Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

И тогда он вспомнил о том, что оставил в предбаннике «командирские» часы. Пока Лариса Николаевна переодевалась и готовилась в дорогу, он решил забрать свои «командирские» часы, которые, как он помнил, повесил за ремешок на вешалку рядом с каким-то полотенцем. Заодно следовало бы попрощаться с Игорем Станиславовичем и его гостями.

Лариса Николаевна сказала, что будет ждать его в машине.

Приблизившись к беседке, он услышал возбужденный голос Игоря Станиславовича, и спрятался за стволом голубой ели, чтобы из любопытства послушать, о чем он говорит. Говорил же он следующее:

— Она зашла в мой кабинет, мягко ступая босыми ступнями, встала на колени около меня и поцеловала мои ноги. Она была красива, лет около двадцати, с лицом одновременно мудрым и детским. Ее тело было заключено в расписанное сари золотого шелка. Руки, ноги и голова были голыми, если не считать золотых украшений, которые звенели при каждом ее движении. И я даже не помню, как мы оба оказались на смотровой медицинской кушетке. После этого начался поединок моего Лингама и ее Йони. Павлов догадался, что Игорь Станиславович рассказывает о каком-то очень ярком и захватывающем событии, которое произошло во время его годичной стажировки в Индии. Ему стало очень интересно, и он решил не покидать своего укрытия до тех пор, пока рассказ не закончится.

Он видел, как Игорь Станиславович налил себе в рюмку водки, выпил и продолжил предаваться приятным воспоминаниям:

— Ее близость захватила меня, я был уничтожен. Она была тем, что индусы называют «женщина, дробящая орехи» — сила ее запирающих Йони мышц была изумительна. Я потерял разум. Все, что она исторгала — шепот, неясные звуки, все это приводило меня в экстаз. Я чувствовал экстаз в каждой клетке…

— Ерунда все это, — прервал его Городецкий, — Любася запирает свою Йони, а по-русски…

— Да-да! — предостерегла его от употребления неприличного слова студентка Люба.

— Не хуже, чем индусские телки, — завершил фразу Городецкий, усмехнулся, и продолжил. — Ощущения — не передать словами. Ну, почти как руку жмешь при встрече старого друга, двумя своими ладонями. Убедишься в этом сам, когда Лариска и этот хлыщ отсюда уберутся. Правда, Любася? В ответ на заявление Городецкого Люба, совершенно не стесняясь, призналась, что она без всяких камасутр с четырнадцати лет ежедневно тренирует мышцы влагалища по старинной методике, которую ей завещала ее бабка. И эти упражнения, по ее словам, не только полезны для здоровья, но еще и очень приятны. И тогда Павлов решил выбраться из своего укрытия. Он зашел в беседку и выразил Игорю Станиславовичу свое искреннее восхищение по поводу его загородного дома и английского газона, поблагодарил за баню и угощение и выразил надежду на то, что, будучи в Москве, тот непременно заглянет к нему в гости. После этих слов он передал ему, а затем его другу Городецкому визитные карточки, в которых он значился членом Союза журналистов СССР и спецкором газеты «Известия». Городецкий, прочитав его визитку, сильно напрягся, покраснел и пробурчал: «Вы уж, нас провинциалов, того, не обессудьте…» Игорь Станиславович помог Павлову найти его часы, проводил до самой машины и пожелал ему счастливого пути. На прощание Лариса Николаевна попросила своего мужа «не увлекаться» и напомнила ему о том, что завтра у него прием пациентов. Ее супруг за словом в карман не полез и пожелал ей того же самого.

— Сложные у вас отношения — заметил Павлов, когда они немного отъехали.

— Не то слово! — вздохнула Лариса Николаевна и рассказала о том, что же все-таки произошло во время их стажировки в Индии. Вначале, по ее словам, все было хорошо. Они увлеченно работали, совершенствовали разговорный английский, приобщались к древней индийской культуре и образу жизни. Индусам очень нравилось, когда они отмечали вместе с ними их светские и религиозные праздники. И однажды они допраздновались. Игорь Станиславович влюбился в медсестру, которая состояла в штате хирургического отделения.

Девушка эта — не совсем обычная. Еще в раннем детстве ее бедные родители отдали ее в храм, посвященный богине Йелламме, и она стала девадаси — храмовой проституткой. Хотя храмовая проституция в Индии официально запрещена, общее количество «божьих рабынь» из года в год не убывает. Большинство из них живут прямо в храмах, однако есть и такие, которых берут на содержание состоятельные люди и некоторые организации. После того, как Игорь Станиславович стал встречаться с этой девушкой, он потерял к Ларисе Николаевне, как к женщине, всякий интерес, и даже после возвращения в СССР их отношения не улучшились, а стали еще более напряженными, и, наконец, дело подошло к разводу.

— Какие твои годы. Еще успеешь десять раз выйти замуж и развестись — попытался успокоить ее Павлов.

— Как ты не понимаешь? — всхлипнула Лариса Николаевна, — в 26 лет выходить замуж за принца уже поздно, а за кого попало еще рано…

— Тогда выходи замуж за меня! — предложил Павлов, млея на грани между потерей сознания и полным бесповоротным сумасшествием.

— Ты это серьезно? — не поверила она и остановила машину. Щётки стеклоочистителя отсчитывали промежутки времени, как метроном, и все было, как в тумане. Касанье губ и холодок по коже.

Бессвязный шепот: «Боже мой! Что я делаю?» В страсти запрокинутое лицо, скомканное кружево лифчика и коричневые выступы сосков. Когда, нацеловавшись до изнеможения, они продолжили путь по пустынному ночному шоссе, Лариса Николаевна, погрустнев, сказала:

— Ничего, Димочка, у нас не получится. Я не могу оставить бабушку, которая заменила мне родителей, а ты не можешь оставить своего отца.

— Тогда поехали ко мне в гостиницу. Что тебе одной в своей квартире куковать — предложил он, страдая от спермотоксикоза.

— А мы куда едем? — рассмеялась она и поинтересовалась, есть ли у него презервативы.

Проснувшись утром в половине восьмого, Павлов вначале страшно перепугался, так как не обнаружил Ларису Николаевну в постели рядом с собой, но потом, услышав доносившийся из ванной шум воды и негромкое пение, успокоился. Он осторожно на цыпочках подошел к неплотно прикрытой двери ванной комнаты, потянул дверь на себя и заглянул внутрь. Она лежала в ванной среди взбитых клочьев пены, сложив руки на своей прекрасной груди, нежилась и пела, да так красиво, что у него на глаза невольно навернулись слезы. Это была песня из кинофильма «Три тополя на Плющихе»: