Герберт Уэллс - Борьба миров (без указания переводчика)

Грабители больше не пытались возобновить нападение. Оглянувшись, брат увидел, что они удаляются.

— Я сяду здесь, если можно, — сказал брат и взобрался на пустое переднее сиденье.

Девушка оглянулась через плечо.

— Дайте мне вожжи, — сказала она и ударила пони хлыстом.

Через минуту хулиганы уже исчезли за поворотом.

Таким образом совершенно неожиданно брат, запыхавшийся, с рассеченной губой, с опухшим подбородком и окровавленными суставами пальцев, поехал неизвестно куда с этими двумя женщинами.

Он узнал, что первая из них была женой, а вторая младшей сестрой деревенского врача из Стенмора. Этот врач, возвращаясь домой рано утром от тяжело больного в Пиннере, услышал на железнодорожной станции о приближении марсиан. Он поспешил домой, разбудил женщин — служанка ушла от них за два дня перед тем, — уложил кое-какую провизию, сунул, к счастью для моего брата, револьвер под сиденье и сказал им, чтобы они ехали поскорей в Эджуер к поезду. Сам он остался, чтобы оповестить соседей, и обещал их нагнать около половины пятого утра. Но шел уже десятый час, а его все не было. Остановиться в Эджуере путешественницам помешал чрезвычайный наплыв беженцев, и таким образом они заехали на глухой проселок.

Все это они бессвязно рассказывали брату, пока не остановились вблизи Нью-Барнета. Брат обещал не покидать их, по крайней мере до тех пор, пока они не решат, что предпринять, или пока их не догонит пропавший муж. Желая их успокоить, брат уверял, что он отличный стрелок из револьвера, хотя стрелять он совсем не умел.

Они расположились возле дороги, и пони стал обгладывать живую изгородь. Брат рассказал спутницам о своем бегстве из Лондона и сообщил им все, что слышал о марсианах. Солнце поднималось все выше, и скоро их оживленный разговор сменился томительным ожиданием. По проселку прошло несколько пешеходов. От них брат узнал кое-какие новости. С каждым бессвязным ответом, который ему удавалось получить, он все глубже уяснял себе громадные размеры обрушившегося на человечество бедствия и все больше убеждался в необходимости дальнейшего бегства. Он заговорил об этом со своими спутницами.

— У нас есть деньги, — сказала молодая девушка и смутилась; но глаза ее /встретились с глазами брата, и ее нерешительность прошла.

— У меня тоже есть деньги, — ответил брат.

Она сообщила, что у них имеется тридцать фунтов золотом и одна пятифунтовая кредитка и сказала, что, быть может, им удастся сесть в поезд в Сент-Олбене или Нью-Барнете. Брат считал, что попасть в поезд совершенно невозможно: он видел, с какой яростью толпы лондонских жителей осаждали поезда, и предложил пробраться через Эссекс к Гаричу и там на пароходе покинуть Англию.

Миссис Эльфинстон — так звали даму в белом, — не слушая никаких доводов, хотела ждать своего «Джорджа». Но ее золовка оказалась рассудительнее и в конце концов согласилась с братом. Итак, они поехали к Барнету, намереваясь пересечь Большую Северную дорогу. Брат вел пони под уздцы, чтобы сберечь его силы.

Солнце поднималось по небу, и день становился необычайно жарким; густой беловатый песок обжигал лицо и слепил глаза, так что они подвигались вперед очень медленно. Живые изгороди посерели от пыли. Когда путники приблизились к Барнету, то услышали все усиливающийся гул.

Стало попадаться больше народу. Беженцы тащились изнуренные, угрюмые, грязные, бессвязно бормоча себе под нос какие-то вопросы. Мужчина во фраке прошел мимо них, пристально глядя в землю; они слышали, как он разговаривал сам с собой, и, оглянувшись, увидели, что одной рукой он схватил себя за волосы, а другой наносил удары невидимому врагу. Когда припадок бешенства миновал, этот человек побрел дальше, ни разу не обернувшись.

Подъезжая к перекрестку дорог южнее Барнета, брат и его спутницы увидели в поле у дороги женщину с ребенком на руках; двое других детей шли за нею, а позади плелся мужчина в грязной черной блузе, с толстой палкой в одной руке и с маленьким чемоданом в другой. Потом из-за поворота по проулку между дачами, примыкавшими непосредственно к большой дороге, выехала тележка, в которую был запряжен взмыленный черный пони; правил тощий юноша в широкополой, посеревшей от пыли шляпе. В тележке сидели три девушки, по виду фабричные работницы из Ист-Энда, и двое маленьких детей.

— Как проехать в Эджуер? — спросил растерянный, бледный возница и тотчас же хлестнул пони, не сочтя нужным поблагодарить, когда брат сказал ему, что надо свернуть влево.

Вдруг прямо перед собой брат мой заметил бледносерый дым; он поднимался между домами и окутывал белый фасад террасы, возвышавшейся над дорогой, которая тянулась позади длинного ряда дач. Миссис Эльфинстон вскрикнула при виде языков дымно-красного пламени, плясавших над домами под знойным синим небом. Среди смутного гула выделялись теперь беспорядочно смешивавшиеся голоса, скрип множества колес и топот копыт. Проселок делал крутой поворот метрах в пятидесяти от перекрестка.

— Господи! — воскликнула миссис Эльфинстон. — Куда же вы нас ведете?

Брат придержал пони.

Большая дорога представляла собою клокочущий людской поток, беспорядочно стремившийся к северу. Облако пыли, ослепительно-белой в лучах солнца, поднимаясь над землей на высоту шести метров, окутывало все своей пеленой, а сплошная масса лошадей, пешеходов и экипаже непрерывно поднимала новые клубы.

Приближаясь к месту соединения проселка с большой дорогой, можно было подумать, что въезжаешь в дым, стелющийся от пожара. Толпа гудела, как пламя, и пыль была горячей и едкой. А немного дальше, действительно, горела дача, и клубящиеся массы черного дыма расползались над дорогой, увеличивая сумятицу.

Прошли двое мужчин, потом какая-то женщина, перепачканная и заплаканная с тяжелым узлом. Заблудившаяся охотничья собака, испуганная и жалкая, покружилась, высунув язык, около кабриолета и убежала, когда брат пригрозил ей.

Насколько хватал глаз, вся дорога, ведущая из Лондона, казалась сплошным клокочущим среди домов потоком грязных толкающихся людей. Черные головы и тесно прижатые одно к другому тела обрисовывались немного яснее у перекрестка, проходили мимо и снова сливались в сплошную темную массу под облакам пыли.

— Вперед, вперед! — раздавались крики. — Дорогу, дорогу!

Руки задних упирались в спины передних. Брат вел пони под уздцы. Этот поток неудержимо притягивал его к себе. Медленно, шаг за шагом, подвигался он по проселку.

В Эджуере царила суматоха, в Чок-Фарм — паника, но здесь происходило настоящее переселение народов. Трудно представить себе движение этой огромной массы, уже не походившей на толпу. Фигуры появлялись из-за угла и удалялись, повернувшись спинами к поселку. По краям шли пешеходы, увертываясь от колес экипажей, сталкивались друг с другом и оступались на выбоинах.