Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря (сборник)

«Неустанно ищу людей с талантами. Если мановением руки вы можете вызывать дождь, или двигаете взглядом предметы, или умеете продержаться под водой более трех минут, вы – мой! Добро пожаловать в «Жарки». Мы учим добиваться совершенства, мы учим развивать таланты. Главное, не комплексовать. Если с первой попытки с неба вместо дождя на вас обрушатся многочисленные лягушки, ничего страшного».

Рядом с братом Харитоном появилась гостья программы – растерянная, заплаканная женщина, серенькая, как из секонд-хенда. «Вот вы говорите, брат Харитон, что сущность Вселенной – человек, – плаксиво и быстро произнесла она. – Вот вы говорите, брат Харитон, что на человека надо молиться. А я так думаю, что это неправда. Тварь этот ваш человек!»

«Приходишь сюда вся никакая, – рассердился брат Харитон, – и засоряешь эфир пустыми звуками. В жизни все кипит, плавится, рвется к совершенству, растет, а ты куксишься, как микроб».

Сравнение с микробом Машу (так звали женщину) сильно расстроило.

«Я из Искитима, – пустила она слезу. – У нас там мало работы, зато много пьют. Хоть бы он сдох, этот гад, эта ваша сущность Вселенной! Хоть бы Господь отшиб ему последние мозги!»

«Ты о муже?»

«О нем. О гаде».

«Чувствую, чувствую, – понимающе покачал головой Святой. – Но тебе повезло. У тебя теперь есть «Жарки». У тебя теперь есть я – брат Харитон. Гони гада и приходи к нам. Нельзя продолжать такое бедное и опасное существование. Гад может поднять на тебя руку, изнасиловать твою подругу. Или уже изнасиловал?»

Щеки брата Харитона порозовели.

Оказывается, он тоже утвердился в новой вере не сразу.

Окончательно утвердиться помогла ему некая лесная дева.

Она одна на свете такая. Умывается росой, чиста помыслами. Страшной, немыслимой красоты дева живет в тайге, сигает нагишом через кусты, нипочем ей гнус, холод, острая осока по берегам. Медведь пройдет, похотливо прищурится, а для нее это всё – семечки.

«Я тоже хочу жить свободно, – призналась заплаканная Маша. – Сидела бы сейчас на веточке и грызла орешки».

Она так себе это представляла.

«Да как ты такая полезешь на веточку? – тихонько увещевал брат Харитон. – В этой одежде, мускулы слабые, разум мал. Давай приходи в «Жарки». Там тебя научат осознанности ».

«А эта ваша лесная дева?»

«Ей ничего такого не надо».

«Ну вот. А мне это непонятно, – призналась заплаканная Маша. – Вы с нею часто переговариваетесь? У нее есть мобильник?»

Усики под носом брата Харитона сердито дрогнули.

Лесная дева – чистый свет, объяснил он. У нее не может быть мобильника.

Лесная дева – чистое дитя энергии. Осознанность ее так высока, что даже разума ей не надо. Хватает обыкновенного понимания вещей.

«А сколько ей лет?»

«А сколько лет мудрости?»

«Я не знаю, – растерялась Маша. – Я думала, что мудрыми бывают только бабки-пердуньи».

«Вот я и говорю: приходи в «Жарки», Маша, – сердечно увещевал брат Харитон. – Научим тебя нырять в собственное подсознание».

«А в «Жарках» хорошо?»

«Там по-разному, – из какой-то высшей осторожности ничего лишнего брат Харитон не обещал. – Научим тебя проходить сложные лабиринты. Ты знаешь, что подсознание человека это, в сущности, совокупное сознание всех клеток организма?»

Нет, этого Маша не знала.

«А ты знаешь, что совокупным сознанием клеток любого организма можно управлять?»

Нет, Маша и этого не знала.

Зато спросила: «А я смогу устроиться на работу?»

«С такой высокой осознанностью можно и не работать».

Вот сидела перед братом Харитоном простушка из заштатного безработного городка, у нее пьяница-муж, детей кормить нечем, а он ей заливал прямо в заплаканные глаза. Держал прямую связь с неизвестными разумными силами Космоса, умел нырять в собственное подсознание и управлять совокупностью всех клеток человеческого организма, то есть запросто мог помочь Маше, а отделывался неопределенными обещаниями.

«У нас в «Жарках» ты научишься увеличивать или уменьшать рост, снижать вес своего тела, исправлять дефекты зрения и слуха, выращивать новые зубы».

«А жить бесконечно я научусь?»

«Тебе что, трехсот лет мало?»

«А разве я проживу столько?»

«Если нарастишь новые зубы».

«А мой гад? Как с ним? Неужто совсем его бросить?»

«Сперва приходи в центр «Жарки». – Брат Харитон, как змей, покачал перед Машиными глазами длинной кистью. – Человек может все. Он неотъемлемая часть окружающего мира. Надо только научиться улавливать скрытую энергию Космоса».

Здорово, прикинул я. Оказывается, если научиться улавливать скрытую энергию Космоса, то все можно делать, даже не вставая с кресла. Сидишь себе, потягиваешь пиво, а охранники из частной клиники Абрамовича сами с уважением приносят тебе оставленную в саду цифровую камеру. А преступники сами занимают очередь в прокуратуру. Ссорятся из-за права первым выступить в суде. Надо сказать, что брат Харитон заинтересовал меня, но тут не ко времени задергался, запищал в кармане мобильник.

«Ты работаешь?» – спросила Архиповна.

«Отдыхаю», – ответил я. Типы за соседним столиком сразу на меня уставились.

«А я никак не могу уснуть. – Архиповна явно ждала какого-то очень нужного ей вопроса. – Ну никак не могу уснуть, Кручинин! Вся извертелась прямо. Ну чего молчишь? Спроси, почему я никак не могу уснуть».

«А почему не можешь уснуть?» – послушно спросил я.

«Да потому, что ты далеко…» – произнесла Архиповна так сексуально, что я сразу возненавидел Китай (куда Архиповну отправили в командировку) за его такую ужасную отдаленность. В постели под роскошным китайским балдахином она сейчас лежала. Нагие раздвоивши груди . Я вдруг подло заменил это видение на видение мадам Генолье.

«Вернусь, поженимся».

– Смотри, Серёга, – вздохнул тип за соседним столиком. – Полный абсурд. Подливаешь водочку в пиво, специально, чтобы забыть про гидру-жену, а приползешь домой, их там уже две.

Они встали.

– А платить? – осведомился хозяин.

Оба почему-то кивнули в мою сторону.

– А у него есть деньги?

– Сам разберись, отец.

– Я сейчас милицию вызову.

– Не надо милицию, – сказал я, увидев поднимающегося в кафе Левшина. – Пусть валят отсюда. – Скандала мне только не хватало. – Я заплачу.

Типы ухмыльнулись. Они все вычислили верно. Человек в домашних тапочках не может быть сильно упертым. К тому же Левшин хотя и походил на только что поправившегося рахита, был в прекрасном темном костюме. Зеленый галстук, черные носки – все подобрано к седеющей бороде. Кристы и форамены через каждое слово, хотя остеология никогда не являлась для Левшина определяющим предметом. В кабинете Левшина я обычно чувствовал себя как в музее. Гипсовые отпечатки следов снежного человека. Артефакты со всех углов страны. Препараты мумифицированных мышц, похожие на копченую медвежатину. «Плохой был человек?» – спросил я, впервые увидев эти копченые мышцы. «Да уж! Не зря его гены по-всякому пытались вывести из живой цепочки!» Левшин бывал в разных краях. Дружил с этнографом Поршневым. Часто рассказывал, как с его знаменитого учителя профессора Николая Николаевича Рыбникова снежный человек сорвал шапку. Случилось это давно, еще до Второй мировой войны. В далекой Монголии Рыбников искал каких-то песчаных жуков, вовремя не вернулся на базу, заночевал у погонщиков скота. Ночью залаяли собаки, раздался свист. Рыбников выглянул из юрты и увидел что-то мохнатое. «Чикемби? Кто ты?» – крикнул он по-монгольски, но что-то мохнатое сорвало с него шапку и убежало.