Евгений Филенко - Пламенная кода

– Замолчите, мичман, – снова сказал Сева, безо всякой опаски, что явно не отвечало представлениям потасканного эхайна о собственной значимости и оттого повергало его в непреходящее замешательство. – Никто с вами ни о чем не уговаривался. Я здесь не для того, чтобы на вас любоваться. Впрочем, – он призадумался на короткий миг, – если вы не станете путаться под ногами, я, так и быть, выслушаю вас чуть позже. И, если наши намерения совпадут…

– Еще и как совпадут, – сказал тот свирепо. – Вот прямо сейчас и совпадут! Я тоже не напрасно перся сюда через половину Галактики…

– Ничего не выйдет, – возразил Сева, улыбаясь замечательной своей нездешней улыбкой. – Кажется, я нужен вам больше, чем вы мне. Если честно, вы мне вообще на фиг уперлись. Поэтому будет, как я сказал. А уж потом, если станете хорошо себя вести и проявите себя добрым самаритянином…

– Кем?! – окончательно потерялся мичман.

– Кем-кем?! – переспросил Тони.

– Это из священной книги христиан, – сказал капрал Даринуэрн. – Евангелие от Луки, если не ошибаюсь.

– Что такое евангелие? – упавшим голосом спросил мичман, но на него никто уже не смотрел.

Все, не исключая, кстати, и самого мичмана, смотрели на капрала, который лежал с открытыми глазами и старательно, будто наверстывая упущенное, моргал.

– Лучше объясните мне, почему я лежу, – проворчал он, садясь и неуверенными движениями массируя затекшее лицо. – И куда подевался эршогоннар. И кто вы все такие, в конце концов. И, уж заодно, что делаете на секретном объекте.

– Позже, – строго сказал Сева. – Мы очень много болтаем. А ведь нам нужно спешить.

– На смерть? – спросил Тони тусклым голосом.

– Почему сразу и на смерть? – удивился Сева. – Теперь никто не обязан умирать. Мы сможем договориться.

– Это вы-то станете договариваться с эршогоннарами? – саркастически осведомился мичман Нунгатау и неприятно захмыкал.

– Да, с ними непросто, – согласился капрал Даринуэрн. – У меня странное чувство, что я уже… гм… пытался это делать.

– Ну вот что, – сказал Сева, поднимаясь. – Не сидеть же здесь и ждать, пока все закончится и за нами придут!

Тони, словно сомнамбула, последовал его примеру. Он уже ничего не понимал и оставил всякую надежду изменить ситуацию к лучшему.

– И то верно, – согласился капрал, медленно воздвигаясь во весь свой гигантский рост.

Он единственный здесь был вровень с этим диковинным Севой.

Заглянув тому в глаза и что-то быстро прокрутив в мозгах, капрал промолвил, не то вопросительно, не то утвердительно:

– Похоже, мне не стоит интересоваться, кто вы такой, сиятельный янрирр, и как здесь оказались.

Сева покраснел и быстро запихнул за ворот грязноватой футболки вывалившийся оттуда медальон на цепочке.

– Эй, эй! – снова взъерепенился мичман Нунгатау. – Этот эхайн идет со мной!

Капрал посмотрел на него с неожиданной брезгливостью.

– Сарконтир, – сказал он. – Что за неуважение?

– Да плевал я!..

Капрал сгреб его за ворот и рывком поставил перед собой на цыпочки.

– Молчать, грунтоед, – произнес он тихим железным голосом. – Пойдешь с нами и будешь защищать наш тыл. А когда припрет, первым ломанешься в атаку. Доступно, скорпионья твоя морда?

– Я мичман войск специального назначения! У меня церрег от самого гранд!..

– Молчать, сволочь. Я не посмотрю, что ты сарконтир, кхэри и исчадье демона-антинома, урою тебя с любой руки.

– А как насчет этого? – злобно ощерился мичман и вдруг выкинул из рукава прямо перед лицом капрала длинное тонкое лезвие.

– А это, – с наслаждением сказал Даринуэрн, даже не дрогнув лицом, – я засуну тебе в задницу.

Сева, наблюдавший на ними со смешанным выражением любопытства и отвращения, вдруг протянул руку и одним движением разделил их, словно разбивал спорщиков.

– Баста, – сказал он. – Горячие эхайнские парни… Вы даже не подозреваете, как смешно выглядите со стороны.

Капрал Даринуэрн легонько отпихнул потасканного и демонстративно вытер пальцы о куртку.

– Черный Властелин из этого кхэри – как из монаха сводник, – молвил он презрительно. – Хотя я знавал монахов, которые неплохо справлялись с таким ремеслом…

Поднял валявшийся под ногами цкунг и, повернувшись спиной к застывшему со своим ножичком в чрезвычайно нелепой позе мичману, почти бегом направился в сторону леса.

Тони двинулся следом, едва волоча ноги. Сева догнал его и энергично встряхнул за плечи.

– Ну, ну, – сказал он ласково. – Проснись, ранняя пташка. Скоро все закончится, ты будешь дома. Ты даже представить себе не можешь, как здорово дома!

– Здесь мой дом, – буркнул Тони грубовато, чтобы скрыть смущение.

– Вот еще! – засмеялся Сева. – Земля… это такое приключение!

Все же человеческого в нем было намного больше, чем эхайнского.

Мичман Нунгатау, чувствуя, что его снова выставили дураком, тащился позади всех и ворчал в том смысле, что кое-кто для покойника слишком шексязится , некоторые вот так же точно шексязились , а потом огребли в охырло, телебокнулись, жежувыкнулись и теперь сами шексязиться зареклись, да и всей родне на сто лет вперед настрого заповедали…

Это был уже третий по счету несусветных размеров зал с черными подпорками. Хорунжий Мептенеру, резко остановившись, вдруг вытолкнул едва живого от пробежки Фабера на середину. Скучившиеся вокруг десантники выглядели угрожающе. «Они что, жрать меня собрались?!» – мелькнуло в затуманенном усталостью и гипоксией мозгу.

– Плохо, – сказал хорунжий. – Мы опередили человека с браслетом. Много людей прямо внизу.

– Значит, мы на месте, – с усталым облегчением выдохнул Фабер.

– Плохо, – упорно повторил Мептенеру. – Эхайны убивают людей.

Сердце у Фабера рухнуло во внезапно разверзшуюся внутри его измученного организма пропасть. Метафора «прошибло холодным потом» вдруг обрела пугающую реальность.

– Нет, – просипел он, мигом утратив голос.

Раздвигая всех, словно ледокол, на Фабера наполз ротмистр Кунканафирабху.

– Я знаю, – прохрипел он, – вы храбрец, Тощая-Клювастая-Нахохленная-Птица. Поэтому вы пойдете первым.

Фабер не нашелся, что возразить. Он просто стоял истуканом, все свои помыслы сосредоточив на том, чтобы не позволить коленям подкоситься, и беззвучно зевал, словно окунь в крапиве.

– Паршивых десять врагов, – пренебрежительно заметил ротмистр. – Пустяк для человека.

«Пустяк? – обреченно подумал Фабер. – Для человека? Для какого человека? Для такого, как я, это далеко не пустяк… это, если хотите знать, смертный приговор».

– Я пойду, – твердо заявил хорунжий Мептенеру. – Тоже.

– Пойдем все, – согласился ротмистр. – Но он – первый. И вот почему.