Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря (сборник)

На мокром дне лодки валялся короткий багор.

Там же я подобрал моток крепкого капронового фала.

Переплыв речку, спрятал лодку за кустами узкой бухточки.

Не к месту вспомнил: этот седой румын – ученый… Странно… Он, похоже, не только звезды изучает, Ася Стрельникова, похоже, на его совести… Я вздрогнул, услышав, как хлопнула дверь баньки… «Нет, Нику, не поплыву! Нет, Нику, посижу с Мултом, пальчик болит!»

«Как может болеть пальчик, если его отстрелили?»

Пошутив так, румын нырнул. Мокрая голова высветилась в воде.

На этот раз он поднялся на берег. Трава под его ногами скользила. Весело насвистывая… Во ржи, что так была густа… он вылез на откос, встряхнулся, деловито пристроился под сумеречной сосной. В каких-то двух метрах от меня поблескивала смуглая влажная кожа. « Мы с ним физически очень точно подходили друг к другу ». Куртизанка-партизанка так считала.

Румын щедро поливал сосну. Он не оглядывался. Этот мир принадлежал ему.

Он прекрасно знал, что этот мир – его мир. Он знал, что его боятся, что каждое его движение нагоняет на знающих его людей ужас. Наверное, из страха, вдруг пронзившего меня, а вовсе не из-за какой-то особой смелости, я приткнул острие багра к позвонкам между лопаток румына и всем телом почувствовал сладкую смертную судорогу, передернувшую голого румына. Ужас, многократно усиленный внезапностью, в долю секунды сжег все его нервные узлы. Ведь румын знал, знал, знал , что ему ничего не грозило. Он ведь знал, знал, знал , что ничего такого с ним в принципе не может произойти…

Во ржи, что так была густа…

Он прервал насвистывание на каком-то неестественном полувсхлипе, полувыдохе и, теряя равновесие, обхватил сухую сосну. «Что? Что?» – в ужасе повторял он. «Что? Что?» – лепетал как слабоумный. А из-под ржавого острия багра медленно выступала, оплывала по спине его черная кровь.

«Что? Что?» – Румын был парализован.

Он умирал от мертвого, от непристойного ужаса.

Умирая, он сползал по сосне, пока не упал коленями в мокрый мох.

От него несло мочой и потом. Из-за сосен с освещенного берега от баньки видеть нас не могли, но мною двигал такой же смертный, как у румына, ужас. Я даже не помню, как накинул петлю капронового фала на его влажные запястья.

Триста тысяч. Кажется, столько обещали за поимку убийцы Аси Стрельниковой.

Сейчас эти триста тысяч валялись под сосной, хрипели, от них несло мочой и потом.

– Зачем пугал бабу?

– Что? Что?

– Бабу!

– Це эстэ? Какую? – шептал румын.

– Не помнишь? – опять приткнул я его багром. Наверное, в тот момент я готов был убить его, не зря Роальд никогда не доверял мне силовых акций. – Партизанку-куртизанку! Вспомнил?

– Что? Что?

Наконец взгляд румына сфокусировался на мне.

Не знаю, что он думал увидеть, но мой вид его потряс.

Всего-то лишь голый козел с багром. Морда в синяках. Падла, козел, устебе!

Глаза румына еще были расширены ужасом, но он уже приходил в себя. Бормотал, выплевывал слюну: «Приетэн… Устебе… Сволочь!» Оглядывался через плечо: «Хочешь денег? Много денег?» Необъяснимым звериным нюхом он чуял мой страх. «Много, много денег… – Он застонал от ненависти. – Ты столько в жизни не видел… – Наверное, он никогда так не унижался. – А я возьму пазл и уйду… Возьму Мулта и уйду… А ты заберешь деньги и Рубика…»

– Зачем тебе Мулт?

Румына вырвало от ненависти.

– Минтака… Альнилам… Альнитак…

Я подумал, что он обкладывает меня румынскими ругательствами, но потом дошло: нет, он всего лишь повторял названия звезд пояса Ориона… Тоже из отчаяния… Значит, правда ученый ? Я ничего не понимал. Голова шла кругом. Минтака… Альнилам… Альнитак…

– Зачем тебе пазл?

– А зачем тебе будущее?

Румын уже приходил в себя. Он уже не рвался на крюк багра, он еще не звал на помощь. Но он уже пытался осмыслить, что же тут произошло.

– Зачем ты таскаешь пазл с собой?

Румын застонал. Не хотел отвечать.

– Зачем тебе Мулт? Откуда твоя банда?

Румын застонал от ненависти и беспомощности.

Он путал слова русские и румынские, но главное я понял.

«Команда Дрейка». Меня прошибло холодным нехорошим потом.

Не пиратский корабль. Нет. Архиповна не зря прочищала мне мозги. Архиповна считала, что я мало занимаюсь философией. Для писателя это большой грех, справедливо считала она. Меня привлекал лиловый цветочек на ее левой груди, крошечное тату сводило меня с ума, а ее с ума сводили мысли о других разумах. Я писал книги, события которых вряд ли могли повториться в жизни, она же искала события, которые могли быть повторены в зримых миллионах лет.

Проблема сканирования с высоким разрешением.

О Фрэнке Дрейке Архиповна всегда говорила с обожанием.

Она произносила имя Фрэнка с придыханием. В отличие от своего знаменитого однофамильца он не обходил на пиратской «Золотой лани» вокруг Земли, зато придумал послание, адресованное другим разумным мирам. Он собрал вокруг себя группу интеллектуалов, не желающих мириться с черным молчанием необозримой Вселенной. Например, привлек к делу Тилюти Дерриса. Это я знал от Архиповны. С Фрэнком работали астрофизики Линда Саган (жена Карла Сагана, самого знаменитого поисковика других разумов) и Джон Ломберг. Даже русский затесался в эту компанию. Радиоинженер Валентин Борнаков. Из Москвы. Руководитель необычного проекта считал, что гармонию мира по-настоящему выражает только музыка. Именно музыку поймет разум, даже чужой. Известный дирижер Муррей Сидлин и музыковед Алан Лонакс отобрали для межзвездного послания гаммы Баха, Бетховена, Моцарта, Стравинского. На том же диске, отправленном в космос, звучали четкие синкопы Чека Берри, труба Луи Армстронга, клавиши Рэя Чарльза…

– Ты Нику Друяну?

Румын не ответил. Не хотел отвечать.

Мочой и потом несло от него как от деревенского автобуса.

Я слышал о Друяну. Архиповна и о нем говорила с замиранием сердечным.

Я ее понимал. Она говорила об ученом , о коллеге. Ей в голову не приходило, что человек из знаменитой «команды Дрейка» способен душить молоденьких парикмахерш. И Роальд, конечно, не догадывался, разыскивая убийцу Аси Стрельниковой, кто там такой скрывается под личиной седого румына. И Лариса Осьмёркина. И Ботаник. Никто ничего толком не знал о судьбе Нику Друяну после низвержения Кондукатора. Звездный астроном, он же – чиновник при Особом отделе, курируемом Еленой Чаушеску, исчез, слился с молчанием.

Позже я многое узнал о Ботанике.

За ним было более десяти лет ответственной работы в Румынии.

Командировки… Отзывы в Москву… Однажды на Лубянке два подполковника госбезопасности (один бывший латыш, другой – будущий афганец) семь часов подряд в присутствии Ботаника разводили на откровенный разговор одного молодого физика, доставленного спецрейсом из новосибирского Академгородка. Конечно, его не били. Зачем? О неприятных вещах спрашивали, – как без этого? – но не били. Архип Борисович даже предложил физику стакан неплохого румынского коньяка. Это тоже не нарушало прав человека. В конце концов физик признал тот факт, что в течение почти двух лет по собственной инициативе занимался неким артефактом, извлеченным водолазами со дня Обского моря. Случайная находка… Коробка, заполненная странным полупрозрачным желе… Ни вылить его, ни вытряхнуть из коробки… Правда, при резких воздействиях (под ударом, скажем, молотка) наблюдались неожиданные эффекты. Окружающий мир на какое-то мгновение «искривлялся», как в некачественном зеркале… Впрочем, физик считал, что причину «искривления» следует искать скорее в человеческой психологии. А назначение коробки? Да кто же это знает. А ее происхождение? Да тем более. А где коробка сейчас? Физик не знал. Коробку у него украли. Да, вот именно украли. Прямо из лаборатории. Кто? Откуда же ему знать. В румынский коньяк заблаговременно добавили некий препарат. Он не давал ни вкуса, ни запаха, зато физик не врал…