Стивен Бакстер - Эволюция

Но Булдыган отсутствовал лишь несколько дней, хотя Капо ожидал, что пройдут недели. И, судя по его пышущей агрессии, прогулка не сделала его даже чуть-чуть спокойнее.

Капо тоже волновала охота. Охота на мартышек обычно начиналась лишь, когда другой пищи не хватало, например, в сухой сезон. Зачем же охотиться сейчас?

Одна из обезьян, карабкавшихся на деревья, сделала внезапный прыжок. Всполошившись, мартышка прыгнула в другую сторону — прямо в руки ожидающего охотника. Наблюдавшие обезьяны вопили и лаяли. Охотник раскрутил кричащую мартышку и хлопнул её черепом об ствол дерева. Её крики мгновенно замолкли. Тогда охотник швырнул обмякшее тело на землю, и её раздробленная голова выглядела ярким красным всплеском в зелёной темноте леса.

Это был момент, которого ждал Капо. Он перескочил через Булдыгана, чтобы первым оказаться у тушки. Он схватил ещё тёплые останки, взялся за одну лодыжку и сильно крутанул, отрывая маленькую ногу в колене.

Но, к его удивлению, Булдыган бросил ему вызов. Крепкий самец наскочил на него ногами вперёд и нанёс таранный удар в грудь. Капо упал, растянувшись, боль растеклась по его грудной клетке, дыхание сбилось. Булдыган специально взял ногу мартышки и откусил от неё: кровь струёй потекла у него изо рта. Теперь все обезьяны были крайне возбуждены: они вопили, барабанили кулаками и забирались друг на друга.

Не обращая внимания на боль в груди, Капо с рёвом вскочил на ноги. Он не мог позволить Булдыгану уйти просто так. Он забрался на нижние ветви дерева, неистово забарабанил руками, начал вопить настолько громко, что вспугнул птиц, рассевшихся над ним, и соскочил обратно на землю. Он позволил волне гнева охватить себя, его шерсть вздыбилась, и вперёд высунулся гордый розово-лиловый эрегированный член: его фирменный знак, внушительное зрелище.

Но Булдыган сохранял самообладание. Держа ногу мартышки в руке, словно дубинку, он начал собственную демонстрацию, топая, прыгая и барабаня не менее внушительно, чем Капо.

Капо знал, что он не может позволить себе проиграть в этот раз. Если это произойдёт, то, при участии запачканных кровью охотников из окружения Булдыгана он может потерять не только статус, но и саму свою жизнь.

С проворством, не свойственным его возрасту, он прыгнул вперёд, опрокинул Булдыгана и сел ему на грудь. Потом он начал колотить Булдыгана по голове и груди так сильно, как мог. Булдыган сопротивлялся. Но все преимущества, кроме молодости, были на стороне Капо: внезапность нападения, опыт и власть. Булдыган не мог сдвинуть с себя вес Капо, и не мог в полной мере воспользоваться силой своих рук и ног.

Капо видел, что он постепенно выигрывал битву в сознании остальной части стаи, что был так же важно, как подчинение Булдыгана. Последователи молодого самца, казалось, растворялись среди деревьев, и возгласы волнения и одобрения, которые теперь слышал Капо, похоже, были адресованы ему.

Но даже когда он сражался за то, чтобы подчинить себе Булдыгана, в обширном уме Капо медленно складывался логический вывод.

Он думал об умирающих деревьях, которые заметил за краем лесного массива, о быстром возвращении Булдыгана и его бродяг, об их явном голоде, об их потребности охотиться.

Булдыган не нашёл, куда можно было идти. Лесной массив уменьшался .

Этот вывод был справедлив на протяжении всей жизни Капо, и теперь приближался неизбежный финал. Здесь им уже не хватало места. Если бы он пробовал и дальше удерживать группу здесь, из-за конкуренции за истощающиеся ресурсы напряжённость среди них стала бы слишком сильной.

Им нужно было переселяться.

Наконец, Булдыган сдался. Он безвольно лежал под Капо, прижатый задом старшего самца, и даже немного погладил его всё ещё эрегированный половой член — всё это было жестами подчинения. Чтобы вправить ему мозги, Капо ещё долго продолжал колотить Булдыгана по голове. Потом он слез с лежачего молодого самца. Всё ещё держа шерсть дыбом, он направился в лес, где мог позволить себе хромать и растирать больную грудь, и никто не мог увидеть, как ему больно.

За его спиной остальные набросились на верветку. Их желудки не могли хорошо переваривать мясо, и позже они станут ковыряться в собственном помёте в поисках кусочков мяса, чтобы снова проглотить их. Пищеварительной системе нужно было улучшаться, если потомкам этих рыщущих по лесу существ нужно будет процветать в саванне.

Со времён Странницы трава успела переделать мир.

Большое эпохальное остывание Земли продолжалось. Из-за того, что вода оказывалась связанной в антарктическом ледниковом щите, уровень моря понизился, а внутренние моря отступили или лишились связи с океаном. Но, когда площадь континентальных массивов суши увеличивалась, становилось меньше морей, которые служили климатическим буфером, не допуская слишком сильных жары и холода, а выветривающиеся горные породы связывали углекислый газ из воздуха, снижая его способность удерживать солнечное тепло. Всё холоднее и всё суше: на планете установился обширный механизм обратной связи, который менял условия на её поверхности, делая их более засушливыми и холодными.

Тем временем тектонические столкновения создавали новые горные цепи: южноамериканские Анды и азиатские Гималаи. От этих новых возвышенностей по континентам потянулись области дождевой тени; в такой тени скоро родится пустыня Сахара. Во время новой волны иссушения климата к экватору с севера и с юга стали подступать области широколиственных листопадных лесов.

И распространились злаки.

Злаковые растения — разрастающиеся плотными коврами, полагающиеся на опыление при помощи переносимой ветром пыльцы — были словно специально созданы для новых условий сухой открытой местности. Трава могла довольствоваться теми нерегулярными дождями, которые выпадали сейчас, тогда как большинство деревьев, запуская свои корни ещё глубже в землю, находили только сухость и не могли составить им конкуренции. Но истинный секрет злаков заключался в их стеблях. Листья большинства растений росли на верхушках их побегов — но не у злаков. Длинные узкие листья злаков отрастали от подземных стеблей. Так что голодные животные могли обгрызать злаки до самой земли, но эти растения не теряли способности восстанавливаться.

Эти внешне неприметные качества позволили злакам захватить мир и кормить его.

У новых травоядных, питающихся злаками, появились пищеварительный тракт жвачного типа, способный переваривать травяной корм более длительное время, тем самым извлекая из него максимальное количество питательных веществ, и зубы, способные противостоять абразивному воздействию зёрен кварца в листьях злаков. Из-за сезонности дождей многие травоядные научились мигрировать. Эти новые млекопитающие были крупнее своих архаичных предков, более стройные и длинноногие, со специализированными ногами и уменьшенным количеством пальцев, что помогало им ходить и бегать на большие расстояния и с большой скоростью. И в то же самое время наступил расцвет некоторых групп грызунов вроде полёвок и полевых мышей, способных поедать семена злаков.