Стивен Бакстер - Эволюция

Когда она вернулась к озеру, люди ждали её. Они были здесь все — все, кроме самых маленьких детей и матерей с младенцами. Некоторые из взрослых были с оружием — каменными ножами и деревянными копьями — словно Мать была бешеным слоном-самцом, который мог внезапно броситься на них. Многие люди из группы были встревожены, но многие были настроены откровенно враждебно. Например, здесь был Проросток со своей копьеметалкой, висящей у него за спиной на завязке из сухожилий; его светлые глаза были мрачны, когда он смотрел на женщину, научившую его стольким вещам. Многие из них даже носили на теле или на одежде узоры, вдохновлённые ею.

Единственным ребёнком Мрачной, оставшимся в живых, была тринадцатилетняя девочка. Она всегда отличалась склонностью к полноте, которая стала проявляться ещё сильнее, когда она стала превращаться в женщину; её груди уже были большими и отвислыми. А её кожа была странного желтовато-коричневого цвета, словно мёд — это было наследие, оставшееся после случайной встречи с бродячей группой с севера пару поколений назад. Теперь эта девочка, Медовая, двоюродная сестра Матери, глядела на Мать с гневом и недоумением; по её грязному лицу ручейками стекали слёзы.

Враждебно настроенные, печальные, сожалеющие или озадаченные — все они были в сомнениях. Распознав эту неуверенность, Мать почувствовала своего рода внутреннее тепло. Без воплей, без использования насилия, без излишней жестикуляции она держала ситуацию под контролем.

Она подняла череп и развернула его так, чтобы его незрячие глаза повернулись к людям. Они затаили дыхание и вздрогнули — но многие выглядели скорее озадаченными, чем испуганными. Для чего был нужен старый череп?

Но одна девочка отвернулась, как будто череп осуждающе таращился на неё. Это была худощавая, впечатлительная четырнадцатилетняя девочка с большими глазами. У этой девочки, Глазастой, была особенно сложный спиральный рисунок, нанесённый охрой на плечи. Мать отметила её в уме.

Один из мужчин выступил вперёд. Это был огромный человек со свирепым характером, словно загнанный в угол бык. Теперь Бык указывал в сторону шалаша Мрачной.

— Мёртвая, — произнёс он. Потом он направил топор в сторону Матери. — Ты. Голова, камень. Почему?

Мать знала, что, хотя она и контролирует ситуацию, то, что она сейчас скажет, определит всю её дальнейшую жизнь. Если её изгонят из лагеря, ей не придётся рассчитывать на долгую жизнь.

Но она чувствовала уверенность.

Она взглянула на череп и улыбнулась. Потом она показала на тело Мрачной.

— Она убить мальчик. Она убить его.

Чёрные глаза Быка сузились. Если то, что Мрачная убила мальчика, было правдой, то действия Матери могли быть оправданными. Было вполне ожидаемо, что любая мать, и даже отец будет мстить за убитого ребёнка.

Но теперь вперёд протолкалась Медовая. «Как, как, как?» Она пыталась выразить свои мысли, и её толстый живот колыхался, когда она изображала удар, удушение. «Не убивать. Не касаться. Как, как, как? Мальчик больной. Мальчик умер. Как, как?» Как, по твоему мнению, моя мать сделала это?

Мать подняла лицо к солнцу, которое плыло по безоблачному куполу бело-голубого неба. «Горячее, — сказала она, вытирая брови. — Горячее солнце. Солнце не трогать. Она не трогать. Она убивать». Действие на расстоянии. Солнцу не обязательно дотрагиваться до твоей плоти, чтобы согреть тебя. И Мрачной не обязательно было дотрагиваться до моего сына, чтобы убить его.

Теперь их лица выражали опасение. В их жизни существовало множество невидимых и непостижимых убийц. Но мысль о том, что человек мог управлять такими силами, была новой и пугающей.

Мать заставила себя улыбнуться. «Безопасно. Она мёртвый. Теперь безопасно». Я убила её для вас. Я убила демона. Доверьтесь мне . Она подняла череп, поглаживая его по темени. «Сказать мне». И всё стало так.

Бык сверлил взглядом Мать. Он зарычал, топнул ногой и указал на её грудь своим топором. «Мальчик мёртвый . Не рассказать. Мальчик мёртвый».

Она улыбнулась. Череп покоился на её согнутой руке, как голова ребёнка. И когда они таращились на неё, наполовину поверив сказанному, она могла ощущать, как растёт её власть.

Но Медовая не приняла ничего из сказанного. Плача и бессмысленно бормоча, она рванулась к Матери. Но женщины сдержали её.

Мать пошла к своему шалашу. Когда она шла, изумлённые люди расступались.

Засуха усилилась. Один жаркий и безоблачный день сменялся другим. Земля быстро высыхала, реки иссякали до ручейков с буроватой водой. Растения отмирали, хотя всё ещё оставались живыми корни, выкопать которые можно будет лишь при помощи изобретательности и силы. Охотники в поисках мяса должны были отправляться в дальние вылазки, и их ноги топтали пыльную и спечённую досуха землю.

Они были людьми, которые жили на открытом месте, окружённые землёй, небом и воздухом. Они были чувствительны к изменениям, происходящим в мире вокруг них. И они все быстро поняли, что засуха усиливалась.

Однако, как ни парадоксально, засуха принесла им кратковременную выгоду.

Когда сухой период продолжался уже тридцать дней, группа свернула стоянку и направилась к самому большому в округе озеру — большому водоёму с непроточной водой, который сохранялся всё время, кроме самых свирепых засух. Здесь они встретили травоядных — слонов, быков, антилоп, буйволов и лошадей. Доведённые до безумия жаждой и голодом, животные толпились вокруг озера и толкались, пытаясь добраться до воды, а их большие ноги и копыта превратили берега озера в чашу из утрамбованной грязи, где ничего не могло расти. Но некоторые из них уже проигрывали борьбу за жизнь: старые, самые молодые, слабые — обладавшие наименьшими запасами, позволявшими пережить это суровое время.

Люди осторожно поселились рядом с другими падальщиками. Здесь были и другие группы людей, и даже люди других разновидностей — медлительные, с большими надбровными дугами, которых изредка можно было мельком увидеть вдалеке. Но озеро было большим — не нужны были ни контакты, ни конфликты.

Какое-то время жить было легко. Даже не было необходимости ходить на охоту; травоядные просто падали там, где стояли, и нужно было просто подойти и взять то, что было нужно. Конкуренция с другими плотоядными была не особенно интенсивной, всё для всех было в изобилии.

Людям даже не нужно было брать животное целиком: мяса, скажем, погибшего слона было больше, чем они могли съесть, прежде чем оно испортится. Поэтому они забирали только самые лакомые куски: хобот, вкуснейшие, богатые жиром подушки ступней, печень, сердце и костный мозг, оставляя остальное менее разборчивым падальщикам. Иногда они окружали животное, которое ещё не умерло, но было слишком слабым, чтобы сопротивляться. Если позволить ему жить, истощённое животное, пока оставалось в живых, было кладовой свежего мяса для тех, кто охотился на этих зверей.