Светлана Тулина - Воображала

Воображала сидит среди кучи разбросанных книг и мусора, по-турецки поджав ноги и оперевшись локтями на верхнюю из книг, сложенных столбиком перед ее острыми коленками. Подбородок ее лежит на стиснутых кулаках, брови нахмурены, глаза закрыты. Она грызет ноготь на указательном пальце, на Конти не обращает ни малейшего внимания, скорее всего — просто не замечает. Конти выходит так же тихо, как и зашел. Перед тем, как закрыть дверь, гасит свет.

Теперь светящиеся ленточки мелькают на темном фоне, обстановки почти не видно, так, смутно, силуэтом — Воображала. Ее голова опускается все ниже, локоть правой руки соскальзывает с книги. Формулы и ленты продолжают мелькать, становятся тоньше, ярче, в их движении появляется ритм, зарождается музыка. Сначала она смутная, еле уловимая, но постепенно звучание усиливается, и хаотичные дрожания лент упорядочиваются все больше, синхронизируются, становятся похожими на танец. Музыка слышна все громче и отчетливей, постепенно в ней начинает угадываться победный бравурный марш. Формулы органично сплетаются с лентами, образуя плетенку длинного туннеля, камера, все убыстряя движение, скользит по нему. Вдали появляется светлое пятнышко, оно разгорается, становится ярче и больше, музыка все громче, и усиливается звон. Камера вылетает на ослепительно яркий свет — и все обрывается.

Без всякого там постепенного угасания — просто словно обрезали. Свет до нормального уровня пригашивается скачком, словно просто выключили слепящий прожектор.

Сегодняшняя Воображала в белом халате у белой стены. Белая табличка на боксе. Красные цифры на ней — 13–26.

— Подождите! — кричит Воображала в затянутые белыми халатами спины. Говорит тише: — Я сделаю… Вот этого.

В дверях — легкое замешательство. Чей-то длинный свист. Врач проталкивается в палату, смотрит на табличку, спрашивает неуверенно:

— Думаешь?

Воображала отвечает безмятежно-горделивой улыбкой и тыкает его кулачком в живот — не дрейфь, мол! Звучит уже знакомый бравурный марш, в нем явственно набирают силу фанфары. Лицо Воображалы крупным планом.

Лицо Воображалы крупным планом, улыбка снисходительная и несколько недовольная, взгляд куда-то в сторону (вероятно, в сторону окна — на лицо ее падает свет, глаза приобретают льдистую прозрачность. Звуки марша удаляются, их перекрывает шум возбужденной праздничной толпы).

На какое-то время камера сосредотачивается на ее лице (очень крупный план). Воображала прислушивается. Потом усмехается, дергает головой, сбивая настройку. Вместе с рыжей волной ее волос в кадре мелькает что-то ярко-синее, потом снова появляется ее лицо, теперь освещенное наполовину (освещение заметно изменилось, контраст между светом и тенью стал ярче и жестче, тени углубились, смазывая детали). Воображала с явным интересом оглядывает себя, выпячивая губы, наклоняет голову (некоторое время в кадре видна лишь ее рыжая непривычно аккуратная макушка). Поднимает укоризненный взгляд куда-то выше камеры, покачивает головой, вздыхает и с обреченным отвращением рывком натягивает чуть ли не на самые брови ярко-синюю облегающую шапочку.

Эта шапочка сделана из блестящего эластичного материала, закрывает уши и на лбу изгибается пингвиньим мысиком, выступающим до самой переносицы. Над этим мысиком светится золотистая дубль-w, от ушей к затылку топорщатся узкие золотистые же крылышки.

Камера постепенно отступает (или это сама Воображала делает шаг назад), в кадр попадают другие подробности ее странного костюма — облегающий шею до самого подбородка воротник, соединяющий шапочку с эластичным полутрико-полукомбинезоном (тугим, блестящим и обтягивающим ее плечи, словно вторая кожа). Комбинезон, как и шапочка, ярко-синий, по плечам тянется золотая полоска. Когда Воображала поднимает руку, поправляя выбившуюся из-под шапочки непослушную прядку, видно, что такая же золотая полоска охватывает ее запястье широкой манжетой.

Воображала косит из-под шапочки злым глазом, говорит мрачно:

— Ладно, пошли…

Резко разворачивается, распахивает створки балкона. Шум толпы становится громче, отчетливей, переходит в восторженный рев, когда она делает несколько шагов и попадает в перекрестье направленных откуда-то сверху прожекторов. Ярко вспыхивает золотая подкладка плаща и золотые же сапоги-чулки до колен. Узенькой полосочкой — золотые плавочки поверх ярко-синих лосин.

Воображалу заслоняет спина врача, выходящего на балкон следом за ней, камера тоже начинает двигаться вперед, огибает их, разворачиваясь (на секунду, панорамой — заполненная людьми площадь, разноцветные воздушные шарики, цветы, транспаранты), вновь разворачивается к ярко освещенному балкону. Но теперь уже — с расстояния и немного снизу.

Яркий контраст золотого света и чернильно-синих теней, вскинутые в приветствии руки, ослепительные улыбки. Врач — в строгом черно-белом, на шаг позади, триумф скромной гордости, словно у швейцара в Швейцарском банке.

Камера приближается. Теперь видна некоторая ненатуральность позы Воображалы — она слишком долго держит вскинутые руки, плечи напряжены, лицо тоже, улыбка вблизи больше похожа на оскал. Губы ее чуть заметно шевелятся. Становится слышно, как она монотонно ругается свистящим шепотом, продолжая отчаянно улыбаться:

— … Идиотизм!.. Дебильство!.. Модельера за такие шуточки урыть мало!.. Какого черта им еще надо!?.. Превратили черт знает во что, обрядили, как… крылья эти дурацкие!!!.. Я им кто? Девочка из мюзик-холла!?..

— Сделай им молнию, — шепчет врач, не меняя торжественно-удовлетворенного выражения застывшего лица.

— Молнию, да?! — шипит Воображала, яростно скашивая глаза в сторону врача, — Ты думаешь, это так просто, да? Вот возьми и сделай, если такой умный! Знаешь, сколько она энергии жрет?!!

Слышно, как врач фыркает:

— Раньше думать надо было! Сама приучила, кто теперь виноват? — и другим тоном, настойчиво, — Дай ты им молнию, не отстанут ведь!

— Молнию им… — шипит Воображала, но тон у нее сдавшийся. Она уже не сопротивляется, ворчит просто по инерции, — Ладно уж…

Глубоко вздыхает, перестает скалиться. Лицо ее расслабляется, улыбка становится почти естественной, левый глаз сощуривается. Слышен явственный треск, ее лицо (крупный план) освещается пронзительно-голубым неровным светом. Треск усиливается, с шипеньем рассыпаются сверху длинные искры. Восторженный рев толпы, треск, шипение, злая улыбка Воображалы. Глаза ее закрыты, на белом лице мечутся голубоватые неоновые отблески. Лицо очень бледное. Свет становится все ярче, шум толпы нарастает, дробится, тембр его снижается, растягивается, переходит в самый низ нотного регистра. Яркая вспышка.