Евгений Филенко - Гнездо Феникса

– Чужие погружены в Ложнотьму! – взревел Алмазный Жезл. – Их разум омрачен отравленными видениями. Как может быть то, чего нет?!

– Истиносвет не гаснет, – резко сказал Дилайт и сделал правой рукой короткий пронзающий жест.

Серебряные Змеи слаженно, будто по неслышимой команде, шагнули еще на одну ступеньку вниз.

– Та-а-ак, – протянул Хаим и проворно встал.

– Что случилось? – забеспокоился Биссонет.

– Кажется, нашего командора достали, – пояснил Хаим. – Он произнес формулу абсолютной правды перед лицом Алмазного Жезла. Это серьезно.

Теперь уже все оказались на ногах.

Строй плащеносцев разорвался. Высоченный худой Аафемт выступил вперед, откидывая с лица капюшон. Его лицо, умащенное серебром, казалось неживой маской, прозрачные выпуклые глаза глядели холодно, по-змеиному не мигая.

– Драконий Шип никогда не обрушивал священный огонь на грязного Чужого, – сказал Аафемт. – Истиносвет не гаснет.

И тоже ткнул рукой в пустоту.

– Драконий Шип осквернил чистоту Истиносвета, – промолвил Дилайт высокомерно. – Он может выбирать.

– Дин, ты сошел с ума! – сказал сзади Элул. – Что за ковбойские штучки?!

– Я знаю что делаю, Хаим, – сказал командор, не оборачиваясь.

– Так это Драконий Шип спалил Аксютина? – отрывисто спросил Кратов.

Ему не ответили.

– Вы оба призвали в свидетели своей правоте немеркнущую истину, – задумчиво изрек Алмазный Жезл. – Но один из вас совершил святотатство.

– Но не Драконий Шип, – сказал плащеносец. – Что значит Истиносвет для Чужого, лишенного имаго?

– Истиносвет безграничен, – ответил Дилайт. – Его сияние озаряет все миры. Он не гаснет!

– Драконий Шип выбрал? – нетерпеливо осведомился иерарх.

– Чужой Старший осквернил чистоту Истиносвета, – ответил тот, не глядя на Дилайта. – Пусть Алмазный Жезл услышит. Верно, что в ткани поступков и событий появились инородные нити. Но это не лучезарное серебро Истиносвета. Это ржавый металл Ложномрака, подброшенный теми, кто укрывается в сиянии алмазов. Истиносвет не гаснет! Над Чужими всегда стлалась завеса тьмы. Так было: Чужие, лишенные имаго, прошли сквозь врата Нетленной Чистоты. Они обожгли смрадным дыханием нежные покровы Вечно Живущего. Они опоганили грубостью своих мыслей его высокие грезы. Истиносвет не гаснет!

– Кто открыл Драконьему Шипу это знание? – грозно вопросил иерарх.

– Глаза и уши Серебряных Змей рассеяны повсюду. Было так: Видящие Внутрь допустили Чужих в обитель Нетленной Чистоты.

– Воистину, Ложномрак распростер свои крылья над этим миром, – проговорил Алмазный Жезл. – Я жду Очищения…

– Пусть Драконий Шип выбирает, – напомнил Дилайт. И тут же прибавил тоном пониже: – Хаим, прикрой Кратова.

Шурша плащом, Драконий Шип приблизился к напряженно молчавшим землянам вплотную. От него исходила леденящая волна ненависти пополам с черным безумием. Ощупал взглядом каждого с ног до головы – Биссонет, не удержавшись, попятился, натолкнулся на Джеда и застыл…

Стеклянные глаза уперлись в Кратова.

Чувствуя, как холодное пламя подземелий лизнуло его своим языком по сердцу, Кратов подался вперед.

– Мы встретимся, – сказал он на языке Иовуаарп.

– Мы встретимся, – подтвердил Драконий Шип.

И коснулся его груди длинным крючковатым пальцем.

– Драконий Шип выбрал неверно! – воскликнул Дилайт с отчаянием.

– Выбор совершен, – равнодушно сказал Аафемт, отходя.

– Что вы натворили, Кратов, – произнес командор упавшим голосом. – Вы хотя бы знаете, на что вызвались? Это было моим делом…

Кратов не ответил. Он отстранил остолбенелого Хаима и вышел на середину зала.

– Пусть Алмазный Жезл услышит! – крикнул он.

Жрецы зашумели, задвигались.

– Чужой знает древнесокровенное, – изумленно сказал иерарх. – Как такое возможно?

– Истиносвет безграничен, – ответил Кратов. – Я выбран Драконьим Шипом. Но остальным Чужим должен быть открыт обратный путь. Таково мое требование.

– Кто ты, чтобы требовать перед лицом Алмазного Жезла?

– Никто не знает будущего, – продолжал Кратов. – Может случиться так, что я обрету имаго. Пусть Алмазный Жезл знает: когда он избавится от оков своего тела, я замкну перед ним врата Нетленной Чистоты. И Вечно Живущие не примут его в свой круг, если он не исполнит того, что я хочу.

– Рассудок твой обуяла Ложнотьма, – возразил иерарх. – Чужие не способны обрести имаго…

– Я знаю древнесокровенное, – прервал его Кратов. – Подобные мне обретают имаго. И я стану Вечно Живущим и велю Малым Стражам навечно затворить обитель Нетленной Чистоты перед всеми Аафемт. Пусть Алмазный Жезл поверит, что я сделаю это. Истиносвет не гаснет!

Его последние слова прозвучали угрозой.

В оконной щели была видна узкая полоска плотно-серого вечернего неба, подсвеченного кровавым сиянием терминатора. Потом и ее перекрыли босые ступни охранника… Кратов едва слышно вздохнул и отошел.

– Хорошо, что все состоится утром, – сказал он.

– Мало в том хорошего, – проговорил Дилайт удрученно. По своему обыкновению он размеренно вышагивал из угла в угол, безошибочно огибая в темноте кресло и стол. – Что вы натворили… Вы впутались туда, где ни черта не смыслите. Это было моим делом и ничьим больше.

– Моим тоже. Драконий Шип сжег Аксютина.

– Ну и что с того? – спросил командор. – Он мог сжечь совершенно незнакомого вам человека в то время, когда вы мотались по Галактике по своим плоддерским делам. Разве тогда вы тоже бросили бы все, чтобы явиться на Уэркаф для сведения счетов? Это контакт! Это игра, в которую играют не по нашим правилам! И уж подавно не правилам вендетты…

– Но вы сами пытались сыграть в эту игру.

– Знаете, Константин, вы просто самонадеянный юнец. И до конца не представляете, что вас ожидает. Это поединок без правил. Двое заходят, выходит один… Не забывайте, что шесть лет назад вы уже вышли один из поединка. Или теперь что-то сместилось в ваших нравственных устоях?

– Дело не в этом, – упрямо сказал Кратов. – И я помню о том, что произошло шесть лет назад. Конечно, вы вправе думать обо мне что угодно.

Сейчас мне нужно было, чтобы вы могли вернуться на корабль. Я этого добился. Что же до здешних правил, то я намерен их поломать. Возможно, Драконий Шип великий боец и одолеет меня. Ну, а я не собираюсь его убивать. В конце концов, он тоже не убил Аксютина… Двое зайдут, двое и выйдут.

– Вам без малого тридцать лет, Константин, а рассуждаете вы как дворовый мальчишка, – не утерпел Хаим. Он полулежал в углу комнаты на шкуре, подперев голову ладонью. – Кто затронет наших, тот получит в лоб… А стихи мне понравились, – прибавил он меланхолично.