Кристин Раш - Мастер возвращений (сборник)

— Это ее изображение? — спрашиваю я.

— Их, — говорит женщина. — Он тоже умер.

Я произношу то, что положено в таких случаях, чтобы узнать суть дела. Подобных инцидентов так много, что иногда детали происшествия ни для кого не существенны, за исключением людей, которых они непосредственно затрагивают. Он припарковал машину на стоянке у кафе в Каире, сказал жене, что отвезет дочку в специализированную школу, где дети бизнесменов, ведущих дела с Западом, изучают английский язык. Однако при подъезде к школе дорога оказалась перекрыта.

Он открыл дверцу, и машина взорвалась. Погибли он, его дочь и трое случайных прохожих на тротуаре. Если бы они доехали до школы, как собирались, погибло бы пятьдесят детей.

— Она такая красивая, — говорю я.

Даже сейчас с трудом верится, что этот ребенок мог нести внутри себя бомбу. Трудно поверить, что она существовала только для того, чтобы убивать других. В заданном месте, в определенное время.

Я дала себе обещание, что не стану задавать стандартный вопрос:

Как вы могли это сделать? Как вы могли это сделать со своим ребенком?

Вместо этого я спрашиваю:

— Вы знали?..

— Никто из нас не знал. — Женщина смотрит на меня в упор.

Вызывающий, полный ярости взгляд. Сотни раз она отвечала на этот вопрос, и ответ всегда был один и тот же. Подобно множеству уцелевших, она не может поверить, что ее муж обрек на смерть собственное дитя.

Но я поклялась, что выясню подлинную историю, историю, которую еще никто никому не рассказывал. Я хочу узнать, что представляет собой та часть общества, где дети — марионетки, орудия, а не живые существа, достойные любви. Я хочу узнать, как эти люди могут настолько верить в общее дело — любое дело, — чтобы отдавать за него не только свои жизни, но и жизни своих детей.

Поэтому я должна первоначально принимать ее слова за чистую монету. Возможно, потом я буду оспаривать сказанное ею, но сейчас я хочу посмотреть, куда все это заведет.

— Если ни вы, ни ваш муж не знали… — начала я.

— Мой сын тоже не знал! — Это сказано было с такой же злобой. Пожалуй, даже еще злее.

Она кладет руку на голову сына. Мальчик закрывает глаза, но больше не проявляет никаких чувств.

— Если никто из вас не знал, — говорю я, стараясь, чтобы в моем голосе не проскользнули недоверчивые нотки, — тогда как же это произошло?

— Так, как и всегда, — отрывисто говорит женщина. — Они внедрили ей эти чипы в больнице. В тот день, когда она родилась.

Странная это работа. Такая, что не кончается, когда заканчивается день. Она становится частью тебя, и ты становишься ее частью. Вот почему ты и твои коллеги считают, что это призвание, и приравнивают свою деятельность к служению вере и другим профессиям, оперирующим этикой и моралью.

Ты сидишь напротив убийц и спрашиваешь, что заставило их решиться на убийство, — так, словно это правомерный вопрос. Вопрос, который вообще можно задавать. Ты смотришь на киллеров, виновных в смерти многих, и спрашиваешь, какова ваша идеология, что делает ваши методы привлекательными в глазах других людей, — так, словно тебя интересует их ответ.

Ты думаешь: нам надо знать, — будто это знание хоть как-то поможет решить проблему. Тебе кажется, ты совершаешь правильный поступок, когда соглашаешься на эксклюзивную встречу с кем-нибудь из этих харизматических вождей — с новым Владом Третьим, [22] Влад Третий — валашский князь по прозвищу Сажатель-на-кол, исторический прототип графа Дракулы. новыми Гитлером или Усамой бен Ладеном — и берешь у них интервью, как у нормальных уважаемых людей. Вместо того, чтобы отобрать у охранника пистолет старого образца и пристрелить этого харизматического мерзавца к чертям собачьим.

Позднее ты ведешь дискуссии о морали, словно это имеет хоть какое-то значение.

Ты говоришь: твоя работа не позволяет тебе судить этих людей.

Ты говоришь: репортеры не могли бы брать интервью, если бы проявляли крайнюю нетерпимость.

И ты не говоришь: у меня не хватило мужества умереть за свои убеждения.

И в этом суть дела. Потому что за всеми этими разговорами о морали, работе и призвании прячется простая истина.

Ты можешь наблюдать. Можешь все видеть.

И ты не можешь сочувствовать.

Потому что если ты дашь волю чувствам, то поймешь, что твое призвание есть просто работа — зарабатывание денег грязным, часто просто отвратительным способом, и осознаешь, что в твоем прошлом имеется множество эпизодов, когда надо было не болтать, а действовать. Когда ты могла спасти одну, или десять, или даже сотню человеческих жизней, но ты сделала другой выбор.

Ты ничего не сделала — только трепала языком «ради всеобщего блага».

7:15. СЕТЕВОЕ СООБЩЕНИЕ МАРТЫ ТРУМАНТЕ.

СМЕРТНИКИ. ЧАСТЬ 3

В любом расследовании большую роль играет везение. Следствие, проведенное в Париже, не стало исключением.

Три месяца прокопавшись в руинах Лувра, специалисты все-таки обнаружили чип. Заложенная в нем информация не сильно пострадала. Выяснилось, что подобная технология была создана пять лет назад, и это потрясло следователей больше, чем что-либо другое.

Следователей, но не генерала Педерсен.

«В тот день я смотрела программы новостей, — говорит она. — Не знаю почему. Обычно я этого не делаю. Как правило, я лишь бегло проглядываю всю эту информационную жвачку. Но в тот день я посмотрела новости внимательно, и они меня потрясли. Я увидела эпизод с бомбой в музее. Я увидела мальчика, его смех, как он подпрыгивает на месте, его возбужденную улыбку. Мне показалось, что он ждал этого дня, когда… да, на самом деле он ждал смерти».

Сначала другие эксперты в области охранных систем не прислушались к словам Педерсен. В мире, где подрывники-смертники стали привычным делом, ребенок, напичканный взрывчаткой, в какой-то степени — нормальное явление, но никто не мог поверить, что в его тело еще несколько лет назад была вживлена микросхема с мощной взрывчаткой, способной разрушить целое здание.

Невозможно было поверить, что люди могут строить столь далеко идущие планы и быть такими жестокими.

Оказалось, что могут. Такова новая правда — или, может быть, давно забытая истина.

Они могут.

Женщина показывает мне документы, выданные ей в госпитале. Показывает мне диаграммы, графики и краткие пометки, которые сделал доктор на медицинской карте ее новорожденного ребенка — объясняя, где должны быть размещены чипы. «Чипы, которые помогут ей жить в современном мире» — так сказал доктор.

Она показывает мне компьютерные распечатки, отчеты банка перед ее мужем о том, какие средства переведены на имя дочери для обучения, регистрационные списки — все, требуемое для того, чтобы здорового ребенка четырех лет от роду приняли в одну из лучших частных школ Каира. Это планы, которые она и ее муж строили относительно будущего дочери, будущего сына, их будущего.