Владимир Голубев - 1894

Николай тихо подошел к нему, держа толстяка на прицеле. Глупо рискуя, наклонился, потрогал пульс.

— Красотка, твой хозяин умер, — тихо, но отчетливо сказал Ершов.

Марта сунула девочку в руки Николаю и заметалась у окна, смешно подпрыгивая, в глупых попытках достать до второго этажа. Ершов закутал Рашель в одеяло и усадил её к стене. Затем Николай приступил к мародерству: снял с толстяка роскошный халат, и сдернул теплые глубокие тапки с высокими задниками.

— Накинь халат, бесстыдница, — остановил он Марту.

— Она там… сгорит.

— Я сам спущу вниз твою хозяйку. Одевайся. Я жду.

Марта с отвращением взяла халат и тапки, а Николай, с ещё большим отвращением, забрался на второй этаж.

«Женщина в белом» лежала у окна, потеряв сознание. Убивать её Ершову не хотелось. Одно дело муж, который казался Николаю классическим богачом-злодеем, другое дело беспомощная хрупкая женщина. Если в борьбе с буржуями, Ершов считал себя чем-то вроде Робин Гуда, то тут совсем другой случай.

Не видя ничего в густом дыму, Николай попытался сорвать штору, но та держалась крепко. Недолго думая, Ершов спустил женщину из окна, держа её за руку и высунувшись до пояса.

— Марта!!! Лови свою хозяйку. Она легкая.

Толстушка протянула вверх руки и почти коснулась ступней «женщины в белом». Ершов сразу же отпустил руку, и стал спускаться сам.

Трель автоматных очередей приблизилась. Из темноты вынырнули все три казака, с черными лицами и руками. Демоны с горящими глазами. Они подбежали к Ершову, тот, молча, указал им на хозяйские сумки.

«Женщина в белом» мгновенно очнулась, глубоко вздохнула:

— Я отдам вам деньги. Вы сохраните мне жизнь?

— Мы заберем и деньги, и ценности. Никто не нуждается в твоем разрешении.

— Вас будут разыскивать все детективные агентства, вся полиция!

— Ты хочешь умереть? Чтобы нам было проще.

Ершов сделал шаг к хозяйке и ударил её по голове так, что та надолго потеряла сознание. Марта сама далась ему в руки, бросившись когтями выцарапывать «негру» глаза. Николай легонько ткнул её пальцем, а затем деликатно уложил на землю.

— Пару минут полежи спокойно, красотка, — Ершов поцеловал Марту в левый глаз, из которого выкатилась слезинка.

— Уходим, — махнул рукой казакам Николай.

— Доброго здоровьичка, Петр Силыч, — уважительно поздоровался казак, и перекрестился на красный угол.

— В ногах правды нет, — Петька указал на лавку, — поснедаем, чем бог послал.

— Благодарствую.

— Как сходили? Успешно? А то Николай Николаич даже Гусеву ничего не говорит, заперся и пьёт горькую.

— Эт, точно. Капитан из нас всю душу вынул: что, да как. А мы тогда порознь воевали, что там было никто из нас не видел. Дворец сожгли, всех, окромя двух баб и ребятенка, убили, трофей взяли.

— Странно. Когда уезжали, Николай Николаич аш горел весь от нетерпения. Вернулись — горькую пьёт.

— Эт, точно. Горькую пить они мастера!

— Да-а, сколько не выпьют, а трезвые, как стеклышко. Что один, что другой. Жидок, странно дело, тоже пьющий, — удивился казак.

— Говорят, завтра снова к янки? Гусев всех забирает в набег?

— Только вернулись, а тут гонец. Торопиться надо, не то уйдут сучьи дети, перепрячутся. Капитан мастак, всё по полочкам разложит, одно удовольствие с ним воевать, — казак причмокнул и покачал головой, показывая свой восторг.

— Он пять лет учился на офицера!!! За это время любой мастером станет.

— Не скажи. Нет. Совсем не так это. Да тебе и не понять, мужик — одно слово, — отмахнулся казак, — К тому же, капитан… нюхом чует опасность.

— А по мне, удача Николай Николаича — поважнее будет, — не согласился Петька.

Казак помолчал, даже откусил кусок курицы и тщательно прожевал.

— Если золотишко мыть, соглашусь. Только мы к янки воевать идем.

Гусев увел всех казаков в набег. Ершов настоял, поскандалил и ушел с ними. Вернулся он через две недели, Гусев с казаками из США направился прямиком на Аляску. Ершов стал мрачнее тучи, вяло занимался делами, хотя и просиживал на заводе сутки напролет.

Но тут тоска навалилась на него так, что целых два дня он сидел дома. Не пил и не ел, вяло читал газеты и книги. Даже бутылка стояла неоткупоренная.

— Помолись, легче станет, — предложил ему Петька.

— Месть. Этот кровавый путь только из-за желания мести? Хотел ли я отомстить…, отомстить так кроваво? Нет, но из того пламени ненависти, что пылало во мне, вырос этот ужас. Зачем я это сделал? Джулию не вернешь!!! Её доброта…

— Тогда сходи на завод. Там проблемы с двигателем для катера возникли. Ломается через каждые пять-шесть часов работы, то одно, то другое из строя выходит. Капризная штука, не то, что трактор.

— На доводку двигателя до ума требуется время. Год-другой и наработка на отказ увеличится в десять раз.

— Николай Николаич, может тогда на Аляску поедем. Там ваши друзья.

— Мой друг Гусев — мясник. Безжалостный, жестокий… профессионал. Володя хотел бросить это ужасное, мерзкое занятие еще там…, - Ершов запнулся, — Тебе не надо знать…

Николай замолчал. Петька был не рад, затеянному разговору.

— Нельзя воевать в белых перчатках!!! Не выходит! Никак! Я, именно я затащил здесь Володю обратно в эту бойню. А потом упрекал… Поссорились мы, разругались, — горько проговорил Ершов.

Мужчины сидели молча. Николай опять развернул газету.

— О чем пишут? — попытался уйти от неприятного разговора Петька.

— О нас. Столько дней прошло, а статьи о зверствах банды «Кровавые нигеры» не прекращаются, — горько усмехнулся Ершов.

— Мэри, сестра Лизы, попросила меня, попросить тебя…, - сделал вторую попытку Петька.

— Ну! Рожай, наконец.

— Лиза просится к Гусеву.

— Каждую неделю ты отправляешь на Аляску то группу крестьян, то казаков. Пристрой её к ним.

— Она думает, что Гусев подумает, что она в дороге… Сам понимаешь столько голодных мужчин рядом, а она, как бы… в прошлом…, - мялся Петька.

— Бывших шлюх не бывает! Лизка влюбилась? Глаз на Вовку положила. Нет. Думаю, захотела прокатиться с удобствами, первым классом. Хорошо, я закажу для неё билет. Только, боюсь, Гусев оседлал певичку Зузу. Горячая штучка. Я ему, помню, в самом начале все уши прожужал о ней.

— Клячкин раньше уехал. У Лизы есть шансы, что Гусев свободен.

— Мэри села тебе на шею. И уже свесила ноги, — засмеялся Ершов.

Петька довольно улыбнулся.

Клячкин закурил дорогую кубинскую сигару, к которым он пристрастился за последний год. Он предложил сигару Гусеву, тот криво усмехнулся, но взял.

— Негритянки сворачивают их на своих потных ляжках, а вы суёте эту гадость себе в рот, — решил испортить друзьям кайф Ершов.