Валентин Сычеников - Постоялец

Когда монтаж был закончен, рабочих удалили, тут же перебросив на новую, тоже охраняемую площадку. Конечную наладку оборудования производили трое сам Кирс и его молчаливые помощники.

- Все, пускаю, - наконец коротко произнес Кирс, нажал кнопку, от которой все заработало, глянул на левую руку - на часы, на правую - на единственный прибор, особо тщательно им оберегаемый, и, одобрительно кивнув головой, отправился к ожидавшему его вертолету. Он улетал на другую, такую же площадку, на которой, под руководством таких же таинственных и молчаливых помощников, какие оставались здесь, монтировалось оборудование для строительства нового города.

Единственным посторонним человеком, которому Кирс разрешил присутствовать при наладке оборудования и его пуске, был Стаффорт. Он ничего не спрашивал, предупрежденный, что это бесполезно, но внимательно за всем наблюдал. Он мучительно пытался уяснить назначение каждого аппарата, каждого компонента сырья. Когда Кирс нажал кнопку, Стаффорт сдался. Он понял, что, даже понаблюдав за всем еще раз, другой, десятый так ничего и не поймет. Тем более его ужасало то, что он видел.

Он знал, что из выходного сопла, которым заканчивалось сплетение трубопроводов, повинуясь какой-то таинственной силе, медленно, но неуклонно поползет жидко-тягучее, тяжелое и непонятное, постоянно меняющееся вещество. Минута за минутой, час за часом оно змеей будет тащиться по земле, строго, до миллиметра, очерчивая будущий фундамент здания. Оно будет проникать в землю, подниматься над ее поверхностью все выше и выше. Масса примет зыбкие поначалу очертания будущего здания: фундамент, стены, перекрытия. Непонятно и мистически начнут проявляться сначала основные, а затем все более мелкие детали и узлы - даже оборудование, вплоть до санузлов, кухонь, лифтов; даже полы, двери, окна все. Он уже не сомневался и в том, что Кирс - не человек - дьявол, что с ним никогда ничего не случится, что он будет работать сутками без передыху, заложит все четырнадцать городов и ровно через две недели появится снова здесь - на первой площадке, чтобы, сверясь со своим загадочным прибором на правой руке, нажать другую кнопку - и все остановится. Все замрет - и оборудование, и агрегаты, и жидкая страшная масса. Все замрет и останутся дома, готовые к заселению. Дома, выросшие здесь, на глазах, но совершенно непонятно как, почему, из чего. Дома, в которых будет не хватать разве что ключей от дверных замков, да штор на окнах...

2

Кто знал инженера Кирса через полгода после его странного возвращения в Колаба? Смешно спрашивать! Его знал весь мир! По крайней мере, мир, досягаемый для средств массовой информации. Газеты пестрели его портретами, о нем кричало радио, за ним гонялись телерепортеры, киношники уже начали рекламировать фильм, который пытались снять.

Сам Кирс ко всей этой шумихе относился как к чему-то неизбежному. Конечно, не надо было обладать особым даром, чтобы предположить, что шум будет. Кирс начинал свое дело, не сомневаясь на этот счет. Возможно, потому популярность и не застала его врасплох, относился он к ней хладнокровно. В печати Кирс не выступал. По радио можно было услышать лишь обрывки его фраз, случайно подхваченных репортерами. Никаких интервью он не давал. Сперва считали, что так он набивает себе цену. Но шли недели, месяцы, а он так же хладнокровно пронизывал толпу преследовавших его журналистов, не отвечая ни на какие вопросы.

Только однажды одному из репортеров удалось, сунув микрофон чуть не в рот Кирсу, выдавить из него несколько слов. Бородач из какой-то провинциальной радиокомпании сделал простой, но точный ход.

- Мистер Кирс, - заученно проговорил он, отодвигая локтями конкурентов, - годовая программа, предложенная вами фирме "Колаба-компани" двадцать шесть недель назад, реализована точно наполовину. Вы, конечно, испытываете удовлетворение, - тут репортер сменил тон и напряженно, с расстановкой, глядя Кирсу в переносицу, процедил: - Что вы делаете?

Многосмысленность вопроса и то, как он был преподнесен, возможно, и заставили Кирса раскрыть рот.

- Я строю города, - твердо, чеканя каждое слово, ответил он.

- Как?

- Быстро.

- Чем?

- Умом, - и Кирс скрылся за спинами охраны.

Никто не знал, как истолковать эту перепалку, но, говорят, репортер быстро заработал на ней целое состояние.

Несомненно, за полгода Кирс устал. Скорей всего - даже очень. Особое напряжение он испытывал в первые две недели, когда закладывались города. Все же доставка, монтаж оборудования, устройство ограждений, организация охраны хоть и проходили с максимальной точностью, но отнимали у Кирса много внимания и энергии. Четырнадцать дней он фактически не смыкал глаз, за исключением короткого времени перелетов. Когда же все четырнадцать городов были "поставлены в производство", как это потом окрестила пресса, - стало легче. Кирс только прилетал на каждую стройплощадку по очереди, выключал отработавший агрегат, руководил сравнительно несложной перестановкой оборудования, снова запускал поток и направлялся в другой город. Теперь у него было время и отдохнуть, для чего он направлялся в свою "Белую квартиру", где, однако, всегда оставался в полном одиночестве. Меланхоличная с виду охрана проявила необычайную сметку и быстроту, пресекая всякие попытки кого бы то ни было заглянуть в его апартаменты.

Правда однажды, еще на втором месяце строительной эпопеи Кирса, произошло событие, вызвавшее немало пересудов.

В одну из ночей бесследно исчезла "собачка Барт", как за глаза многие называли верноподданную секретаршу Стаффорта. Кто-то пустил слух, что накануне ее видели у тетушки Миллы. Полицейские тут же потребовали у Кирса разрешения на опрос телохранителей и даже попытались кое-что выпытать у него самого. Никто из охранников, конечно, ничего не сказал. Кирс отрезал категорично: "либо строить - либо болтать". А об осмотре его жилья, конечно, и речи быть не могло. В итоге показания дал только сам Стаффорт. Из его объяснений следовало, что никаких поручений, касающихся Кирса либо тетушки Миллы, и никаких других заданий он Барт не давал. Где она, он не знает, а раз уж исчезла, то увольняет ее. Следствие закрыли, объявив, что у Стаффорта пропала крупная сумма, очевидно, похищенная секретаршей. Недели две шли разные толки, но и они быстро заглохли, словно придавленные чьей-то властной рукой.

Полугодовое напряжение все же сказалось на Кирсе. С разрешения Стаффорта он взял "тайм-аут". В течение двух недель он лично день за днем останавливал все строительство. После того, как был выключен последний, четырнадцатый агрегат, Кирс, сообщив, что первый из них будет включен ровно через неделю, а затем, так же строго по порядку, - остальные тринадцать, тщательно запер двери "Белой квартиры", дополнительно проинструктировал охрану, сел в вертолет и отбыл на свой остров.