Татьяна Тарасова - Небо для талисмана

- Первое число, которое укажет тебе дорогу в городе, выглядит так. И колдунья углем начертила на своей ладони замысловатую завитушку, очень похожую на растопырившего клешни краба.

- Второе - так. Позволив Дигону всего мгновенье посмотреть на краба, она стерла его, и нарисовала второе число, с виду напоминающее дохлую мышь.

- Оно подскажет тебе, где остановиться. И третье, последнее. Третье напомнило Дигону историю о переселении душ, а точнее - о слоне, который раздавил своего хозяина за плевок на хобот, - ибо выглядело оно даже не числом, а обыкновенным рисунком весьма плохого художника, вознамерившегося изобразить именно слона.

- Третье развеет твои сомнения... Размазав слона по ладони, колдунья закрыла глаза. Она завершила свое дело, и теперь очередь аккерийца начинать свое. В полном изнеможении привалилась Низа плечом к высокому табурету - её единственной и совершенно ненужной мебели; руки её мелко тряслись, дыхание с хрипом вырывалось из горла.

- Числа могут повторяться... - еле разобрал капитан её бормотание. А теперь... уходи... Тебе пора...

- Хей, Низа... Что это с тобой? Умираешь ты, что ли? - обеспокоенно произнес он, пересаживаясь поближе к колдунье. - Вот ещё не хватало...

- Помни о... о трех временах Сета... Уходи. Низа с видимым усилием приоткрыла глаза, попробовала улыбнуться ему, но вместо улыбки лишь странная гримаса исказила её лицо. Она знала, что то была только временная слабость, и скоро она сможет подняться, ибо срок её пока не вышел - да и выйдет он по-другому. А нынче... Нынче она просто устала. По молодости лет да по незнанию северянину кажется, что колдунья вершит свои заклятья с привычной легкостью - но это, увы, совсем не так. Для Низы, которая за всю жизнь обращалась к искусству колдовства не более пяти раз, не было работы труднее, мучительнее, неприятнее. Только ради него, огромного темноволосого парня с холодным взором ярких синих глаз, она решилась использовать древние знания; только ради него, который был похож на нее, как сын походит на мать, когда природа её сильна...

- Уходи, - выдавила она, отворачиваясь. - И прощай.

- Прощай, - задумчиво произнес и он, пожимая плечами. Что там толковала Низа о числах... Краб, дохлая мышь и слон... Потом ещё должен быть первый встречный, непременно знакомый... И что значит "числа могут повторяться"? А что за "три времени Сета", о коих он должен помнить? Пусть о них помнит сам Сет! Или это был просто бред полоумной старухи? Стах! Как же не хотелось ему сворачивать с раз намеченного пути! Проклятая Иссантия!.. Спустя ещё несколько мгновений он решился. С сожалением посмотрев на колдунью, уже погруженную в крепкий тяжелый сон, Дигон встал, на этот раз предусмотрительно наклонив голову, чтоб не треснуться об потолок, и вышел из дома.

- Прощай, старая, - перед тем, как скрыться в лесу, он напоследок оглянулся на низину каморку, испытывая странное, мало знакомое, а потому и плохо узнаваемое чувство, от коего душе его было тесно в груди. Древний домишко, дырявое крыльцо, дряхлый пес... - И ты прощай, Зиго. Затем северянин решительно повернулся к лесу и, дав себе клятву после обязательно сюда вернуться, зашагал в сторону Иссантии.

Глава 3

Северные ворота города сияли в лучах заходящего солнца так ярко, что поначалу путник от рассеяности принял за блистающее око Митры именно их. Обнаружив свою ошибку, он никак не проявил чувств по этому поводу, так как голова его была занята совсем другим. Он вспоминал, как прибыл в Иссантию пять лет назад, только не с севера, а с востока, и не в одиночестве: под ним резво скакала буланая кобылка, уведенная у толстого вора Веселого Габлио, а перед ним, счастливо улыбаясь, сидел в седле рыжий талисман восемнадцатилетний дурень, к коему Дигон за несколько дней пути успел привязаться как к младшему брату. Он и сейчас ухмыльнулся, воспроизводя в памяти кое-какие глупости, что беспрестанно молол мальчишка. Надо будет навестить его в доме его приемного отца - купца Кармио Газа, а заодно повидать и Чинфо - хозяина трактира с идиотским названием "Искалеченный в боях Свилио"... Интересно было бы ещё узнать, жив ли сам Свилио... Тут тема Ущелий опять забрезжила в его сознании, и с давних своих знакомств он переключился на колдунью из леса возле Рабирийских гор. А жива ли сейчас она? С досадой Дигон ощутил некоторый неуют в душе: что если Низа уже гуляет в тумане царства мертвых? Само по себе сие не было бы для капитана особенной утратой, ибо старуха, по его мнению, пожила на этом свете предостаточно, и теперь вполне могла оставить его и переселиться в Ущелья. Но - только тогда, когда выйдет её срок. Он не желал, чтоб её смерть хоть каким-то образом оказалась связана с ним, с его будущим. Ее маленькое сухое тело, бессильно привалившееся к ножке высокого табурета, то и дело возникало перед его глазами наваждением: Низа отдала ему свои силы, а сама умерла? Нет, не должно этого быть... Северянин сморщился, отгоняя от себя назойливых пчел совести, что норовили ужалить его прямо в сердце - нет, не должно этого быть. Если Низа и ушла в Ущелья, так только потому, что ей давно уже туда пора, а вовсе не из-за него... Нет... С такими мыслями Дигон подошел к северным воротам Иссантии. Перед заходом солнца народу здесь оказалось довольно много, и все отчего-то не торопились войти в город, но легкое опасение аккерийца о причине подобного замешательства не оправдались - за обычную пошлину людей беспрепятственно пропускали за ворота вялые красномордые стражники, и какого-такого Бургана все эти придурки толпились снаружи, Дигон не мог уяснить до тех пор, пока сам не оказался в гуще событий.

- Подходи и выигрывай! - пискляво, по-восточному растягивая слова, взывал к почтенной публике невысокий тощий хорь, смутно напомнивший капитану Ловкача Ши из славного онгорянского города Нанзара. - Легко и просто - р-раз, и все! Денежки ваши! Хмыкнув, Дигон протиснулся в первые ряды. Он понял, что происходит. Хитрая рожа облапошивал заезжих дуралеев у самых ворот, когда денег в их кошелях ещё не убавилось, а ума в головах ещё не прибавилось (и капитан подозревал, что никогда не прибавится). Некоторая мзда, на которую хорь, вероятно, не стал скупиться, превратила бдительных стражей в слепых и глухих, и теперь сонные глаза их равнодушно скользили по возбужденной толпе, вовсе не замечая тощего жулика с развернутой кошмой. А на кошме, конечно, стояли перевернутые вверх дном серебряные чашечки, так и мелькавшие в длинных ловких руках. Но, когда очередной любитель легкой наживы подходил к хорю (в полной уверенности, что все остальные тупые ублюдки, а вот он - самый умный и внимательный), желая угадать, под какой же чашечкой находится сейчас маленький, с мизинец, шарик, хитрая рожа начинал двигать руками в нарочито замедленном темпе, словно говоря этим: "Смотрите, я так хочу чтоб вы выиграли, ребята! Это же так просто! Ну, где шарик, а?" И раздувшийся в предвкушении победы болван гордо тыкал пальцем в одну из чашечек, под коей только что был шарик... Дигон сплюнул и стал выбираться из толпы. Дальше он не хотел и смотреть. В Крепаре, где он служил в свое время наемником у Патоса Агранского, такие игры были запрещены законом, ибо состояли исключительно в ловкости рук и считались поэтому сродни мелкому воровству, хотя имели и собственное название мошенничество. Конечно, все равно люди в них играли - дурней на свете столько, что их головами можно выложить дорогу из Ванахейма в Ордию ("и обратно", - после краткого размышления решил капитан).