Андрей Щербаков - ДМБ-2010

— А Дракон-то дохлый…

— Но рыцарь-то не знал об этом.

— Да, не знал. А когда же прекрасная принцесса полюбила принца?

— А она полюбила?

— Конечно. В сказке так полагается.

— А полюбила она его, когда он, не зная, что Дракон уже помер, пошел со своим деревянным мечом в пещеру Дракона, не отказывался и никого вместо себя не отправил. Вот такая сказка. Как поживаешь, принц-рыцарь?

— Почти Принц-Герцог…

— Ты знаешь, мне тоже начали нравиться Братья. Видимо, возраст. Или поумнела малость. Так как ты поживаешь?

— Сижу, скучаю без тебя. Ты вот большим человеком стала…

— Да я всегда была немаленькой. Но тебе тоже грех жаловаться, ты профессор…

— А ты почти руководитель спецслужбы дружественного государства…

Лела фыркает:

— Вот именно — почти… Хочешь, сделаю тебя академиком… у нас? Будешь жить в чудесном домике, в горах. Я буду иногда к тебе приходить. Хочешь?

Я молчу.

— В общем, я и сама понимаю, что это бред…

Вздыхает, несколько секунд молчит и тихо:

— Я закрутилась — у меня — террористы, у меня — заложники… Я стала злой старой коровой… Помнишь, мы на Острове смотрели мультфильм…

Я издаю возмущенный вопль. Перебиваю:

— Там, в мультфильме была очаровательная коровушка и у нее, у Буренушки были такие же чудесные ресницы, как у тебя… Милая Лела, мне сняться твои ресницы… И не клевещи на себя: ты на два года моложе меня… А коса, твоя волшебная коса, она цела?

— Нет, косу пришлось отрезать…

Издаю громкий протяжный стон. Она говорит почти испуганно:

— Но послушай, Кот, у меня физкультура для личного состава два раза в неделю и я должна пример подавать… и вот, пришлось… Тебе жалко? Скажи еще про ресницы…

— Я ранен… смертельно ранен стрелами твоих ресниц… они мне сняться…

Мы оба замираем — я случайно или нет, но сказал ту же фразу, что тогда, в Ташбаане… Молчим долго. Наконец Лела не выдерживает:

— Ты по-прежнему все это помнишь?

— Я буду помнить то, что случилось там, всегда. Да и есть, кому напомнить. Давай не будем об этом. Не сыпь мне сахар в пиво…

— Меня всегда потрясало — тебе больно, но ты шутишь, смеешься, а глаза грустные, больные… Я далеко, но вижу это. Ты простил мне, что я тогда отодрала тебя за ухо?

— Я и не сердился не секунды — ты совершенно правильно сделала. Я это вполне заслужил. А ты простила меня, что я тогда… не остался?

— Я бы никогда не простила бы тебе, если бы ты тогда остался…

Опять молчим и вдруг на том конце еле слышно:

— Я… до сих пор… люблю тебя.

— И я…

Но Лела не дает мне сказать:

— Не ври! Может, тогда на Острове, те несколько часов…

— Ладно, Лела-Лелушка, ведь я тоже неплохо знаю тебя. Ты ведь по делу звонишь?

— Да, Кот, я тебе всегда звоню по делу. И видимся мы с тобой только по делу. Но ты все-таки помни… то, что я тебе только что сказала.

— А ты что-то сказала или мне послышалось?

— Я сказала.

— Я это буду помнить всегда — вместе с твоими волшебными глазами, ресницами и косой, которую ты, увы, отрезала, но я этого, к счастью, не увидел… А теперь говори по делу.

— Ты знаешь, я ужасно не люблю, когда у меня над головой по неизвестной причине разваливаются новейшие самолеты-штурмовики. Тем более мы хотели их у вас покупать. Вот с детства я этого не люблю. Я прошу тебя заняться этим делом…

— Что же меня все уговаривают? Вот одну только что выпроводил…

— Женщину!? Нет, Кот, ты неисправим!

— Не ревнуй, у нас ничего не было…

Лела только усмехается. Недоверчивая. Впрочем, у нее работа такая. До чего люблю оперативную связь — качество отменное: и громко, и слышно каждый вздох. Продолжаю:

— Ладно. Я займусь этим делом. Но только ради тебя, ты слышишь? Только ради тебя…

На том конце вздох и опять чуть слышно — не понять то ли услышал, то ли почудилось:

— Я тебя…

И громко:

— Пока, Котенок!

И громкое противное мяуканье гудка оперативной связи. Вот так. И когда она позвонит теперь — неизвестно. И позвонит ли вообще. Все-таки нехорошее слово «Никогда». Плохое, можно сказать, слово. Негодное.

«Если это программист, он долбит. Если он не долбит — плохой, негодный программист». Вернемся к программистским делам.

Поднимаю трубку:

— Соедините с Главным конструктором системы. Здравствуйте, Сергей Федорович. Мне хотелось бы получить от вас трассы программ управления силовой установкой машины на следующих субкритических режимах полета.

И я начинаю нудно перечислять индексы. Главный конструктор прилежно записывет.

— Это все? — вопрошает уважаемый Сергей Федорович.

— Нет. Еще, пожалуйста, перепишите в какой-нибудь удобоваримой форме показания неразрушающихся блоков контроля.

— На CD?

— Да, годится. И дайте мне пару ваших программистов. Я ведь ничего не понимаю в самолетах.

На том конце провода слышится скептическое хмыкание.

Я продолжаю:

— Сергей Федорович, я надеюсь, вы не будете требовать от пилотов работать на… критических режимах. Вы понимаете, о чем я говорю? Я думаю, нам вполне хватит двух развалившихся штурмовиков…

— Так вы думаете… А официальная точка зрения…

— Почему-то мне кажется, что вы думаете точно также, как и я.

— Может быть…

— Я вас понимаю и постараюсь помочь. До свиданья.

Кладу и снова поднимаю трубку.

— Дайте номер… — и называю номер рабочего зала своей доблестной команды. — Третий, привет! Пойди оформи себе допуск и завтра утром приезжай ко мне.

— Понял. Буду.

— Ты не забыл еще, как выглядят самолеты? Ты же выпускник МАИ.

— Я выпускник другой кафедры. Но как выглядят разбитые машины, я еще не забыл…

— У тебя есть что-нибудь по визуализации?

Пауза. Потом Третий продолжает:

— Ты делаешь успехи, Второй. Я только что хотел тебе предложить визуализировать содержание «черных ящиков».

— Не учите… дедушку кашлять! Я не настолько туп, как ты думаешь. Еще я заказал трассы программ от силовой установки. Сегодня они полетают немного и завтра мы их получим.

На этом месте я соображаю, что Третий не знал, куда мы едем. А уж зачем — тем более…

— Слушай, Третий, может не заниматься ерундой и ты скажешь мне сразу место в программе управления двигателями…

— Не забегай вперед, Кот. Я приеду и мы разберемся вместе. На самом деле — это трудная задача. Я помогу тебе, но приготовься к тому, что могут быть проблемы.

— У кого и какие?

— Ты будешь смеяться, но… у меня. Пока.

Вот это дал! «Вы будете смеяться, но Черненко тоже умер», — заявил в свое время наш комсорг. Проблемы у Третьего! Интересно!

А между тем время неумолимо идет к вечеру. Спохватываюсь, беру трубку:

— Соедините с дежурным. Добрый день! А генерал Козлов… Как, уже уехал? Спасибо.

Трогательная забота о подчиненных. Теперь долго добираться на электричке. А может, не ехать никуда? Дома мне особо делать нечего, а спать здесь есть где.