Александр Казанцев - Льды возвращаются

Я выполнил задание босса, но без помощи Билла. Я сам похитил Лиз.

Лиз успела все это себе уяснить из нескольких брошенных мною фраз.

— Рой, я всегда считала вас настоящим парнем.

— О’кэй, Лиз! Я хотел бы сделать в жизни хоть одно настоящее дело.

— У вас были шансы получить в затылок настоящую пулю, — сказала Лиз, указывая на дырку в стекле.

— У нас еще есть эти шансы, Лиз, пока мы не переберемся на тот берег Хедсон-ривера.

— Через туннель?

— О нет, Лиз. В туннеле нас легче всего перехватить. Мы хоть один раз используем остывшее Солнце и в летний месяц пересечем Хедсон-ривер по льду.

Мы съехали на лед мореподобной реки в том месте, где прежде стояли паромы.

По-видимому, такого сумасшествия от нас ганстеры и полицейские не ожидали. Как ни остыло бедное Солнце, но все же днем снег таял, с крыш небоскребов свисали огромные сосульки, которые, срываясь, калечили прохожих.

Лед на Хедсон-ришере был шершавый, как бетонное шоссе. Фар из предосторожности я не зажигал…

Лед хрустел, я всем своим существом ощущал, как проседает он под колесами машины. Спасти нас могла только скорость.

Лиз окончательно протрезвела, сидела, молча вцепившись в мою руку.

Я управлял только одной рукой и гнал, как на треке…

Что ж… погибнуть подо льдом? Немного раньше, немного позже… какая разница!

Пьяных, лунатиков и одержимых бережет великий бог исключений. Погибшие под колесами, сорвавшиеся с карнизов или другим способом сломавшие себе голову об этом не повествуют. Поражают удачей только случайно выжившие, воображая, что исключение, под которое они попали, является «законом».

Мы проскочили через Хедсон-ривер по ломающемуся льду вопреки всем законам и взбирались теперь по крутому берегу штата Нью-Джерси.

Хорошую машину, черт возьми, купил я в дни антиядерного кризиса!

Я благословлял начавшуюся метель. Дырка в стекле верещала, как полицейский свисток. Мы уже выбрались на нужное нам шоссе, где совсем не встречалась машин. Мы мчались в белую муть, которую не могли пробить фары.

Начинало светать. Фары скорее мешали, чем помогали. Я выключил их.

Лиз склонилась ко мне, положив голову на мое плечо, и мирно спала.

Это было то самое шоссе, по которому мы с Эллен ехали к отцу на ферму. Интересно, не приревновала ли бы Эллен меня, увидев сейчас здесь в таком виде и в таской компании?

Впрочем, увидеть что-нибудь было невозможно.

Я не знаю, мчался ли кто-нибудь за нами, но я гнал кадиллак так, словно меня уже хватали гориллы за колеса…

Становилось все светлее, и я ощущал, что слепну. Страх охватил меня. Я ничего не видел в снежных рассветных сумерках. Стеклоочистители лихорадочно работали. Я оказался словно в белом мешке. Все вокруг было тускло-бледным, одинаковым, неясным, слившимся в один рыхлый снежный ком, который обнимал и машину, и шоссе, и, наверное, всю нашу несчастную обледеневшую Землю… В снежном обмане конец стерег меня на каждом ярде. Если бы шоссе делало повороты, я бы уже давно оказался в кювете. И вместе с тем убавитьскорость было нельзя. Я вел машину вслепую, полностью потеряв зрение, не отличая в снежной мгле ничего… Меня выручало какое-то неведомое, никем не учтенное чувстао.

Лиз по-прежнему держала меня за руку, и я боялся высвободить ее и, не сбавляя скорости, управлял одной рукой.

Но я все-таки не ослеп. Оказывается, я видел… И я затормозил. Машину занесло, она сделала полный оборот вокруг вертикальной оси, как его было около бара, чудом не свалившись с насыпи, и остановилась.

На шоссе лежали запорошенные снегом тела людей.

Я не решился на них наехать. Я остановился.

Лиз проснулась.

— Что? Приехали или попались? — спокойно спросила она.

Она все-таки была настоящая девушка!

— Надо посмотреть, что тут такое, — сказал я, открывая дверцу.

Только теперь я заметил, что на дверце висит рука Билла с крючком, но снять ее так и не успел.

Из-под колес на меня смотрело мертвое лицо, с которого ветер сдул снег.

Это была индианка, некрасивая, широкоскулая, худая, изможденная… Черные волосы разметались патлами.

Я подошел к другому телу.

Тоже индианка. Она походила на первую, как родная сестра. Мне даже показалось, что я заплутался в белой мути и вернулся к первому трупу. Но та лежала под самыми колесами автомобиля, будто я сшиб ее.

Неподалеку словно ползла по шоссе и притаилась старуха…

Может быть, у этих, теперь замерзших индианок мы с Эллен когда-то покупали смешную сувенирную дрянь. Что купила тогда у них Эллен? Нож для снимания скальпов и тамагавк, которые, конечно, были изготовлены на заводах «Рипплайн-стилл-корпорейшен», туфли с мягкой подошвой, орлиное перо… Она еще горевала, что в продаже не было головного убора вождя… Она хотела носить его в деревне, но носила там косынку, завязанную под подбородком, стиль «а ля рюсс»… Она оказалась русской, и она ушла в Россию совершать подвиг, выполняя клятву, от которой освободил ее старый русский князь, а я… я даже не мог ей дать об этом знать.

Лиз вышла из машины и рассматривала трупы умерших от голода и замерзших людей.

— Здесь недалеко должна быть резервация, — сказал я. — Как-то я хотел посмотреть ее, но не привелось. Но я все равно знаю, что там нет ванн и клозетов.

— Там нет еды, Рой, — сказала Лиз.

Да, конечно, она была права. Еды в резервациях не было! Она вообще исчезала… не только из резерваций.

Конечно, продуктов питания в мире сейчас было нисколько не меньше, чем год назад, ведь новый урожай поспел бы только к осени, но остывшее Солнце основательно влияло на конъюнктуру рынка, как выразились бы у нас в газете. Надежды на новый урожай могли остаться только у людей, потерявших от голода разум. Лед оставался на полях. О севе не могло быть и речи. Все продукты бешено подскочили в цене. Их еще можно было покупать в Нью-Йорке, их выдавали по введенным правительственным карточкам, но… только тем, кто работал на предцриятиях особого правительственного списка. Остальные… на остальных людей запаоав все равно бы не хватило.

Голодные дни антиядерного кризиса казались мне теперь днями благоденствия. Еще бы! Ведь стоя на панели, можно было дождаться миски горохового супа!..

Признаться, я старался не думать об умирающих с голоду, поскольку я сам не попал в их число.

У меня была работа, у меня был босс… А теперь?

Теперь передо мной на шоссе валялись трупы умерших с голоду. И теперь у меня была Лиз, но не было больше работы у босса.

Должен признаться, что размышления — убийственная вещь при отсутствии перспективы. К счастью, багажник моего кадиллака был предусмотрительно до отказа набит продуктами.

Убирая трупы с шоссе, я сказал об этом Лиз.

Мы сели в машину и тихо поехали сквозь белую мглу.