Святослав Логинов - Обвал

– Дорогу! Дорогу! Посторонись!

Стасу не приходилось даже особо напрягать голос, народ, толпившийся вдоль железнодорожной колеи, поспешно расступался, открывая проезд вдоль шеренги продавцов, безуспешно предлагавших свой убогий товар. Какая-то одежда, считавшаяся праздничной, а ныне никому не нужная, посуда, когда-то закупленная с избытком, начиная с кастрюлек и заканчивая сервизами, целыми и разрозненными; умершая бытовая техника, бижутерия и ювелирка, всё, некогда считавшееся ценным, а теперь превратившееся в бросовое старьё.

Тут же стояли и серьёзные продавцы, выставившие товар из разграбленных складов: инструмент, рабочую одежду, а порой и консервы. Удивительно, что не всё съедено в прошлую зиму, салат из морской капусты ещё встречается на барахолке. Инструменты у покупателей тоже котируются не всякие: кому нужен электролобзик или болгарка, если в деревне давно нет электричества? Хотя, говорят, где-то электричество есть. Вот и выставлены по дешёвке дрели, шуруповёрты и прочий электрохлам.

Продавцов много, а серьёзных покупателей нет. Метелинские не приехали, из ходоков – один Стас. Вот и расступается перед ним толпа, провожают завистливыми и ненавидящими взглядами.

– Деревня… куркуль… Сволочь поганая! Едет прямо в телеге по торговым рядам. Попробовал бы слезть, тут ему и конец.

Стас слышал эти перешёптывания, но не обращал внимания. Привык.

Ближе к станции, возле багажного отделения, начинались мажорные места. Тут торговали не с земли, не с расстеленных клеёнок, а с подобия прилавков, и товар был нужный, а значит, ценный.

Возле одного из прилавков Стас остановил лошадь. Взгляд привлекла материя, выставленная целыми рулонами.

– Ситчик почём? – спросил Стас. – Весь кусок.

– Что дашь? – вопросом на вопрос ответил продавец вида самого негалантерейного.

– Овёс могу дать, мешок на двадцать кило.

– Что я, лошадь, овёс жрать… Муки пшеничной мешок, был бы другой разговор.

– Пшеница у нас не родится, её никто из деревенских не даст.

Стас спрыгнул с телеги, наклонился, чтобы получше рассмотреть материю. Когда разогнулся, то увидел, что в лоб ему смотрит револьверное дуло.

– Живо сгружай мешки! – шёпотом скомандовал фальшивый продавец. – Да не вздумай на телегу запрыгнуть, не успеешь. А умирать будешь долго.

В бок ощутимо ткнули чем-то острым. Били не насмерть, а если учесть, что под ватником была поддета кольчуга, выменянная у бывших реконструкторов, то удар оказался и вовсе безвредным.

В следующее мгновение пистолет шмякнулся на прилавок, а сам бандит сполз на землю. Рядом упали двое сообщников. Финские ножи зазвенели о железнодорожный щебень.

Надо же, эти дурни и впрямь верили, что Стас неуязвим только пока сидит на телеге, а раз спрыгнул наземь, то можно его и грабонуть.

Теперь на насыпи шевелилось что-то лишь отдалённо напоминавшее людей. Их руки и ноги полностью лишились костей и мышц и казались мешками, налитыми густой слизью. Ещё пара минут, слизь достигнет сердца, и всякая жизнь в бывших телах прекратится.

– Ты шо? – прохрипел вожак. – Предупреждать надо!

– О чём? – удивился Стас. – Что людей грабить нехорошо? А тебя мама об этом не предупреждала? Не слушал маму, вот и получил, что заслужил.

Стас споро перекидал рулоны материи в телегу. Никто в толпе не возражал, все видели, что произошло. Мешки бывших ног уже лопнули, слизь растекалась по земле.

– Мужик, добей! – просипел один из налётчиков.

– Сам сдохнешь.

Стас жестом подозвал оборванного мальчишку, глазевшего на происходящее с высоты насыпи.

– Давай-ка, ножи и пушку подбери – и в телегу. Там к задку ведро прицеплено пластиковое, вот в ведро их и определи. Только смотри, в слизи не перепачкайся, не отмоешься.

С опасной работой парень управился мгновенно. Потом повернулся к Стасу:

– Дядя, взял бы ты меня с собой.

– Не могу, – ответил Стас. – Я бы взял, мне не жалко, только не довезу я тебя. Видел, что с этими стало? Вот и с тобой то же по дороге случится. На, вот, тебе за работу.

Мальчишка схватил овсяную лепёшку и тут же вцепился в неё зубами, понимая, что если сразу не съесть, потом могут и отнять.

Теперь толпа расступалась перед ним прежде, чем Стас успевал крикнуть: «Дорогу!»

Стас выменял на картошку полпуда гвоздей и моток верёвки, а в обмен на овёс получил четыре канистры солярки. Тракторишко в соседней деревне был, а вот солярки не хватало, прошлую посевную трактор ездил на самодельном скипидаре.

В общем, поездка удалась, если бы не дурацкая история в самом конце. Стас уже выезжал с привокзальной территории, когда какая-то женщина вцепилась в бортик телеги, словно хотела остановить её на полном ходу.

– Что тебе? – недовольно спросил Стас. – У меня ничего нет, ни картошины, ни куска хлеба…

– Забери меня отсюда, – с придыханием произнесла женщина. – Здесь нельзя жить, забери меня.

Женщина была худа и оборвана. Растрёпанные волосы, безумные глаза. Последнее время в городских анклавах появилось много таких. В прошлой жизни они были красивы и удачливы, но после обвала оказались никому не нужны и совершенно не приспособлены к жизни. Летом они как-то перебивались, но теперь началась осень, а никакого послабления в жизни не намечалось, и было ясно, что зима никого не пощадит.

– Я буду работать, я пойду в служанки, я буду спать, с кем ты скажешь. Я на всё согласна, только забери меня отсюда…

– Не могу, – привычно ответил Стас. – Ты погибнешь на полпути, я ничем не смогу тебе помочь.

– Ты можешь, я знаю, женщина бежала, уцепившись за край телеги. – Ты возьмёшь меня из этого ада.

– Ты с ума сошла! – крикнул Стас. – Здесь уже опасно! Беги назад!

– Нет! Я с тобой!

Стас схватил купленную верёвку и концом её стегнул просительницу по лицу.

– Уходи!

– Бей! – простонала та. – Бей ещё! Я тебя люблю…

Больше Стас не оборачивался. Он хлестнул верёвкой лошадь, которой всегда управлял только вожжами, и послал её в нелепый галоп.

– Но! Пошла!

– Не бросай меня! Я с тобой! – сзади раздался громкий хлюпающий звук, и голос прервался.

Стас не оглянулся. Он слишком хорошо знал, что увидит на дороге.

Вокруг тянулась мёртвая зона. Когда-то здесь были городские районы, частный сектор, застроенный домиками, ничем не отличавшимися от деревенских. Бревенчатые домишки и добротные двухэтажные дома из клееного бруса, все с колодцами и крошечными огородиками, как правило, ничем не засаженными или превращёнными в цветники. Как говорится, ни нашим, ни вашим. После обвала, когда мир разделился на деревенские и городские анклавы, такие места стали мёртвой, пограничной зоной. Первое время местные жители ещё могли появляться в своих домах, но постепенно это становилось всё труднее и опаснее, да и прежние пожитки, как и товары из окрестных магазинчиков давно были вынесены и расточены неведомо куда. Теперь из людей здесь мог находиться только Стас и немногие подобные ему, но и Стас понимал, что в мёртвой зоне лучше не останавливаться, а проезжать её как можно быстрее.