.