Альфред Ван Вогт - Бесконечная битва. Планеты на продажу. Человек с тысячью имен. Рассказы

Стоя перед Обданом, Стивен бросил взгляд украдкой в сторону ограды. Быстрый взгляд, чтобы посмотреть, направлено ли на него оружие. И в тот же миг сердце его сжалось: четыре охранника внимательно наблюдали за ними с оружием наготове.

«Вот уж точно, — подумал он, — я обречен…»

Все свалилось на него как снег на голову. На второе утро его схватили военные и доставили его в лабораторию обратной связи для опроса, как они это назвали.

Его заставили силой подчиниться. И это ему не понравилось. Он был Стивеном, который не имел способности подавлять свою враждебность. Поэтому он посчитал, что приобрел нового врага в лице военных.

Стивену казалось очевидным, что сотрудники биолаборатории не понимают, чем занимаются. Экспериментаторы заболевали, и никто не замечал этого. У них развязывались языки, и они без конца болтали что-то неразборчиво… и никто не связывал эту их реакцию с работой, которую они осуществляли.

Стивен едва мог расслышать не знакомого ему ранее человека по фамилии Бронсон, который проводил допрос Стивена. Голос Бронсона перешел в шепот, и время от времени, когда совсем ничего невозможно было разобрать, он беспомощно махал рукой и бормотал:

— Я — как они. Это ничего, не стоит обращать внимания.

Бронсон хотел от Стивена получить полный отчет о том, что он педантично назвал, «ваше изложение событий, случившихся здесь и на Миттенде».

— Давайте поверим на минуту, — начал Стивен голосом, который старался сохранять ровным и дружелюбным, — что мое изложение случившегося на Миттенде соответствует действительности.

Блестящие карие глаза Бронсона сузились.

— Я вовсе не должен, — начал он, — давать (что-то). Возможно, он хотел произнести слово «оценку», но к сожалению его голос начал затихать, став неразборчивым в конце фразы.

Стивен не отставал.

— Если существует такое явление, как превращение существ из одних в другие, то почему джи-инт не принял облик одного из доисторических земных чудовищ или вообще какого-нибудь инопланетного монстра, которые, я уверен, водятся на одной из 98 тысяч планет, что находятся под властью Матери? В таком облике, облике динозавра, он мог бы покончить со мной одним простым ударом хвоста.

Но принес ли Стивену пользу этот вполне здравый вопрос, он так и не узнал. Когда скептику излагают в точности то сомнение, которое он с трудом пытается подавить в себе и не высказать вслух, и тем более когда это делает человек, который вплоть до этого момента считается отъявленным лгуном (такой точки зрения придерживался Бронсон касательно всего рассказа Стивена), то он в следующий миг приходит в замешательство и высказывает правду.

— Сомнительно, — начал Бронсон, — чтобы что-то, кроме латентной памяти, осталось в клетках мозга человека от тех доисторических морских или обитавших на суше чудовищ, из которых он произошел. Поэтому такая программа — то есть ее отпечаток в мозгу — не может быть воспроизведена. Но, по-видимому, можно достичь способности воспроизвести крокодила в результате взаимодействия двух Кирлианских полей. — Бронсон пожал плечами. — Не вижу причин, почему это невозможно и в отношении инопланетного существа.

Это был честный ответ. И был он вызван случайно оказавшимся удачным психологическим ходом Стивена. Бронсон полупрошептал эти слова, полупробормотал, полувыдохнул, полупрошипел, но все же их можно было разобрать. И в глазах Стивена он заработал первое очко. И тут Стивен с запозданием вспомнил, как кто-то некогда уверял его, что для того, чтобы лечить людей, самому психиатру не обязательно быть в здравом уме — ему достаточно просто знать свое дело и придерживаться верной техники, и тогда он, к примеру, сможет спасти брак какой-нибудь пары, тогда как его собственный полетел к коту под хвост. Аналогичным образом Бронсон мог пользоваться сложной системой электроэнцефалографа, манипулировать Кирлианскими полями, применять стимуляторы, механически осуществляя просто безупречный допрос.

К сожалению, это первое благосклонное впечатление Стивена относительно тех, кого он считал своими врагами, немного запоздало. К тому же в соседней комнате эксперт занимался утгеровской версией Марка Брема и записывал его показания.

Стивен не знал того, что сообщил Марк экспертам (во что они с трудом поверили): что он, Марк, пробыл на Миттенде всего пять дней. Для самого Стивена этот срок вылился в два месяца и одиннадцать дней.

Что составляло довольно много минут и секунд.

На третье утро после допроса у входа в огромную столовую лаборатории Стивена арестовали и доставили в военную тюрьму.

На суде, который состоялся только через два дня (судьями были пять генералов), его обвинили в том, что он никогда лично не бывал на Миттенде. В своей вступительной речи прокурор сказал:

— Мы хотим обратить внимание суда на то, что из-за влияния его отца представляется невозможным военному ведомству перевоспитать этого испорченного повесу. Общеизвестно, — продолжил прокурор, — что сверхбогатые и сверхвлиятельные люди часто тратят деньги на то, чтобы найти похожих на себя, после чего пользуются их услугами для всякого рода незаконной деятельности.

Очевидно, двойнику Стивена было предложено достаточно денег для того, чтобы он улетел на Миттенд. Прибыв туда, он не принял обычных мер предосторожности (вероятно, потому что был не тем, за кого выдавал себя, почему и не достаточно серьезно воспринимал это путешествие). Всем известно, что он там наделал. Он сбежал и, вероятно, его убили.

Когда к трибуне вышел Бронсон, то серьезные обвинения сменились откровенной нелепицей. Бронсон отказался представить какие-либо документы. Как сказал он, система обратной связи частично основывается на добровольном сотрудничестве. В конце он добавил:

— Я понял, что мы столкнулись с затруднением, когда Стивен сообщил, что за два дня он вернулся на Землю с Миттенда на супер-звездолете, управляемом каким-то крокодилом.

По мнению Гленкейрна, именно после этой речи Стивен утратил последний шанс на какое-либо благоприятное решение дела.

Попытка защиты получить документы, подтверждающие свидетельства Бронсона, была отвергнута. А постоянные возражения обвинения против любых свидетельств защиты или вызова свидетелей поддерживались столь настойчиво, что в конце концов Гленкейрн криво усмехнулся:

— Мне бы хотелось поблагодарить полковника, представляющего обвинение, за его глубокое понимание атмосферы, преобладающей в этом суде. Которая не сулит Стивену Мастерсу-младшему ничего хорошего.

… Нельзя сказать, чтобы эти воспоминания последовательно проносились в сознании Стивена, когда он стоял навытяжку перед сержантом Обданом. Но они не исчезли, просто затаились в глубинах его памяти.