Анна Тин - Агенты Синлара

Как ни странно, говорила женщина, та, что была поменьше ростом, с необычайно красивым и вкрадчивым голосом. Причем, похоже, именно ее собственным, а не магическим. Без малейшего акцента и очень правильная ее речь завораживала:

- Вам необходимо соединить ваши навыки и наши возможности, иначе ничего не получится. Прежде чем настанет День Ширк, вы будете упражняться здесь, в нашем Дворце, на искусственном подобии настоящего Ширтахо... - она повернулась и посмотрела на светловолосого и бледного мужчину.

Тот подошел к стене и постучал по ней пальцами. Прямо в центре зала перед ними возник прозрачный призрак в виде точной копии древней крепости, с мельчайшими деталями, но только сделанной как будто из ничего.

- Вот эта конструкция и есть ваш тренировочный объект. Необходимо достичь совершенной слаженности и синхронности, чтобы добиться успеха. Надеюсь, наше общество вам понравится. Энги арта толо.

Гости переглянулись, так как это были тайные, сигнальные слова, предназначенные лишь для самых высших посвященных. Лучшее пожелание удачи, мольба о ниспослании благости Небес. Она даже знает ритуальные фразы на древнем языке, с удивлением подумал Уло. Словно выросла на берегу Священного озера. Он почувствовал, что настороженность его друзей постепенно проходит. Все это было совершенно невероятно, точно не с ним или только лишь в желанном сне. Но если он всего лишь спит и ему это видится, то пусть это длится подольше. Тогда это самый чудесный сон в его жизни.

* * *

В эту ночь обещанного полнолуния и затмения двух лун его бессонница точно удесятерилась. Шенгуф не только не мог спать, он ощущал нечто вроде зуда во всем теле, когда невозможно просто расслабиться. К тому же жрецы своим многоголосым воем действовали ему на нервы. Запретить это было бы нелогично, и ему приходилось гасить ярость, приливами подступающую к самому горлу, беспрерывными, бессмысленными перемещениями по Дворцу. И вот так, блуждая по длинным и темным ночным галереям, он встретил долгожданное событие. Мрак над Ширтахо был черен, глубок и ясен, только дым от благовонных очагов шаткими столбами подпирал звездную обитель на небесах. И в этом безбрежном пространстве две круглые, точно глаза хищного зверя, разноцветные луны соединились и вошли в коричневую тень планеты, образовав трехкружие, священный символ императоров Гшамм. Сразу резко похолодало. От проема, сквозь который он смотрел за всеми событиями, потянуло сырым и точно подземным воздухом, пропитанным тяжелым духом ритуальных кострищ. Эта стужа точно пробралась под его очень теплую, широкую мантию и мурашками побежала по плечам и груди. Он почувствовал себя неуютно и непривычно слабым, раздражение покинуло его, сменившись желанием укрыться, спрятаться от немигающего небесного ока... Повелитель не стал дожидаться конца зрелища и, повернувшись, отправился к себе в покои.

Когда он проснулся утром и обнаружил, что за ночь ничего особенного не произошло, император успокоился и даже ощутил некое удовлетворение, поскольку все дурацкие жреческие пророчества, как всегда, оказались ложными. Осталось подождать с окончательным выводом до вечера этого дня затмения двух лун. Все шло без отклонений от обычного, пока солнце не достигло зенита. Именно в этот момент ему доложили о находке во дворе Дворца.

Там, на большой площади, его слуги расширяли проход для парадного марша невиданного прежде количества войск. Несколько второстепенных статуй в нишах было решено перенести на новое место. Именно тогда, под изображением одного из Пятнадцати Верных в его человеческой форме, нашли тайный и неизвестный проход. Его не рискнули тронуть, ибо он был закрыт и запечатан знаками предыдущего Императора - как все полагали, отца Шенгуфа. Когда ему сообщили эту новость, Повелитель Лантера обедал, причем без всякого аппетита, и потому рад был отвлечься. Находка заинтересовала его.

... Вход был старым и закрыт был, несомненно, в то время, когда он вступал на престол. Ключа не было, где искать его никто не ведал, так что пришлось ломать обитую металлом дверь. Когда она с треском рухнула внутрь, из темной дыры потянуло сыростью и смрадом.

- Никого не подпускать, - кратко бросил Шенгуф и, подобрав длинный подол мантии, заодно захватив на всякий случай сильный армейский фонарь, вошел в потайной ход. Он был недлинен и заканчивался ветхой лестницей, идущей наверх. Кругом было мертвенно тихо, даже тончайший слух Шенгуфа не улавливал ни малейшего шороха. Только скрип шатких ступеней под его ногами. Поднявшись, он попал в еще один извилистый коридор, тоже давно заброшенный и захламленный сгнившей дворцовой мебелью. Он прошел еще два поворота, пока наконец не очутился в просторном каменном склепе. Что это именно склеп покойного Императора, Шенгуф понял, едва оглядевшись по сторонам.

Дело в том, что пятьдесят лет назад Повелитель Лантера таинственно исчез, оставив только письменное распоряжение о срочном введении в должность своего сына, который едва достиг совершеннолетия. Шенгуф подозревал виновным в его смерти Верховного Жреца - своего тайного покровителя, но тот уверял его, что в этой пропаже повинен настоящий наследник. Эта давняя история, мрачная и таинственная, послужила ему лишним поводом для самооправдания: когда он убивал своего двойника, то всего лишь карал убийцу Императора.

Теперь же он стоял лицом к лицу с мертвецом пятидесятилетней давности, и ничто здесь не указывало на насильственную смерть. Человек, который считался всеми его отцом, по-видимому, умер, опершись на кресло-трон, в парадной мантии, порядком истлевшей за эти годы, со спокойно сложенными руками. Перед ним, на приступке, лежали несколько предметов и, казалось, кого-то ожидали. В том числе аккуратно сложенный свиток из хорошо проморенной кожи - благополучно переживший собственную кожу хозяина. Он был запечатан родовыми печатями, и на нем сверху было написано: "Моему сыну".

Ввиду теперешних обстоятельств это было посланием ему, Шенгуфу. С минуту он колебался между желанием немедленно все здесь уничтожить и интересом к старой тайне. Последнее победило. Еще давно, за годы, сделавшие из него копию настоящего наследника, он обучился читать и писать на родовом языке высочайшей семьи и потому был способен понять все, что могло быть написано в свитке. Тем более что почерк у старого повелителя был необычайно твердым, аккуратным и четким.

Пергамент поддавался с трудом, неохотно, но Брат К'Таага развернул его во всю ширь, заполнив холодную тишину подземелья шуршанием, скрипом и потрескиванием. Шенгуф укрепил светильник над головой и принялся за текст.

"Дорогой сын..." - Император поморщился. С тех пор как он приказал убить своих настоящих родителей, подобные обращения всегда вызывали у него раздражение. Но он взял себя в руки и продолжил читать: