Генри Олди - Ангелы Ойкумены

– Мне тоже жаль расставаться с вами, барон. Вряд ли где-то я найду столь гостеприимного хозяина, как вы.

Маркиз хромает. Он опирается на резную трость с навершием из слоновой кости, сделанным в виде змеиной головы. Тем не менее, его поклон, адресованный коменданту – сама элегантность. Надо быть тонким знатоком, чтобы уловить в поклоне едва ощутимый налет высокомерия.

– Мне будет не хватать наших бесед.

– Почту за честь видеть вас своим гостем в Эскалоне.

– У вас найдутся для меня апартаменты, достойные Монсаля? А охрана?

Барон смеется, кивает в сторону пятидесятиметрового донжона – мрачной громадины, высящейся над головами узника и тюремщика. Маркиз деликатно улыбается: он оценил шутку.

– В любом случае, они будут лучше императорских.

По слухам, нынешнее жилище императора Бонаквисты, сосланного после разгрома его армии на остров Санта-Эстелла, более чем аскетично.

– Ловлю вас на слове, маркиз. Но, увы, скорого визита не обещаю. Новые власти затеяли переоборудовать Монсаль: мастерскую по изготовлению фарфора переводят в предместье Версейля. Вместо нее здесь собираются оборудовать арсенал. Знали бы вы, какая это головная боль! Простите, что обременяю вас малоинтересными подробностями…

– Пустое, барон. А вот и мой «Кримильдо».

Из-за стены за́мка выныривает лаковый жук аэромоба, опускается во дворе крепости, в трех десятках шагов от собеседников. С заднего двора долетают звон и грохот, сопровождаемые грязными ругательствами.

– Бог мой! Они разобьют весь фарфор! Маркиз, мне надо бежать! Я поотрываю головы этим косоруким бездельникам!

– Прощайте, дю Лежье.

– До встречи! Ваши вещи уже несут, не извольте беспокоиться…

Комендант срывается с места. С необычайным проворством он скрывается за углом за́мка. Четверо солдат из числа замковой стражи выносят вещи маркиза: увесистый сундук, окованный железом, баул из бычьей кожи, две деревянные коробки. С грациозной медлительностью дон Фернан спускается по ступеням, опираясь на трость. Останавливается у открытой двери аэромоба, кивает кучеру: жди.

Извлекает серебристую коробочку уникома:

– Сеньорита Штильнер? Что вы думаете о скромном ужине вдвоем? Допустим, в «Гусе и Орле», часов через шесть. Нет, раньше я не успею. Втроем? Да, конечно, я буду рад видеть ее королевское величество. Заказать для Юдифь молочного поросенка?..

– А это, – сказал Луис Пераль, – я еще не записал.

Он качнулся, навалился грудью на стол:

– Читайте у меня из головы!

Курчавая, вся в седых завитках, шевелюра стояла дыбом. Лицо налилось кровью, и вряд ли от выпитого. Шутки в сторону, говорил весь вид драматурга. Я пускаю вас в святая святых. Снимите обувь, наденьте тапочки, преисполнитесь благоговения.

– Не боитесь, – спросил Монтелье, трезвея, – что я соглашусь?

– Не боюсь. Читайте! Это я выдумал. От первой до последней буквы. Этого не было. Во всяком случае, мне хотелось бы, чтобы этого не было. Если захотите, я перепишу все это стихом. Вы еще помните, что я вам сказал при первой встрече?

Режиссер кивнул:

– Помню. Вы сказали: «Финал я напишу сам, и черт ее дери, вашу судьбу!» Я согласился, я даже зафиксировал это условие в контракте. Черт вас дери, дон Луис! Читать из вашей головы? Я согласен. Я трижды согласен! Считайте, что вы напросились…

И Ричард Монтелье, телепат высшей категории, снял блоки – стальные обручи, которыми он сковал свой мозг.

Белый песок. Черная вода.

В час, когда солнце ложится в трюмы облаков, плывущих над горизонтом, океан кажется лаково-черным, с багровым отливом. Карни сидит на раскладном стульчике, смотрит. Она приходит сюда всякий раз, когда Диего задерживается на вечерних занятиях. Он звонил, он уже вызвал аэротакси.

Он скоро будет.

Мы выкупили бунгало, думает Карни. Ей хорошо. Ей всегда хорошо, когда она думает о выкупе бунгало. На месте бунгало – снесли за полтора часа! – выстроен трехэтажный коттедж. Гараж, хозяйственный флигель. Хватило бы и двух этажей, но первый у Карни отобрали под фехтовальный зал. Клумбы, бассейн. Мангал под навесом, стол, плетеные кресла. Карни гоняла строителей в хвост и в гриву. Принцесса, бурчали строители. Угол ей не прямой! Маркиза, поправляла их Карни. Ну и что, что неправда? Маркизой станет жена Фернана, но строителям знать об этом не обязательно. Принцесса, маркиза, донья – кто деньги платит, тот и танцы заказывает. У Диего хорошее жалованье, в университете им довольны. Опять же, переводы от мар Яффе. За медосмотры – отдельно. Еще в плену Фернан распорядился о достойном приданом. Семья де Кастельбро, понимать надо! Приданое решили положить в банк. Все, кроме дома в Эскалоне, и второго дома, в Бравильянке, напротив ратуши. Дома́ в банк не положишь. Да что дома́! Бунгало, тебя давно нет, а как вспомнишь – мы выкупили бунгало! – и так славно на душе, будто в жару попил лимонада со льдом.

Белый песок. Черная вода.

На выходные они собираются в Эскалону. У свекра день рождения. Диего забыл, у него дырявая голова. Но у Диего есть жена. Жена все помнит. Про день рождения, про сменную рубашку. Про подарок имениннику. Да, на выходные – в Эскалону. Это рядом, если дорога сводится к детской скороговорке: взлетели, полетели, прилетели.

Пошутила, вспоминает Карни. Я же пошутила! Сказала, что хорошо бы могилу с Сум-Мат Тхай перенести к нам во двор. Память все-таки. Родня. Разобьем мемориальный цветничок. Это был единственный раз, когда Диего на меня кричал. Боже, как он кричал! Разругались в хлам. Мирились целую неделю: ястреб дулся. Ну, дура. А что? Всем можно, а мне нельзя? Я и на кладбище стараюсь не ходить, чтобы он не злился. Мамаша Тай Гхе докладывает: убралась, подмела. Я слушаю, а самой неловко. Мамаша смеется, говорит, что ей не в тягость. Деньги, правда, берет. У нее семья, ей надо.

Налетает ветер. Треплет волосы.

Я обняла его, вспоминает Карни. Вчера утром Диего садился в машину, выделенную ему университетом, и я обняла его на прощанье. Он ничего не заметил. А я не поняла, что произошло. Наверное, так случается у телепатов. Я читала в вирте, что это за кошмар – первая, спонтанная инициация телепата. Нет, у телепатов как-то иначе. Я не читала твои мысли, Диего, как буквы в книге. Не видела картинок. Не слышала звуков. Часть твоей жизни стала моей, вот и все. Вот, был ты, и вдруг сделалась я. Знаешь, я бы предпочла какую-нибудь другую часть.

Эта очень уж неподъемная.

Ястреб, думает Карни. Как же тебе досталось, мой бедный ястреб! Я и не знала, что бывает так плохо. Не знала, что так плохо может быть из-за меня. Я бы умерла, если бы мне было так плохо. Я и сейчас чуть не умерла.