Александр Соловьёв - Мятежник Хомофара

— Приветствую. Что нового на занятиях?

Никто на него даже не взглянул, но Аманда быстро, словно боялась, что кто-то её опередит, ответила:

— Он вернулся, господин Крапс. Вернулся из карцера.

— Вижу, — сказал розовощекий. — Хорошо.

Вадим не мог справиться с недоумением.

— Это переводчик? — шепотом спросил он у Ника.

Ник взглянул удивленно.

— Это господин Крапс, — шепнул он и снова уставился на черный куб.

Опа! Ребята, да ведь вы же его не видите!

— Да, это я, — проговорил крепыш в белой рубахе и мигнул Расину. — Рад видеть вас в своей лаборатории среди членов нашего кружка.

Вадим поводил взглядом, не зная, кому из них отвечать — тумбе или крепышу, однако крепыш указал на себя, поднес палец к губам и кивнул в сторону куба.

— Взаимно, господин Крапс, — смекнул Расин и вежливо поклонился тумбе.

Оглядевшись по сторонам, он увидел, что к потолку в трех местах приделаны полые пирамиды, похожие на трубы громкоговорителей — вроде того канала, по которому он попал из Трифара в Пустыню.

— Ребята, вы давайте-ка к рабочим местам, а мы с молодым хомуном потолкуем малость. Сергей, ты за главного.

И он прошел сквозь Ника и плечо Эда. Приблизившись к Вадиму, он крикнул:

— Кробиорус!

— Сейчас! — отозвался кто-то.

— Он пришел!.. — крикнул крепыш. — Ну что? Как договаривались, да? В синем шаре?

— Момент! — снова крикнул тот, кого назвали Кробиорусом.

Сергей, Ник, Аманда и Эд разошлись по углам лаборатории. Судя по всему, выкриков Крапса они не слышали.

— Приступим к разбору полетов, — то ли спросил, то ли предложил Крапс.

Раздался хлопок, и все вокруг стало синим. Предметы, которые были в помещении, исчезли.

— Не переживай, мы в шаре, — сказал Крапс.

Расин огляделся. Стенки — что-то вроде керамики, покрытой гладкой эмалью. Чтобы удостовериться в реальности, он протянул руку, но стенка отдалилась. Он сделал шаг вперед, пытаясь дотянуться, и тут заметил, что сбоку кто-то стоит.

— Стенка призрачна, хомо, — сказал этот кто-то. — Не тянись к ней. Если хочешь, приблизь её к себе иным способом.

Расин повернулся.

Кробиорус был совсем старик, в отличие от Крапса.

— Все призрачно, — сказал Кробиорус. Он отвел руку, согнул кисть, растопырил пальцы. Стенка шара в мгновение ока прилипла к его ладони.

— Фокус! — сказал Кробиорус.

Тут же невидимая сила унесла его в сторону и, прокатив на карусели вокруг Вадима, поставила плечом к плечу рядом с Крапсом, словно для сравнения.

Они были разными. Оба сильно не походили на людей.

Крапс имел коренастую фигуру и грушевидную голову, сужающуюся кверху. Глаза маленькие, красноватые, искусственные. Улыбка, преувеличенная во всех смыслах. Ни дать, ни взять макет из аптеки в отделе зубных паст.

Кробиорус напоминал старца из народных былин. Длинные седые волосы, усы, борода. Тесемка на голове. Восковое лицо. Ему бы ещё гусли в руки! Его глаза, в противоположность глазам Крапса, были огромны и мутны, как осенние лужи.

— Гений-самородок? — спросил Крапс у Кробиоруса, кивнув головой на Расина.

— Обыкновенный хомун, — ответил старик.

Эти двое были счастливчиками. На них не лежала тяжесть ответственности, как на Балмаре. Им не приходилось думать ни о повышении в должности, ни об утрате места работы. Крапс и Кробиорус искони числились в Кантарате по безвременному контракту, и оба работали ещё при Стаброке. Жизнерадостный Крапс возглавлял отдел пространства, задумчивый Кробиорус — отдел времени.

— Обыкновенный? — переспросил Крапс.

— Самый обыкновенный, — подтвердил Кробиорус. — Таких около шести с половиной миллиардов.

Первое, что тут же было растолковано Расину: его силы вовсе не безграничны. В настоящую минуту он чувствует себя довольно бодро лишь потому, что энергополе Пустыни питает его силой по широкому каналу Балмара и множеству канальцев хомунов, которые с изумлением следят за его шагами по «Новостям Службы».

— По пустякам не траться, — посоветовал Крапс.

— Неделю будешь заниматься здесь, — сказал Кробиорус. — Потом перейдешь ко мне, в лабораторию времени.

Старец похлопал своими мутными глазами и исчез, оставив Вадима наедине с Крапсом.

— Учти, — сразу сказал Крапс. — Все, что я тебе сейчас скажу — сплошная крамола. Если до Балмара хоть слово долетит, он будет вне себя от ярости. Поэтому все должно остаться между нами.

У Расина мелькнула надежда, что сейчас обучение может перейти на новый уровень.

— Я перестал предугадывать, когда вошел в здание, — сказал он. — Почему это случилось?

— Предугадывать будущее? — обрадовался Крапс. — Значит, и это ты уже умеешь… Видишь ли… В моем крыле время узко. Курсанты не могут обойтись совсем без него, а то здесь было бы сплошное сейчас , и все движения случались бы в нуле. Но тебе придется и такое освоить. Собственно, это и будет твоя практика: движение вне времени. В моей лаборатории есть особая камера, где времени нет. В ней ты и проведешь свою неделю. Но предупреждаю: будет трудно.

Хлопок. Крапс и Расин сидят за круглым столом.

— Итак, немного теории, — говорит Крапс. — Ты обратил внимание: для ребят я невидим. Вместо меня в лаборатории стоят объемные фигуры. Как правило, я для них — черный куб… Здравствуйте, господин Крапс! Понимаешь? Я — абстракция. Думаешь, только курсанты меня не видят? Ха-ха! Даже опытным кашатерам это не под силу. А почему? Неужели хомуны такие отсталые? Нет. Просто их не учат этому!

Крапс сделал быстрый жест рукой, и расстояние между ним и Расиным сократилось вдвое.

— Основная часть работников — пограничники, — сказал он. — Тех, кто закончил учиться, отправляют на базы. Базы есть по всему берегу — аж до сумеречной зоны. Был на берегу?

— Был.

— Берег Пустыни — сплошная цепь звезд. Тех звезд, что составляют семьсот двенадцать туманностей Хомофара. Тут со звезды на звезду пешком можно добраться.

— А зачем пограничники? — спросил Расин.

— Они думают, что их задача — защищать земли отцов. Мы их этому учим. Будто антиподы — ну, вроде нас с Кробиорусом — когда-нибудь возьмут да и двинут на них со стороны вселенной. Мы внушаем хомунам, что эти самые антиподы смотрят на них с противоположного берега через прицел воронок.

— Холодная война?

— Чушь! Воронки всех армий на самом деле направлены не на врага, а на земли отцов. На города, в которых выросли пограничники. Вся армия пустыни стоит на защите вселенной от нашествия беженцев со стороны оболочки.

— Вы сказали: воронка. Это что-то вроде черной дыры?

— Может быть. Однонаправленные воронки — обычное оружие двенадцати фаров.

— Значит, армии стоят лицом к отечеству и спиной к противнику? Но почему?