Захар Петров - Чистилище

- Ну что ж, молодые люди, рад вас видеть в этой аудитории. Сразу пять курсантов – такого я не припомню со времён Великого Боя. Н-да… Причины этому совсем не радостны… Н-да… И вы все надо думать участвовали в этом. Герои, так сказать… Ну и мы, можно сказать, внесли свой скромный вклад, создавая то, что вы выплеснули в Комсомольское озеро … Н-да…

Слушать затяжную вступительную речь декана было не интересно, а глазеть по сторонам не совсем уместно. Поэтому Вера занялась изучением стола, за которым сидела. Многие поколения студентов трудились над тем, чтобы оставить память о себе на поверхности видавшей виды столешницы. Она не раз закрашивалась, но упорство пожирателей наук было сильнее любого слоя краски. Ручками и циркулями по всей поверхности выводились графические и текстовые гравировки. Монументальные изречения вроде: «Аграрии 12й год» или «Здесь сидел я» перемежались с романтическими сердечками, нанизанными на арбалетные стрелы и объяснениями в любви. Кое-где встречались боевые кличи: «Смерть ленточникам!» и даже политические карикатуры с изображением лесников и американцев. Вере хотелось найти какой-нибудь след, оставленные студентами, жившими «до». Но ничего такого она не находила. Разве что: «Я из Гомеля!» - вроде бы ей не приходилось слышать о поселении с названием «Гомель», но ведь Муос - большой. И даже, если это поселение располагалось на Поверхности ещё до Последней Мировой, не исключено, что его автор написал изречение уже здесь, под землёй. И всё же почему то ей хотелось верить, что эта надпись сделана ещё до того, как парта была перенесена вниз. Вере на мгновение захотелось улететь на несколько десятков метров вверх и на несколько десятилетий назад, оказаться в настоящей, освещённой солнцем аудитории, среди улыбающихся беззаботных студентов, одетых в красивые лёгкие одежды. Но она тут же изгнала от себя эту слабость и усилием воли заставила себя вслушаться в то, что говорят декан и те, кто с ним.

- … Вы, господа будущие офицеры, конечно же, ожидаете, что здесь вас будут учить каким-то хитрым секретным приёмам и техникам ведения войны…

Дедок, хитро улыбаясь, сделал паузу и весело подмигнул курсантам. Насладившись ожиданием на их лицах, он, растягивая слова, продолжал:

- Нет, дорогие мои! У нас - гражданское заведение и ничему такому здесь не учат. Да и каким-таким премудростям ведения войны учить вас, прошедших столько боёв? В этом вы уже давно сами себе учителя и ученики. Но! Вы становитесь офицерами, а значит, должны быть выше тех солдат, командовать которыми будете. И прежде всего вы должны быть выше по уровню интеллекта, уровню своего образования. Коли вас отобрали, значит, вы уже сильнее своих коллег физически, лучше дерётесь и стреляете. Но вы должны стать ещё и умнее их, вы должны знать об этом мире больше своих товарищей. А ведь в этом мире есть много такого, что совсем не связано с войной! До Последней Мировой, чтобы стать офицером и командовать солдатами, надо было учиться пять лет. Пять лет! Офицер становился прежде всего интеллигентом, психологом, а уже потом боевым командиром. Конечно, у вас будет несколько спецкурсов, связанных с вашей работой, в преподавании которых нам любезно окажут помощь наши друзья из Штаба. Поэтому формально вы считаетесь курсантами Академии. Но в основном вы будете изучать именно общие науки, как обычные студенты Университета… Это большие блоки дологии и вневедения, азы философии, прикладную психологию, управленческие спецкурсы, биологию Муоса, основы безопасности …

Вера не выдала своего удивления, чего не скажешь об её однокашниках. Кто-то хмыкнул, двое стали недовольно перешептываться. Ещё бы: они – одни из лучших воинов Муоса - шли сюда, чтобы научиться воевать ещё лучше, а им предлагают полгода корпеть над учебниками, изучая совершенно бесполезные творения писарей-бездельников. Целых шесть месяцев потратить не понятно на что, одновременно теряя свои военные навыки. А в это время их товарищи будут гибнуть, выполняя опасные задания! Вера внимательно посмотрела на генерала. Этот здоровяк совершенно нелепо смотрелся рядом с худосочными и низкорослыми университетскими клерками. До сих пор он молчал, мрачно рассматривая свои здоровенные кулачища выложенные прямо на стол. Не трудно было заметить, что он не совсем уверен в полезности такого шестимесячного времяпрепровождения его подчинённых. Услышав ропот в аудитории, генерал Дайнеко медленно поднял свою голову и гаркнул так, что дедок вздрогнул, а тётка от испуга отшатнулась в сторону, чуть не упав со стула:

- Встать!

Курсанты вскочили, вытянувшись в струнку. Генерал налитыми кровью глазами уставился на стоявшего у первой парты армейца, которого он застал шептавшимся со своим коллегой. Несколько секунд звонкой тишины прекратил опять же голос генерала, сдержанный, но от этого не менее страшный:

- Если кто-то чем-то не доволен – рапорт на стол и пошли вон в свои подразделения дальше воевать. Но уже никогда вы сюда не попадёте – это я вам обещаю! Итак, я спрашиваю, кто-то не хочет здесь учиться? Отвечать!

- Никак нет, товарищ генерал, - не совсем синхронно ответили пять голосов.

- Ладно, идём дальше. Вы будете не только учить то, что вам скажут профессора, но будете это учить очень старательно, намного лучше штатских. Понятно?

- Так точно, товарищ генерал, - почти в один голос ответили курсанты.

- А у тебя – генерал даже не посмотрел на бедного армейца, но тот не сомневался, что речь идёт именно о нём, - я лично приму экзамен. И будь уверен: будь то психология или дология, у меня хватит знаний, чтобы тебя протестировать, как следует. Ты понял?

- Так точно, товарищ генерал, - покрываясь потом, ответил армеец.

Генерал разрешил курсантам сесть и, повернувшись к профессору, едва заметно кивнул головой, как бы разрешая продолжить. Тот, ещё не отойдя от шока, дрожащим голосом сообщил:

- Я собственно всё сказал. Ирина Васильевна продолжит.

Тётка затараторила, желая быстрее выпалить всё:

- Вы считаетесь курсантами Академии Штаба. Но фактически вы будете студентами Университета. Вам придётся на время снять свою форму, чтобы не смущать других студентов, и выбрать себе студенческие комбинезоны. У нас есть так называемая казарма, вернее отдельная комната на шесть коек специально для курсантов. Мужчины будут жить там. Но насколько я знаю, среди принятых в Академию есть одна девушка..

Оба армейца, которые после краткой речи генерала не шевелясь, вытянув в струну спины, сидели за первой партой, после этих слов не выдержали и обернулись назад, ища среди убров лицо другого пола. Оба удивлённых взгляда остановились на Вере, как наиболее подходившей по внешним признакам под определение «девушка». Они, конечно, слышали о том, что в спецназе служит девушка, наверняка с другими армейцами смаковали предположения насчёт того, как она оказалась в спецназе и за счёт чего она там держится, но вот то, что она вместе с ними поступит в Академию, этого они явно не ожидали. Впрочем, долго выдавать свою реакцию по данному вопросу они не решились, и, встретив равнодушный взгляд Веры, сразу же отвернулись, заняв прежнее положение сидя-смирно. А замдекша тем временем продолжала, обращаясь к Вере: