Альфред Бестер - Одинокий Адам

— Повтори, ты сказала, я звонил тебе? — кричал в трубку Крейн.

Амбер вдруг зарычал. Одним прыжком он оказался возле Крейна, заглянул ему в глаза и завыл.

— Замолчи, зверюга! — прикрикнул на него Крейн и отпихнул собаку ногой.

— Дай ему пинка и от меня, — засмеялась Эвелина. — Кто-то звонил и сказал, что ты хочешь поговорить со мной.

— Вот как? Знаешь что… Я еще позвоню тебе, радость моя.

Крейн положил трубку и медленно поднялся, наблюдая за беспокойным поведением собаки. Комната была наполнена неверным светом оранжевой зари. Амбер уставился на яркий дрожащий блик, засопел и снова завыл. И тогда Крейн бросился к окну.

С другой стороны поля поднимался столб пламени; внутри него быстро оседали стены ангара. На фоне огня метались темные фигурки.

— Боже, — прошептал Крейн, выскочил из дома и помчался к пылающему ангару. Рядом с ним бежал Амбер. Уже издали Крейн увидел, что выступающий из огня нос ракеты уцелел. Нужно было успеть, пока жар не раскалил металл и опоры не ослабли.

К Крейну подбежали покрытые копотью рабочие. Он бросил на них яростный взгляд и заорал:

— Холлмайер! Холлмайер!

Холлмайер протиснулся сквозь толпу. Его глаза — глаза сумасшедшего — сияли торжеством.

— Плохо дело, — сказал он, — мне искренне жаль, Стивен.

— Свинья! — бросил ему в лицо Крейн, — старая очумевшая от страха свинья!

Крейн схватил его за лацканы, с остервенением тряхнул и кинулся к пылающему ангару.

Холлмайер что-то крикнул. Кто-то бросился Крейну под ноги, сшиб на землю, Крейн вскочил и стал пробиваться сквозь толпу. Рядом был Амбер, его рык перекрывал рев пламени. Крейн удачно попал кому-то в челюсть — человек обмяк и стал оседать на землю. Еще одному достался страшный удар коленом. Этот упал сразу. Крейн, пригнув голову, ринулся в пекло. Сначала он не чувствовал ожогов, но уже карабкаясь по трапу к люку, неожиданно для себя вскрикнул от боли. Внизу выл Амбер, и Крейн сообразил, что собака погибнет в пламени выхлопа. Он быстро спустился и втащил пса в ракету, загерметизировал люк. Его шатало, но усилием воли он удерживал сознание, пока не забрался в амортизатор.

А потом руки сами легли на панель управления, пальцы сами включили рубильник. Работало страстное желание не дать сгинуть в огне его прекрасному творению. Пусть он обречен на неудачу. Но он примет ее достойно.

Ракета вздрогнула, раздались оглушительные громовые раскаты, и первый космонавт погрузился во тьму.

Крейн не знал, сколько времени пробыл без сознания. Он очнулся от холода и пронзительного жалобного визга — Амбер запутался в пружинах и растяжках амортизатора. Крейн едва не засмеялся, но вдруг он осознал все, что произошло. Корабль взлетел, взлетел очень высоко, но, лишенный управления, не смог набрать необходимую скорость и преодолеть земное притяжение; видимо, теперь он падал, медленно, виток за витком.

В смертельном ужасе Крейн смотрел на Землю. Это была не Земля. Это было море пламени, на фоне которого змеились черные облака. Только у полюса оставалось белое пятно; потом и оно подернулось багровой дымкой.

Холлмайер был прав.

Крейну казалось, что корабль спускался бесконечно долго; огненное море блекло и гасло, Земля становилась безжизненно-черной… Разум Крейна отказывался осознать то, что случилось. Угасли миллиарды человеческих жизней, прекрасная зеленая планета превратилась в опаленное мертвое тело. Семья, дом, друзья — все, что составляло смысл и счастье его жизни — все превратилось в прах. Эвелина… О ней он не отваживался и подумать. Ему хотелось ринуться вниз вместе с ракетой и навсегда исчезнуть — исчезнуть и все забыть.

Но когда корабль вошел в плотные слои атмосферы, инстинкт самосохранения заставил его добраться до контейнера со всем необходимым для спуска. Почти автоматически он переоделся в спецкостюм, приладил парашют, рюкзак и открыл люк. Амбер заскулил. Крейн крепко обхватил руками здоровенную собаку и шагнул в пустоту. Там, высоко, гари в воздухе еще не было.

А здесь, на земле, с каждым вдохом в легкие набивается толченое стекло… или пепел…

Картины прошлого расплылись и рассыпались. Сознание рывком вернулось в настоящее. Настоящее держало его в тисках, заставляя сражаться за каждый вдох. И Крейн боролся, боролся как одержимый. А потом вдруг расслабился.

Такое уже бывало. Когда-то давным-давно он остановился, пытаясь собраться с мыслями, и пепел засыпал его с головой. Это было давно — дни, недели или месяцы назад. Тогда Крейн разгреб пепельный курган, который намел над ним ветер, и вылез на свет. Ветер улетел, и он снова пополз к морю.

Видения прошлого рассеялись в мертвом мире. Крейн закусил губу. Он слишком много и слишком часто вспоминает. Ему почему-то казалось, что если он очень постарается и хорошенько все вспомнит, то можно будет что-то изменить. Какой-то пустяк — и весь этот ужас перестанет быть реальностью. Помочь может только одно-единственное — все все вспомнят и пожелают одновременно… но больше же нет никого… остался я один… я — последняя жизнь Земли… я — последняя память Земли…

И Крейн снова пополз. Локти — колено, локти — колено… А потом вдруг увидел, что рядом ползет Холлмайер, но для него это всего лишь забавная игра: он громко смеялся и нырял в пепел, как веселый дельфин.

Крейн спросил:

— А зачем нам нужно море?

Холлмайер выдохнул клуб пепла.

— Спроси у нее, — он кивнул, указывая на кого-то по другую сторону Крейна.

Там была Эвелина. Она ползла сосредоточенно, целеустремленно, повторяя каждое движение Крейна.

— Там наш дом, — сказала она, — ты помнишь наш дом, дорогой? Он стоит высоко на скале. Мы хотели поселиться в нем навсегда. Дышать морским воздухом, по утрам купаться. Я была дома, когда ты улетел. А теперь ты возвращаешься в наш дом на берегу моря. Ты совершил свой изумительный полет и возвращаешься ко мне. Мы будем жить вдвоем — ты и я. Как Адам и Ева.

— Отлично.

Вдруг Эвелина подняла голову и пронзительно закричала:

— Стивен! Стивен! Берегись!

Неотвязное ощущение опасности резко усилилось. Не останавливаясь, он обернулся, но ничего, кроме бесконечной серой пустыни, не увидел. Он перевел взгляд на Эвелину, но ее не было — была только его собственная резкая тень. Но и тень тут же исчезла: солнечный луч убежал вперед.

Теперь страх ни на секунду не оставлял Крейна. Эвелина уже дважды предостерегала его, а она всегда оказывается права. Он остановился и решил понаблюдать за пространством позади себя. Если кто-то идет по его следу, он должен увидеть, кто, кем бы он ни был.

А потом пришла мучительная минута, когда все прояснилось, и эта ясность полоснула Крейна, словно острый нож.

Я схожу с ума, подумал он, воспаление перекинулось на мозг. Ни Эвелины, ни Холлмайера, ни неведомой опасности нет. Даже адские духи должны были погибнуть в пламени, охватившем планету. Никого, кроме меня, нет и не может быть. Есть я — в предсмертной агонии. Я умираю. Когда я исчезну, навсегда исчезнет все. Останется только серый мертвый пепел.