Галина Гончарова - Средневековая история. Цена счастья

Хлынула кровь. Лоран весь выгнулся от боли.

Ганц подождал, пока он чуть придет в себя, и покачал ухом перед его глазами.

– Ивельен, к этому сейчас добавится второе. А потом пойдем вниз. Пальцы на руках обстригу, да и на ногах… и не только на ногах. Кое-что вообще отрезать буду в три приема. Ты что, не понял? Крести козыри. – Последнее выражение было подцеплено у Лилиан Иртон. – Мы все знаем. А начнешь упрямиться – прикажу убить твоих внуков. У тебя на глазах резать буду, медленно…

Ивельен попытался изобразить гордое презрение, но получилась жалкая гримаса. Ганц протянул руку к колыбельке.

– Настоящих внуков, не этих приблудышей. Ты что думаешь, нам неизвестно, чьи они дети?

Вот теперь пробрало по-настоящему.

Амалия побледнела так, что черные волосы, казалось, отделились от черепа и парят над ним. Питер пока еще плохо воспринимал окружающее – кулак оказался большим и качественным. А Лоран выглядел… краше в гроб кладут.

– Я сейчас выну кляп. Заорешь – пеняй на себя. Ты учти: это дело о безопасности короны, то есть у меня все права.

И золотую бляху под нос.

– Захочу – сейчас вас всех повешу и поместье подожгу к Мальдонае.

Не захотели. Лоран кое-как облизнул губы. Взгляд стал… задумчивым, но Ганц опередил:

– Вот только давай без пошлостей. Деньги не предлагай. Торговаться можем за быструю смерть или медленную и мучительную. Или ты думаешь, я у вас на глазах постесняюсь младенцев каленым железом прижигать, пока не подохнут?

Ганц был страшен в этот момент. Преступивший что-то в себе, поднявшийся над герцогами… И Ивельен сломался.

Не сразу, конечно. После второго уха и трех пальцев.

И в итоге у Ганца оказались на руках письма, расписки, договоры… и самое главное – свидетельство о браке.

Амалия Иртон и Эдмон Ативернский, которые сочетались браком ровно семнадцать лет назад. Все честь по чести, патер, печать… И рядом рассказ того же патера, собственноручно написанный, как он сочетал браком, как давал имена детям… все с разрешения и согласия как Эдмона, так и Питера.

Ганц вздохнул.

Она была права. До последнеего слова права, эта безумная графиня. Как она это угадала? Альдонай ее знает. Хотя малышка действительно копия Имоджин.

Единственное, что беспокоило Ганца…

Лилиан – умница, но только в том, что касается дел. А вот с людьми… увы. Чего-то она просто не понимает. А ведь она осталась с королем. Во дворце…

И еще заверяла Ганца, что ничего страшного с ней не случится, у нее все предусмотрено…

Простите не верилось.

А с другой стороны – вдруг это и правда так?

Нет, все равно не верилось…

Так что Ганц погнал всех ночной дорогой в Стоунбаг. Ивельенов просто погрузили на лошадей, как вьюки, и так повезли. Исключение сделали для Амалии и детей, но и за ними зорко следили. Удрать не представлялось возможным.

В Стоунбаг они приехали только к рассвету.

Эдоард поморщился и потер грудь.

Болело.

Сильно, тупо и приступами. Накатит – отпустит. Накатит – отпустит. Но уснуть не удавалось.

Как же он проглядел, как мог не заметить?! Как?!

Родная дочь… ладно, она считает его дядей, но ведь все равно – семья?! Как можно поднимать руку на родных?

Чего ей не хватало? Денег? Власти?

Или просто месть за Эдмона?!

При мысли о сыне боль только усилилась. Эх…

Первенец, родной ребенок – и такое…

Инцест, даже подумать страшно. И что самое печальное – вина за это во многом лежит и на Эдоарде. Проглядел, прохлопал ушами… и не обвинишь тут никого иного. Кого?

Джесси? Если кто не знает, королева – это тоже каторжный труд. Детей-то венценосные супруги и то видят раз в квартал.

Джайс? Что смог, то сделал. Но какой из него поверенный девичьих секретов? Да и на Эдмона он никакого влияния не имел. Джес вот вроде бы без левых браков… Ему бы с этим разобраться…

При мысли о Лилиан Иртон его величество нахмурил брови.

Интересно, знает ли она о заговоре?

Вряд ли. Ганц не дурак и многое женщине не расскажет, даже такой умной, серьезной… Нет, не расскажет. То, что обо всем догадалась именно Лилиан, королю не приходило в голову.

Вот что теперь делать с Ганцем… а и надо ли делать?

Предателей много. А вот людей, на которых можно положиться, – единицы. Не собирался король списывать Ганца. Еще не хватало… Умный мужик, на своем месте… много еще пользы принесет. Не ему, так Ричарду. И идеи у него правильные. Нет уж. Таких убивать нельзя.

В груди заныло еще сильнее. Чуть слышно скрипнула дверь.

Старый камердинер неслышно обошел королевскую спальню. Снял нагар со свечей и увидел, что король не спит.

– Ваше величество? Изволите чего?

Эдоард подумал.

– Потихоньку пройди к Алисии Иртон. И если она не спит – пригласи. Но только тихо. Чтобы не видели и не слышали.

– Сейчас исполню, ваше величество.

Верный слуга исчез за дверью. А король потер больное место.

Лучше уж поговорить, чем лежать и думать. Так к утру разум утратишь.

Когда в дверь поскреблись, его величество уже был в халате и сидел в кресле.

– Войди…

Алисия Иртон смотрела на короля с участием.

– Разрешите, ваше величество…

– Уже разрешил. Проходи. Садись. Джон, принеси нам вина, что ли? И чего-нибудь перекусить.

– Может быть, позвать Лилиан Иртон?

– Она у вас, графиня?

– У меня. Приехала с лэйром Ганцем вечером.

Камердинер вышел.

– Из-за заговора?

– Да, ваше величество. Ганц забрал всех солдат. И решил не оставлять графиню в неохраняемом поместье.

Эдоард подумал, что Алисия – одна из немногих, кто видел в нем не только короля, но еще и человека. А вот Лилиан Иртон… она, похоже, не видела в нем короля. Только человека, но не правителя, который может снести ей голову в любой миг.

– А Миранда?

– У Августа Брокленда.

– Отлично. А графиня…

– Спит. Сказала, что хоть здесь отоспится.

Эдоард хмыкнул.

– А дома?

– А дома у нее то ребенок, то работа… странно так звучит.

– Чем странно? – Не то чтобы Эдоарду было интересно, но хоть чем отвлечься.

– Она и о ребенке, и о работе говорит с одинаковой гордостью. Ваше величество… Что теперь будет с Амалией?

Эдоард вздохнул.

– Сначала допрос.

– А потом? Казнь?

– Если все подтвердится, ее будущее зависит от ее лояльности. Сами понимаете, графиня…

– Понимаю. Или казнь или монастырь.

– Последнее – с пожизненной охраной.

– А дети? Сэсси, Джес… они ни в чем не виноваты!

– Правильно. И именно поэтому – монастырь. Без вариантов. Ты сама понимаешь, заговор, инцест…

– Это будет обнародовано?

– Нет! – рявкнул Эдоард. Боль хищно рванула сердце. – Никаких обнародований и прочей чуши. Не было у Эдмона ни жены, ни детей. А если кто решит иначе – с палачом познакомлю!