Алексей Егоренков - Змеиный бог

— Слингер! Иди сюда, — позвал мексиканец. Он успел обогнуть плиту и стоял у ее неровного края, сжимая в руке здоровенный золоченый диллинджер.

Пепел на всякий случай расстегнул кобуру.

— Иди сюда, — опять позвал Пако. — И скажи мне, это нормально или нет? А то вдруг меня до сих пор не отпустило.

За глыбой начиналась типичная центральная улица Старого Запада — прямиком с киноэкрана под открытым небом — только декорации были какими-то слишком гигантскими и цветастыми. По обе стороны широкого пути торчали грубо слепленные фасады и фронтоны, поднятые на телескопических ногах, болтавшихся и скрипевших на ветру; шарниры в бронзовых стаканах, все еще частично заполненных дёгтем. Ближний фасад на ноге изображал конюшню. Другой — салун. Третий — помесь гостиницы с какой-то глиняной гасиендой в стиле журнальной Мексики. Каждый дом был выкрашен зелено-голубой лазурью. «Любимый цвет ацтеков», — подумал слингер.

— Обычный тир, — сказал Пепел, держа руку против кобуры, — только для взрослых.

«Для взрослых сумасшедших», подумал он.

Но Пако смотрел не на здания. Он указывал прямо.

Щурясь и мысленно проклиная белесую дымку, Пепел сделал несколько шагов вперед.

По центру улицы пугалом торчал учебный манекен — не человек, а грубая подделка, на три головы выше самого слингера. Железный Дровосек из страны Оз.

Дикарский орнамент покрывал великана с головы до ног. По его жестяному телу здесь и там цвели огромные язвы, полные гноя и крови.

Стрелок подошел к механическому болвану, вытянул руку и тронул его брюхо. Весь манекен был исписан витиеватыми каракулями. «Всё фальшивка», — подумал Пепел. И кровь, и язвы — вблизи это оказались просто грубые узоры, вплетенные художником между белых ритуальных завитушек.

С лица манекена скалился по-детски намалеванный череп. В щели, заменявшей черепу рот, был зажат короткий шнурок. Настоящий, не нарисованный. Пепел ухватил его двумя пальцами, осторожно потянул…

— Эй! — сказал позади торговец.

Стрелок замер и спросил:

— Да?

— Смотри, чико, без отпечатков останешься. В Денвер не пустят, без отпечатков-то, — сказал Пако. Вид у мексиканца был самый непринужденный, но диллинджер свой он нес на изготовку.

— Меня и так не пустят, — сказал Пепел. — У меня медстраховка погорела.

Он потянул за шнурок. Скоба-челюсть подалась, и под ноги слингеру вывалился мягкий комочек. Стрелок перевернул его носком сапога.

Это была дохлая мышь-полевка.

Упершись ладонью в твердое холодное брюхо манекена, слингер отпихнул его прочь. Манекен беззвучно укатился назад, оставляя в пыли аккуратный след. Опустившись на корточки, Пепел потрогал обнажившийся рельс. Потом невольно скривился, припоминая механическую Энни. Стрелок понюхал пальцы. От них пахло бронзой.

Мексиканец переступил канавку и встал рядом с ним.

— Ты хозяйничал бы здесь осторожней, слингер. Не у себя ведь в кабаке, — сказал он.

— Целиком поменяли механику, — отозвался Пепел.

— Кто?

— Индейцы. Кавалерия не льет машины из бронзы. Никогда такого не было.

— Ты, это, может оно вообще заразное, — сказал Пако. — Видал каракули? Ты смейся, а индейские колдуны — они мастера на все эти штучки-дрючки. Не знаешь, через сколько лет догонит…

— Они хотят, чтоб мы боялись, — прервал его стрелок. — Им нужен наш страх, и больше ничего.

Слева, у гасиенды, торчал еще один болванчик, с головой, похожей на молочный бидон. Неподалеку, между двух лазурных фасадов, маячил еще и еще один.

— Вперед, — сказал Пепел, и они двинулись дальше.

— Я вот что думаю, слингер, — сказал Пако. — Вдруг обманул нас твой красный? Сказал — в храм пойду, а сам того, и кто мне теперь диск отдаст?

Стрелок притормозил и поднял руку. Он вгляделся в туман. Потом качнул головой, и они побрели дальше. Мексиканец долго и выразительно косился на слингера, но тот шагал молча, продолжая осматривать едва различимые в дымке окрестности.

— Вот тебе история, — сказал он наконец. — Не знаю, ты застал или нет, но раньше они все у нас ходили в золоте. Как у любого дикаря — чем больше золота, тем лучше.

— Чинга ту мадре, каврон.

— Извини. Не подумал, — Пепел хмыкнул. — Так вот. Лет пять назад по радио выступал их верховный жрец. И призвал всё племя…

— Брить голову как в цирке?

— Отречься от золота. Грязный металл, недостоин их, несет им только горе.

— И что?

— А то, что назавтра золота не осталось ни на одном ацтеке.

— И что?

— Чтобы врать, нужно иметь свой ум, — терпеливо растолковал Пепел. — У дикарей его нет, у них как старший сказал — так и будет. Ацтек не умеет выдумать то, чего не было. Не может сочинять. Хвастаться, преувеличивать — это пожалуйста. А сочинять — нет. Ясно теперь?

Мексиканец задумался, но лишь на секунду.

— Чико, — сказал он, — так любой нормальный бизнес устроен. Ты скажешь, мой Чолито много за себя думает?

Пепел качнул головой.

— Если ацтек попробует соврать, он начнет говорить то, что было, только раздует всё до небес. Их оружие не обман. Их оружие — это страх.

Пако криво ухмыльнулся и сплюнул.

— А мне так больше отрава запомнилась. — сказал он.

— Ты не оставил ему выбора, — ответил стрелок.

— Что?..

— Ты сказал, что будешь стрелять. Он думал, ты нападешь. И напал первым.

— Да я ж, мадре, — замялся Пако. — Я ж, как его… в переносном смысле!

— Запомни раз и навсегда: у ацтеков — такого — нет.

«Нужно было разделиться», — подумал слингер. Без мексиканца он наверняка смог бы поладить с ацтеками — но при участии Пако любой разговор мог обернуться пленом или чем похуже.

Впереди обозначился силуэт: темно-рыжая пирамидальная громадина высилась в молочном тумане. «Плохо дело», — подумал стрелок. Индейцы были способны черт знает на что, когда дело касалось их племенных тайн. Могло статься, что они с Пако вообще первыми из белых видят этот… Храм Уничтожения.

«Нет», — подумал слингер. Им всё-таки следовало держаться вместе.

Постройка располагалась в самом конце главной улицы этого странного городка на кронштейнах, там, где по версии кинофильма наверняка стояла бы колокольня или часовая ратуша. Сам по себе храм, приземистый бункер на вершине ступенчатой пирамиды, снизу казался совсем крошечным. Но пирамида была высотой в пару колоколен — Пепел ни разу не видел такой высокой постройки, не считая небоскребов Лонг-Айленда и Манхэттена. От подножья храма во все стороны извивались потеки свежей ржавчины, словно пирамида целиком была сделана из железа. Когда они с Пако подошли ближе, то выяснилось, что так оно и есть.

По бокам и фронтону пирамиды каскадом сбегали потоки воды.

— А я думал, река шумит, — сказал мексиканец.