Эми Томсон - Цвет дали

— Ты прав, эн, но мой народ придет сюда с дружбой. Мы тоже хотим, чтобы перемены происходили медленно. Мы хотим гармонии в отношениях между нашими народами, — сказала Джуна. — Только проблема эта очень сложна. Ее решение требует времени и тщательного обсуждения.

Укатонен откинулся назад с довольным видом.

— Это было замечательное угощение, — сказал он, потягиваясь и выставляя напоказ заметно потолстевшее брюшко. — Вы на нас потратили много времени и труда. Мы это высоко оценили.

— Никаких трудов, — отозвалась Лалито. — Я надеюсь, что этот скромный ужин все же удовлетворил ваш голод.

Джуна, поняв, что обмен этими привычными формулами вежливости предвещает конец ужина, положила себе две пригоршни свежей рыбы, приправленной морскими водорослями, и взяла несколько плодов, чтобы съесть их потом. Моуки последовал ее примеру. Укатонен положил ужину конец, значит, он собирается продолжить начатый разговор в менее официальной обстановке. Она улыбнулась, глядя на горы оставшейся еды. Тинки сегодня попируют.

Немного погодя Укатонен, Джуна и Моуки, произнеся слова вежливого прощания, отправились наверх в гостевую комнату.

— Будь добра, объясни, что ты думаешь о том, как твой народ повлияет на жизнь твиду? — спросил Укатонен, когда они сели.

— Я не знаю. Встреча с новыми народами — не моя атва. Я занимаюсь тем, как устроены живые существа. Потерялась я тут совершенно случайно и мне просто повезло, что вы меня нашли.

— Все это так, но тенду ты знаешь лучше, чем твои люди. И я доверяю твоим знаниям. Постарайся объяснить мне как можно подробнее.

Джуна рассказала о савакиранцах и о Протоколе, касающемся контактов с инопланетянами. Она созналась, что история колонизации у землян полна постыдных страниц, когда туземные племена подвергались порабощению или даже полному истреблению. Она рассказала, как постепенно стало возникать понимание того колоссального ущерба, который контакт наносил культуре этих народов. Рассказала о первых народных движениях и о новом трибализме, возникшем в XXI веке, и о том, как все это послужило фундаментом для выработки Протокола контакта с инопланетянами. Было уже совсем поздно, когда Джуна кончила свою лекцию.

— Так, — сказал Укатонен. — Это хорошо, что твой народ много размышлял над тем, как бы не повредить народам, с которыми он может встретиться. Даже с учетом того, что практики в приложении этих правил у вас не было, это все равно хорошо. Но думали ли они над тем, что может означать, например, контакт с нашим народом для них самих?

Джуна покачала головой.

— Мой народ даже не подозревал о существовании тенду. Так как же он мог беспокоиться о последствиях встречи с ними?

— Не знаю. Но этот контакт повлияет на оба народа. И ты сама должна подумать о том, как он может отразиться на твоих людях. Тенду могут изменить вас в не меньшей степени, чем вы — тенду. О тенду будут беспокоиться энкары. Это наша атва. А твоей атвой должно быть беспокойство за свой народ и за те последствия, которые для него может иметь наша встреча.

— Да, но ведь когда мой народ вернется и начнутся перемены, я улечу домой.

На глазах Джуны при мысли о доме выступили слезы. Она вспомнила об отце, который ждет ее на пороге дома под профильтрованным солнечным светом — молочным и ярким. Слезы больно жгли, и она автоматически внесла корректировку в структуру кожного покрова. Это обстоятельство нарушило ход ее мыслей, и ей удалось овладеть своими эмоциями. Моуки прижался к ней.

— Извините, — сказала она. — Просто я тоскую по своей родине.

Укатонен кивнул и ласково погладил ее по плечу. Она улыбнулась, на мгновение прижала к себе Моуки и тут же отпустила.

— А как же со мной? — спросил Моуки. — Что будет со мной, когда ты уедешь?

— Тогда твое воспитание перейдет ко мне, Моуки. И ты это знаешь. Ты сам согласился на такой порядок, когда был еще тинкой, — ответил ему Укатонен.

Моуки отвернулся. Его кожа приобрела цвет неба, готового пролиться дождем. Джуна почувствовала, что ее сердце разрывается между любовью к дому и любовью к усыновленному ребенку. Она прикоснулась к плечу Моуки, но он отпрянул от нее. Красные зигзаги гнева плясали по серому фону тоски. Он выглядел, как маленькая грозовая туча. Потом немного успокоился и повернулся к Джуне.

— Еще годы, Моуки. Возможно, решение придет само собой, — уговаривала Джуна, стараясь не выдать сомнений в собственных словах. — Сейчас все равно сделать ничего нельзя.

Моуки снова прижался к ней — воплощенная битва противоречивых эмоций. Джуна крепко обняла его, ища собственного успокоения в таком знакомом влажном запахе его кожи.

— Ладно, уже поздно, пора спать, — сказал Укатонен. — Завтра Лалито найдет для нас немало работы. Будет время, мы еще поговорим на эти темы.

Лалито и в самом деле не позволила им лениться. Весь следующий месяц они провели, удаляя деревья-сорняки, собирая и промывая водоросли, заменявшие собой удобрения, высаживая новые деревья, нуждавшиеся для развития в защитной тени более высоких ярусов леса. Все эти работы были физически тяжелы, но теперь на Джуну смотрели как на сотоварища, а не как на раба. Она и Моуки работали с остальными старейшинами и бейми, вместе с ними делали перерывы на трапезы и на отдых. Теперь и деревенский народ превратился для Джуны в личности, каждая из которых занимала особое место в жизни деревни и имела широкий круг связей. У Джуны и Моуки сложились особо дружеские отношения со старейшиной Арато и ее бейми Ини. Ини был одним из соперников Джуны в состязании по вскапыванию земли. Арато, похоже, считала себя в долгу у Джуны и помогла ей наладить отношения и с другими деревенскими. Вскоре и она, и Моуки принялись учить старейшин и их бейми письменному стандартному языку. Лайли-тенду, как и деревенский народ Нармолома, осваивали этот язык просто ради забавы, а потом быстро теряли к нему интерес. Однако люди Лайнана были в изучении языка даже более упорны, нежели энкары. Сначала, должно быть, главную роль у них играло чувство самосохранения, а затем верх взяла природная любознательность, и деревенские стали заваливать Джуну вопросами о ее народе.

А в результате Джуна стала все больше и чаще думать о доме и о тех людях, которых ей так не хватало. Ей хотелось побыть одной, посидеть на краю утеса, глядя в океанскую даль.

Вот так она и сидела однажды, наблюдая за полетом морских птиц с головами рептилий, кружащихся в лучах заходящего солнца, и думая о своем доме, когда вдруг к ней подошел Укатонен. Он сел рядом на корточки, взял пригоршню мелкой гальки и стал пересыпать ее из ладони в ладонь.

— Моуки волнуется, — сказал он. — Ты теперь проводишь все свободное время одна, в мечтах о доме. Это пугает его.