Захар Петров - Чистилище

Не известно, поддерживал ли Батура кровожадные порывы своих подчинённых, но многие из вчерашних полеводов стали жестокими убийцами. Наделённые властью решать, кому жить, а кому умирать, они упивались этой властью, превосходя в ревности по уничтожению «выродков» даже подручных генерала Дайнеко. Ими же было придумана полуритуальная процедура «очищения», при которой член семьи, в которой жили неполноценные, также считался неполноценным до тех пор, пока не «очистится», то есть своими руками не убьёт тех, кто позорит его род. Поэтому Алесю пришлось на виду у всех застрелить из арбалета свою мать, которую нелёгкая крестьянская жизнь сделала сутулой, и брата, который потерял ногу при нападении хищников во время вылазки на картофельное поле. Он быть может на это и не решился, если бы брат и мать сами не просили их расстрелять: их судьба и так была предрешена, а у Алеся был шанс выжить.

Все, кто остался в живых на Партизанской после «очищения», были оттуда выселены -Батура объявил опротивевшее ему поселение закрытым. Почти все, кто жил на Партизанской стали гвардейцами Батуриного войска. На время войны им не нужен дом, а после победы они найдут себе жилище получше – в уютных бункерах Улья.

Вот уже несколько дней Алесь был гвардейцем. Все, кто постарше и поопытнее, ушли брать Улей, а подростков вроде его оставили охранять поселения. Алесь попал в отделение Нарванного, которого так прозвали отнюдь не за флегматичный характер. Нарванный всем доказывал, что он соответствует новому времени и своему прозвищу. Он без сожаления замучал двух бродяг, набредших на их пост. А в свободное от дежурств время шастал по Тракторному, выявляя недовольных. Его верной помощницей была Сонька – умственно отсталая девочка, которой по законам нового времени должно было умереть. Но учитывая, что она одна из первых вступила в ГО и по слабоумию не испытывала никаких комплексов при совершении пыток и убийств, её уничтожение было отсрочено до определённого времени.

Теперь же Алесь тревожно ждал своей участи, коря себя за то, что заступился за пришлых, хотя они оказались на вид неплохими ребятами. Эти два здоровяка со странным говором относились к нему с предельным добродушием. Вот только странно было то, что к этой молчаливой молодой женщине они относятся чуть ли не как к своей матери, называя её «цёткай Верай».

В числе тех, кто оставался на станции, были в основном женщины, дети, да полтора десятка подростков из ГО, вроде Нарванного и Алеся. Все мужчины и многие девушки и женщины, имеющие достаточные навыки стрельбы из арбалета, ушли штурмовать Улей.

- Тревога! Нападение! Правый туннель от Пролетарской!

К клетке подбежала Сонька, просунув трость с торчащими на конце гвоздями, она стала ими колоть Паху и Саху:

- А-ну, бля, крути педали, бля. И быстро, быстро…

Кто-то из партизан переключил подачу света с потолочных лампочек на прожектор, который другой партизан на тележке подтягивал к правому туннелю. Оттачиваемые тренировками навыки партизан по обороне своих поселений когда-то считались примером для подражания в Республике. Но партизан, как и жителей других секторов часто перемешивали, и вновь прибывшие создавали диссонанс в коллективных навыках местных. Да и местные тренировались неохотно, лишь потому что их заставляли это делать администраторы. После уничтожения змеев эти тренировки большинство считало произволом Инспектората, таким же как налоги и трудовые повинности. Ко всему прибавить, что в этот раз командиры и самая боевая часть населения станции отсутствовала… Подростки и женщины больше суетились и толкались, выстроенный ими арбалетный строй был не полным и не плотным. Перекрыть вход в туннель заградительными воротами они не успели, и когда в луче прожектора, едва светящегося от велосипедных генераторов, появились aсмейцы, Нарванный, руководивший обороной, даже не успел крикнуть «пли». Началась беспорядочная стрельба по приближающимся aсмейцам и всё же многих из них скосили арбалетные стрелы. Однако когда люди генерала ловко взобрались на платформу, нервы партизанок не выдержали, они стали покидать строй, бестолково пятясь к своим жилищам, как будто они могли их защитить.

- А ну стоять! В строй! В строй! – орал Нарванный, лупя прикладом своего арбалета по убегавшим женщинам и подросткам.

Но паника уже началась и остановить её было тяжело. Тогда Нарванный потащил оставшихся в строю арбалетчиков к выстроившемуся второму ряду. Этот ряд обычно составляли женщины по-старше, которые вооружались в основном копьями. Им было, что терять и было кого защищать - за их спинами, в их жилищах прятались дети. Поэтому эта линия обороны оказалась более стойкой. Отступившие к ним арбалетчики, начав меткую стрельбу по наступавшим, добавили женщинам решимости стоять до конца. Кое кто из убегавших тоже вернулся в строй. Этим стройным рядом они приблизились к краю платформы, сбросив на пути тех из aсмейцев, кто ещё совсем недавно победно вскарабкался на платформу. Ещё немного и aсмейцы отойдут…

- Тревога! Нападение! Левый туннель от Партизанской!

Второй отряд aсмейцев заходил в тыл. Кто-то из соратников Нарванного пытался организовать оборону с другой стороны станции. Но уже скоро Вера увидела, что юные партизаны бегут. На их лицах читался ужас – верный признак скоро поражения. Не смотря на неприветливую встречу подростков-партизан, ей хотелось выйти из клети и помочь им в обороне поселения. Сходные чувства испытывали братья. Саха нервничал, вращая головой по сторонам и наблюдая происходящее, а Паха со всех сил, до громкого гула в генераторе крутил педали, пытаясь хотя бы светом помочь обороне обречённого поселения.

Брошенный натренированной рукой метательный нож вошёл в затылок Нарванному, на дерзкой энергии которого пока что держали себя в руках защитники. Когда их харизматичный командир пал, большинство побросало оружие, бегая и мечась по станции, попадая под стрелы aсмейцев и натыкаясь на их мечи. Вскоре последние очаги обороны были подавлены и началось страшное…

- Всех мочи! Всех выродков мочи! Партизаны – выродки, помните это! Помните, что они сделали с Площадью Независимости! Достойные жить так поступить не могли! Не жалейте их! – орал какой-то полоумный глашатай, залитый с ног до головы кровью убитых им партизан и маша руками, в каждой из которой за волосы он держал головы, отрубленные им у подростков. – Никто не должен остаться! Сделайте это! Ради будущих поколений, сделайте это!

Дикий хохот, надрывный детский плач, визги, удары мечей, разрубающих кости и плоть. Вера всегда была участником битв, но никогда не была зрителем. Ей впервые довелось увидеть со стороны, что такое война. Ей не хотелось на это смотреть, но глаз отвести или закрыть она не могла. Паха перестал крутить педали – темнее не стало, потому что поселение освещали зажжённые факела aсмейцев. Сильный удар по прутьям клети рядом с Верой, и Вера увидела перепуганное лицо Соньки, которая схватилась руками за прутья их тюрьмы и смотрела на Веру, как будто та могла ей помочь. Два крепких aсмейца не могли оторвать Сонькиных рук от решётки и тогда один из низ рубанул по рукам мечом. Они потащили визжащую Соньку в одну из хижин, попутно срывая с неё одежду.