Виталий Захаров - Черный дублер

— Ну что ты, Аделаида! — вскричал Райтнер. — Все это — совершенные пустяки! Ну, я насчет «неловко»… Мы еще поговорим, обо всем поговорим, я тебе такое дам почитать, такой пример! Ты подожди меня после работы в скверике, там, у фонтана, там — перед лабораторией!

— Хорошо… Я подожду.

— Спасибо, Аделаида! Мы еще поборемся!

— Не поняла, Виктор.

— Поймешь, все поймешь со временем! До свидания, друг мой… Извини, мне надо идти, у меня сегодня дело необычайной важности, расскажу вечером!

Виктор Райтнер отключил датчик, вышел из-под дерева на дорожку аллеи и подставил лицо яростному солнцу. Постоял так с минуту, весь просвеченный светом и улыбкой, и вприпрыжку, как беззаботно-веселый мальчишка, побежал к зданию Всемирного Совета.

«Он, тот Голос — внутренний ли там, или еще какой — возник в самый неподходящий момент. Вернувшись из Гагаринского заповедника, я вошел в комнату совершенно солнцеликий и блаженно развалился в кресле. Да не суждено мне блаженство, что ты будешь делать. Он оказался тут как тут:

— „Ты извини, Митенька, но сейчас я тебе испорчу настроение. Да, собственно, не столь уж оно у тебя (поправляюсь: у нас с тобой, давай привыкнем к факту, что ты и я — одно и то же) отменное. Нет полного счастья даже от сознания, что мы любимы. Скребет где-то под сердцем, а, Митенька?“

— Да, — ответил я. И это была правда.

— „А почему? Имеются у тебя на этот счет соображения? Или, как всегда, бедновато с ними?“

— Не знаю, как там у тебя, но у меня потому, что не могу примириться с мыслью: я умру, а она еще сто, двести лет будет все такой же красивой… Есть что-то в этом — противоестественное, что ли?

— „Мда… Ну, все это я знаю… Впрочем, ничего удивительного — от тебя иного и ждать не приходится. Хорошо хоть, что честно признаешься в своем безнадежном эгоизме“.

Тут у меня терпение лопнуло. Подумаешь, нашелся! То твердит, что мы с ним одно и то же, то начинает хамить.

— Послушай-ка, ты! — сказал я. — Как тебя там…

— „Митя. Дмитрий Карпатов“, — услужливо подсказал Голос, явно издеваясь.

— Черт с тобой, пусть Дмитрий Карпатов. Ты почему разговариваешь со мной настолько уж… нахально? Выглядит так, будто ты — мудрый старец, а я — наивное дитя. Да нет, хуже. Никакого уважения… Разве не звучит это нелепо, когда сам же заявляешь, что ты и я — одно и то же?!

— „Наконец-то слышу глас мужа, — удовлетворенно сказал Голос. — Я тоже думаю, что довольно нам валять дурака. Да все из-за тебя, тонкострунного…“

— Ну!..

— „Ладно, ладно, кончим грызню. Давай ближе к делу. Ты познакомился с данными об антимирах?“

— Почему об „антимирах“? Насколько известно, антимир один. По логической схеме: материя — антиматерия. И находится он по ту сторону от абсолютного вакуума. Я запросил все, просмотрел, что дали, но ничего о прочих антимирах в них нет. Но и об одном антимире, наличие которого не отрицается, нет не то что каких-либо практических доказательств, а даже более или менее приличных гипотез. Любопытными показались мне только разработка астрофизиками линии от позитрона до гамма-лучей, которые генерируются в ядре Галактики… [8] Позитрон — античастица; в составе космических лучей открыт еще в 1932 году. Гамма-излучение — излучение, рождающееся при аннигиляции, т. е. взаимоуничтожающем действии частиц и античастиц. Источник гамма-излучения, находящийся в центре Галактики, обладает мощностью излучения примерно в десять тысяч раз большей, чем полная мощность излучения Солнца.

— „Да, в какой-то мере это относится к теме нашего разговора. Ядро Галактики с его газовым диском — на данном этапе это одновременно и кладовая, которая пополняет космосы миров все новыми звездами, и узел, который смыкает все наши взаимопроникнутые миры. Но для понимания сути взаимосвязи „миров и антимиров“ не стоит ходить так далеко — аж до центра Галактики. Мы здесь, рядом, друг в друге и вне одновременно…“

— Но почему же тогда в области этой мы до сих пор не имеем ничего конкретного?

— „Как у тебя насчет истории? Что-нибудь помнишь из того, что нам преподносили в беспрофильных классах?“

— Мельтешит кое-что. Прославленные в истории любовные истории, например, помню почти все. Начиная от историй Марии Стюарт, Оноре де Бальзака и кончая трагичным финалом любви астронавтки Элизы Грэй-Орион.

— „Хе-хэ. Экий ты у нас молодчина… Прямо-таки универсальный ум, — непонятно сыронизировал Голос. — Так вот, отсутствие конкретных данных, то есть отставание науки в области антимиров — не вина ученых мужей. Вспомни как, напуганный ростом мощи орудий уничтожения, первый же Всемирный Совет запретил не только все виды аннигиляторов, но и, на время, вообще любые опыты в области антиматерий. Потому и нет разработок по антимирам ни у вас, ни у нас. У нас, правда, кое-что есть, но пока только у меня одного да у Фиолетового. Вернее, наоборот: у Фиолетового и у меня…“

— Нет, так нельзя, слышишь, ты! — Я обхватил голову руками и застонал как от зубной боли. — То „все совершенно индентично“, то „у вас нет — у меня есть“, то еще какой-то Фиолетовый»… Ты можешь понять, что все это для моих рядовых мозгов слишком уж чересчур… Или ты объяснишь мне все побыстрее человеческим языком, или… Или я просто-напросто свихнусь. Честно.

— «Возьми себя в руки, слюнтяй! — прикрикнул Голос таким властным тоном, что я невольно съежился и… действительно сразу успокоился. Только и успел подумать, что, мол, вот еще один пример нашей неидентичности: такими начальственными задатками я никогда не обладал. — Ну вот, то-то же. Так-то оно лучше. А теперь послушай. И все поймешь, я уверен. В конце-то концов, ты ведь тоже Дмитрий Карпатов, хотя и далеко не самый умный из всех нас. Ладно, ладно, не ершись. Я, кстати, тоже не лучший экземпляр из Карпатовых и ничего, не обижаюсь. Ибо сие, к сожалению, пока от нас не зависит».

— Опять загадками?

— «Вег, все. Начинаю объяснять. Слушай».

И он поделился со мной своими соображениями. Вот, вкратце, ход его рассуждений. В моем изложении, конечно. Возможно, — несколько упрощенном.

«Не секрет, а совершенно ясное положение, что антимиры — самое на сегодняшний день „темное пятно“ в науке. В науке, которая так или иначе почти уже на пороге разрешения четырех из Пяти Проблем, являющихся главным условием прорыва „коммуникационного горизонта“ Карла Сагана, [9] Карл Саган — ученый второй половины XX века. Его теория «коммуникационного горизонта» есть концепция о том, что до тех пор, пока земляне не разрешат те Пять Проблем, о которых ведет речь Карпатов-Черный, Вселенской Сверхцивилизации так же «неинтересно» общаться с нами, как нам налаживать дружеские связи с микроорганизмами. то есть признания нас Вселенской Сверхцивилизацией. Первая из Пяти Проблем, можно сказать, решена: социальный строй разумного общества един на всей планете, нет границ, все люди — действительно братья, торжествует и цветет Личность (цветет, правда, пока не без издержек, вызванных неподготовленностью отдельных индивидуумов к абсолютной свободе). Вторая Проблема тоже почти решена: Солнечная система освоена полностью, к ближайшим планетарным системам ушли первые — пока без людей и даже без интеллектуальных роботов — фотонные ракеты, приближающиеся к скорости света. Третья Проблема — Вопрос Вопросов [10] Вопрос Вопросов — загадка зарождения и умирания звездных миров. — тоже решена. Хотя и робко, но все же близимся к решению и четвертой Проблемы — стучимся и в панцирь Времени. Как видим, почти во всех глобальных направлениях сделаны весьма многообещающие шаги. Только антимиры, одна из Пяти Проблем, остаются „белым пятном“ (у нас говорят „черным пятном“, как я и произнес в первый раз). Никому в вашем мире — для нас он, разумеется, антимир, — как и в нашем тоже, никому до сих пор не удалось хотя бы теоретически осмыслить сущность взаимосвязи взаимопроникнутых миров. Это удалось только нашему фиолетовому дублеру — давай будем называть его Дмитрием Карпатовым-Фиолетовым. Но о нем речь пойдет позже, хотя я слышу все тот же твой мысленный вопрос.