Александр Смолян - Во время бурана

— Простите меня, Зоя Алексеевна, вы уже спали?

— Ничего, мистер Эрн, не беспокойтесь. Через пять минут я буду готова. Куда нужно ехать?

— Ко мне. Только я должен предупредить вас: это ни в коей мере не связано с вашими служебными обязанностями.

Тут уж я была, признаюсь, немного озадачена. Не знаю, как поступили бы на моем месте другие. Являться среди ночи на квартиру к одинокому иностранному специалисту по какому-то делу, «не связанному со служебными обязанностями», — это, согласитесь, не совсем обычно.

— Может быть, — спрашиваю, — в таком случае отложим до утра?

— Нет, — говорит, — утром было бы уже поздно. Я хочу попросить вас, Зоя Алексеевна, об одной дружеской услуге чисто личного характера. Могу я надеяться на вашу помощь? Это очень важно для меня.

— Хорошо, — говорю, — сейчас приеду.

— Видите ли, я работала с Эрном почти два года. Была у него не только переводчицей, но, фактически, личным секретарем, иногда даже помощницей. Более сдержанного человека я не знаю.

Одеваясь, я все-таки посоветовалась с Володькой. Очень уж странным казался этот вызов, вернее — оговорка Эрна. Мы решили, что, на всякий случай, Володька поедет со мной и покараулит немного возле эрновского коттеджа. Впрочем, я была почти уверена, что его вмешательства не потребуется. Оказалось, что я ошиблась. Если бы он не поехал, все могло бы закончиться гораздо печальнее.

Зоя умолкла, сосредоточенно собирая с салфетки яичную скорлупу и крошки хлеба. В зале было полутемно: в электрической лампочке мерцал красновато-желтый, почти не дававший света червячок. Время от времени за узким, похожим на бойницу окошком кассы оглушительно щелкал компостерный аппарат. Женщина с ребенком на руках стояла перед плакатом, изображавшим красивого синеглазого краснофлотца.

Выбросив в урну остатки нашего раннего завтрака и уложив салфетку в рюкзак, Зоя предложила:

— Может, выйдем на перрон?

Мы вышли. Снегопад прекратился, но ветер гулял по-прежнему, наметая сугробы на железнодорожное полотно.

— Вчера поезд опоздал из-за заносов, — сказала Зоя. — Кажется, часа на полтора.

Мы спрятались от ветра за здание станции. Отсюда были видны далекие огни строительства. Зоя сказала:

— Нет, я не с того начала. Так многое вам будет непонятно. Вы хорошо знаете Эрна?

— Мы разговаривали с ним только два раза. Не без вашей помощи, как помните. Он произвел на меня очень хорошее впечатление.

— Он на самом деле хороший. Вы знаете, что он считается одним из крупнейших современных металлургов? А ведь ему немногим больше сорока. Я сама мало знаю о его прошлом, да и то главным образом не от него. Он очень редко говорит о себе. Знаю только, что в шестнадцатом году, будучи уже довольно известным инженером, он добровольно отправился на фронт. Наглотался газов, вернулся в Америку убежденным пацифистом, демонстративно рассказывал, будто бы дезертировал с фронта. На это смотрели сквозь пальцы: во-первых, после госпиталя он все равно подлежал демобилизации и только уехал, не дождавшись оформления документов; а во-вторых, Эрн-инженер был для войны нужнее, чем Эрн-солдат.

Он работал в «Генри Драйд компани». В качестве представителя этой фирмы он объездил чуть не весь мир, строил домны в Испании, в Японии, в Индии.

Работу инженера он сумел совместить с работой ученого. Его книга «Режим плавки» принесла ему известность и целый ворох ученых степеней. Как вы знаете, он ими никогда не пользуется. Даже на его визитной карточке указано только одно звание: «инженер».

Большая часть крупнейших современных домен оборудована засыпным аппаратом конструкции Эрна. Тем самым, который вы, наверно, знаете под названием «аппарат Драйда»: Эрн передал фирме свои авторские права, а взамен получил солидный пакет акций и пост вице-президента «Генри Драйд компани».

Когда наркомат заключал с фирмой договор о технической консультации, одним из наших условий было личное участие Эрна в строительстве. Как он работал у нас — это вы сами знаете.

Знаете вы и то, что первую домну закончили досрочно, знаете, какой героической работы это потребовало, скольких бессонных ночей… И вдруг американцы предлагают отложить пуск до весны. Об этом телеграфирует старый Драйд. Дескать, по графику домна должна была быть готова к весне, фирма и раньше предупреждала, что в этих условиях опережение графика строительных и монтажных работ не имело никакого смысла… Эрн тоже считает зимний пуск «опаснейшим, сумасшедшим экспериментом». Все это обсуждается в Москве и оттуда приходит решение: «Немедленно приступить к выплавке чугуна».

Помните, в один из первых пусковых дней вы встретили нас с Эрном на литейном дворе? В то время Дайсон и другие консультанты с нескрываемым злорадством отмечали каждую неполадку. От них только и слышно было: «Мы ведь предупреждали… Теперь вы сами убеждаетесь»… Фактически они саботировали пуск. Только Эрн с головой ушел в работу, не отставал ни в чем от наших доменщиков. Он по-прежнему считал зимний пуск крайне рискованным, но всеми силами старался «спасти домну».

Когда вы встретили нас, Эрн негодовал, что возле домны столпилось столько людей, не имевших никакого отношения к цеху. Он подошел к одному из них и попросил меня узнать, кто это и что ему здесь нужно. Тот оказался ударником одного ленинградского завода, изготовлявшего для нас электрооборудование. В награду за ударную работу он получил командировку на пуск.

Тогда Эрн направился к Марусе Штейнман — стенографистке из управления. Он часто видел ее на совещаниях и был уверен, что ей-то уж наверняка нечего здесь делать, что ее пропустили просто по знакомству, не желая отказывать хорошенькой женщине. Он даже начал говорить что-то в этом роде, но я успела ему объяснить, что Маруся была нашим бригадиром. Во время кладки домны не хватало рабочих для подноски огнеупора. Вот Маруся и организовала бригаду подносчиц из сотрудниц управления.

— Наша, — говорю, — бригада занесена на Красную доску.

Эрн спрашивает:

— Почему вы говорите «наша бригада»?

— Потому, — отвечаю, — что я в ней тоже работала. Днем — с вами, а ночью — в бригаде.

Эрн разводит руками, смеется и говорит:

— Индию называют «страной чудес». Но я там реже удивлялся, чем у вас. Здесь можно прожить много лет и все еще наталкиваться на самые неожиданные вещи.

Все-таки он заставил меня подойти еще к одному из приехавших на пуск. Это был старик, похожий скорее всего на колхозника.

— Фамилия моя Крутых, — отвечает старик. — Крутых, Михаил Андреевич.

— Откуда вы?

— Со Староусинского завода. Мастером там работаю. Не знаете такого завода? Нас никто не знает, мы и в сводках не значимся. В сводках значится «Малая металлургия». Вот мы и есть эта самая «малая металлургия». А еще называют наши домны «уральскими самоварчиками», потому что работают они не на коксе, а на древесном угольке. Для металла это, между прочим, полезно. На Урале таких заводов, как наш, десятка полтора будет.