Владимир Голубев - 1894

Мальчишки затихли, с ужасом уставившись на шрамы Ершова. Бузов громко засмеялся.

— Буду теперь вас, негодников, пугать дядей Колей.

— Коленька, лапушка, так нельзя, дорогой ты мой, — залепетала Елена.

— Не узнаю тебя, Железная Леди. Я считал, что у вас здесь казарма. Ты же рассказывала, как воспитывала свою дочь, нам, разгильдяям, в укор ставила, — растерялся Ершов.

— А про внучку я промолчала тогда. С годами мы становимся мудрее и мягче, — грустно сказала баронесса.

— Какие твои годы, Ленка! Ты выглядишь лет на пять моложе, чем четыре года назад. Тебе сейчас больше тридцати трех не дашь!

— Спасибо Коленька, — Елена обняла его, и Ершову пришлось опустить близнецов на пол.

— Хорош, познакомился с моими пострелятами? Пошли в бильярдную «кофе» пить! Сабину оставь Елене, им есть что обсудить, — Валерка потащил Николая по коридору в пристройку.

Друзья пили долго и болтали ни о чем и обо всем: о бабах, о войне, о делах, о Валеркиных детях, о том, что делать дальше.

— В 17 году нам будет за пятьдесят, лучшие годы прожиты, умирать не страшно, страшно будет жить, — вещал Валерка.

— Чем то нужно будет пожертвовать ради благородной цели? Послушай, ты что, уже не согласен с Клячкиным? За детей стало страшно?!

— Ты не подумай, я готов всё, всё своё имущество отдать. Что бы было по справедливости, чтобы люди жить начали по человечески. Понимаешь, Ленка за детей боится. Сначала баронское звание пробила, а теперь трусит. Если всех богатых под нож, то и наши дети под нож, и мы.

— Валера, переходи на мою сторону. Бросай Клячкина, — обрадовался Николай.

— На твою сторону? Это как? Здесь сделаем революцию? И на Гавайи? Наши соотечественники будут друг друга крошить шашками, топить в море, травить газом, морить голодом, а мы будем на курорте вино попивать, бананы и ананасы кушать? — разъярился пьяный Валерка.

— Ну-ну, охолони. Ты же знаешь, я готов принять на острова до миллиона русских. Дворяне, конечно, не тот контингент, но с ними приедут крепкие крестьяне, инженеры, мастера, казаки, наконец.

— Я в прошлый раз тебе говорить не стал, не хотел тебя и Володьку обижать. Подло это, знаешь ли! Мы заварим кашу, начнем Революцию. И убежим? По-честному, нужно остаться, жить и умирать вместе со всеми.

— Именно!!! Умирать! Если мы примкнем к Ленину на втором съезде, или раньше, то нас поголовно вырежут после его смерти. Взять, например, Бубнова, из первого состава политбюро большевиков семнадцатого года. Он никуда не лез, вел себя скромно, а в 37 его арестовали и расстреляли.

Дочка его в войну покушение на Сталина готовила, помнишь? — ехидно уставился на Валерку Коля.

— Не помню ни Бубнова, ни его дочери, ни политбюро этого. У отца был трехтомник: краткий курс истории КПСС. Я все три тома прочитал, а Бубнова не помню. Так ты предлагаешь внизу отсидеться? На уровне московского ЧК? Сколотить банду боевиков типа Рёма, а потом устроить ночь длинных ножей наоборот.

— Хорошая идея!

— Подлая, — не согласился Бузов.

— Ха! У меня бабка всегда говорила, что Сталин тем-то и был хорош, что всю еврейскую банду расстрелял. А по делу, я тебе предлагаю отойти от идеи Клячкина вырезать золотой миллион. Нужно с самого первого дня организовать шарашки. Всех господ под арест и работать. Нет. Так мы подорвем социалистическую идею. Нужно призывать всех в армию.

Организовать строительные и рабочие батальоны. Срок службы для стройбатов и раббатов определить семь лет. Шаг влево, шаг вправо — дисбат. Внешне предложение выглядит как полное дерьмо, но все те, кого Клячкин планирует истребить, в этом варианте живы.

— Ага. Людоедишка-америкашка! Ты забыл еще про торговлю людьми. Можно продавать евреев в США. Их в России пять миллионов, — ехидно засмеялся Бузов.

— Мое дело предложить. Давай не будем о грустном?

— Хочешь посмотреть на мою игрушку? Может, подскажешь что-нибудь интересное.

— Что за игрушка?

— Увидишь!

Бузов повел Ершова во двор. Огромный кирпичный сарай с большими воротами напомнил Николаю ангар для самолетов.

«Бузов сделал самолет», — развеселился и обрадовался Ершов.

Ворота со скрипом разошлись. При этом Бузов обматерил какого-то Михалыча, забывающего смазать петли. Внутри ангара стоял автомобиль, напоминающий «Виллис» времен второй мировой войны, только огромный, на восемь мест. Сидения матово блестели черной кожей, латунные детали были надраены и казались золотыми. Хотя, возможно, были позолочены. Вместо переднего стекла красовалась рама с мутноватым триплексом, два стекла с тонким слоем нитрата целлюлозы посредине. На багажнике возвышался откидной верх. От него, над центром салона был натянут шнур, а сзади виднелась ручка лебедки. Фары? В автомобиле были две огромные фары!

— Супер! Это монстр какой-то! Это и есть твоя игрушка? На ходу? — забросал вопросами Бузова Ершов.

— Я заказал на твоем заводе во Владивостоке десяток моторов по полторы сотни лошадей каждый. За два года сделал машину. Проблем было выше крыши: рессоры, сцепление, коробка передач и, конечно, шины, — гордо доложил Бузов, — но это рабочая лошадка, а игрушка за городом.

— Заинтриговал! Поехали.

Заводилась машина легко, с пол-оборота, с помощью стартера и аккумулятора.

— Ты знаешь, Коля, что немцы украли у тебя конструкцию свечей и перешли в своих двигателях с калильного зажигания на свечи? — спросил Валера, пока двигатель разогревался.

— Свечи изобрели во Франции больше тридцати лет назад еще для газовых двигателей, — вяло отбился Ершов.

— А я аккумулятор сделал новый. Заменил твой деревянный корпус на эбонитовый.

— Три килограмма веса экономии? — скептически отозвался Ершов.

— Целых пять кеге! Аккумулятор стал компактнее и надежнее. Я одел положительные пластины в эбонит с прорезями. Чехлы такие, или мешки дырявые, ну, ты понимаешь.

— У меня на заводе во Владивостоке еще полгода назад стекловойлок начали делать. Гавно, конечно, но дешево и надежно, — возразил Ершов, — Кто придумал использовать эбонит? Сам что ли?

— Ленка придумала. Умная, до невозможности.

— Ты путаешь. Хорошая память и интеллект — это разные вещи. Со мной в общаге жил один очкарик, он в первом семестре сотню теорем по матанализу заучил наизусть, не понимая доказательств. Ему так было проще. Потом три семестра, правда, пытался разобраться.

— Не понимаю, зачем он матанализ в список предметов включил?

— Гы-гы-гы, — заржал Ершов, — Сосед на меня насмотрелся, мне математика легко давалась. Вот он и записался. Слушай, Валерка, мы же прилично выпили! Как поедем?

— Не ссы! Тут окраина, гайцов нет! Их вообще нет!!! — Бузов, казалось, был полностью счастлив.

Из гаража Бузов выехал смело, чуть не задев задним бампером за стойку ворот. Привратник резво распахнул ворота, снял фуражку и одобрительно поцокал вслед. Бузов почти сразу включил вторую передачу и набрал приличную скорость.